«Донские ведомости» 1919 №286, 17/30 декабря, с.2 *
Сила духа
|
|
|
Несомненно, грозен переживаемый час, и великую ответственность несем мы за судьбы Родины. Дон, казачество, Россия, та Россия, к которой бесчисленными нитями прикреплено наше сердце, к которой всеми корнями жизни приросли мы, – все поставлено перед трагическим, роковым вопросом:
– Быть или не быть?
И в этот час, перед этим фатальным вопросом грозному испытанию подвергается наше право на достойное существование, наш гражданский дух; делается смотр всему нашему духовному багажу, кладется на весы вся наша внутренняя ценность.
Что мы предъявим Родине в час грозной опасности? Трепетное метание, стадный перепуг, жалкую растерянность от того, что сенат со своей канцелярией переезжает в менее суровый климат и идут разговоры об эвакуации института благородных девиц? Или что другое?
Есть у Тургенева одно чудесное стихотворение в прозе. Великий писатель был потрясен и душевно выпрямлен случайным зрелищем: как малая птаха степная защищала свое гнездо от собаки. Крошечное крылатое существо со всеми своими животами в один миг могло исчезнуть в разинутой пасти огромного пса. Но ни на одно мгновение оно не задумалось, не заколебалось перед опасностью и бросилось вперед на страшного врага со всею силой своего птичьего воодушевления. И один этот боевой вид, эта готовность самопожертвования заставили податься назад озадаченное чудище с высунутым языком… «Мы еще поборемся», – так выразил писатель свое чувство при виде этого яркого и трогательного проявления силы духа в крошечной птичке.
Хорошо бы иной раз перепуганным сынам отечества, переметчикам, летчикам, шкурникам и дезертирам всех степеней и всякого ранга позаимствоваться мужеством и сознанием долга перед родным краем хотя бы у самого обыкновенного воробья, защищающего родное гнездо, родную застреху, родную свою воробьиную краину. С уверенностью можно было бы сказать, что при наличности хотя бы воробьиной готовности постоять за свое родное, дорогое, за тот угол земли, который дал нам жизнь, взрастил, вспоил, вскормил нас, за то, что мы зовем Родиной, – мы были бы несокрушимы в борьбе с босыми, раздетыми, голодными, забитыми страхом и безмерной усталостью полчищами тов. Троцкого. В истории бывали ведь не один раз моменты борьбы в условиях разительного численного неравенства. Горсть одушевленных любовью к родине древних греков разгромила же миллионную армию персидского деспота. И не опрокинули ли разрозненные, нищие голландцы, ставшие за свободу своей угнетенной родины, огромную рать испанского короля, во владениях которого не заходило солнце? И не патриотическое ли воодушевление наших далеких предков решило участь Мамаевых полчищ на поле Куликовом?
Все это старо, может быть, и слишком известно, чтобы сохранить свежесть убедительности и силу назидательности. Но и заячья психология малодушных и шкурников тоже не блещет новизной: ее непрактичность, ее бесполезность самоочевидна. Простой здравый смысл, простой житейский здоровый расчет указывает, что испуг и паника никогда дела не поправляли, никогда жизни не творили, – гибель и рабья жизнь всегда были уделом трусов и паникеров.
В ответственный и грозный момент да не будет посрамлено нами, нашим поколением, славное историческое имя Дона Тихого. Не раз подставлял он свою грудь под удары за спасение единой святыни нашей – России, великой общей Родины нашей. И
…в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь[1].
Воскреснет, окрепнет, вознесется к светлой, здоровой жизни она и теперь, преодолев все ниспосланные ей испытания. И в широком потоке самоотверженных усилий, ее воздвигающих, да займет подобающее место и наше честное, готовное выполнение патриотического долга в переживаемый момент[2].
–––––––––––