«Осадная Запись»

Тетрадь Третья

13-го июля. Понедельник. Нехорошего числа и в тяжелый день начата эта (третья) тетрадь. Не нравится мне и черная обложка. Не нравится и то, что как раз когда начинал я писание, пришло известие о получении бабушкой Софьей Петровной повестки о выезде в пятидневный срок. Есть, правда, всякие надежды отбоярится — одной ей ехать невозможно, конечно.

Успехи сегодня такие: два дополнительных иждивенческих пропуска в СП-столовую и уже съеден первый сбор — 720 гр. прекрасной рисовой каши за 80 гр. талонного выреза. Это исключительно льготные условия, проблема крупяных решена тем самым на половину. Туда же удалось устроить Марианну, но с вырезкой. Проделана половина процедуры по перерегистрации паспортов. Вторая половина — завтра с 8 ч. утра. Сегодня была хорошая хлебная и молочная подпитка. Произошло знакомство с «пер де фамий» наших новых жильцов — впечатление весьма приятное. Кажется, продан мамин севрский приборчик за 600 р. Я рад. Все эти вещи, ненужные для прямого быта, могут вдруг уйти (остаться сзади) нереализованными совсем, или погибнуть, или стать безразличными свидетелями печальной участи их владельцев. Пусть уж идут за дешевку!

14-го июля. День прошел в адской беготне, но питание хорошее и посему все в полбеды. Продал книг на 148 p. «Busch in folio — 50р., Webster Colleg. Diet. 1907 г. — 75 p. и по 100 p., 6 маленьких Meisterwerke von... (20% в пользу магазина). Завтра продолжим. Молниеносно (за 55 минут, когда люди околачиваются часами) получил прикрепление на усиленное питание в Академстоловую с завтрашнего дня, посмотрим, что за усиление. Говорят, более карточки. С дополнением писобеда это уже много лучше. Сегодня первый раз были извлечены из ДП 1 писсуп и три каши (одна из них пискаша) и съедена дома, причем писсуп пошел на укрепление домашнего зеленого (прополочного) и вышло прекрасно. Каши ихние огромные (340—360 гр.) и рис, манная, то есть то, чего никогда в

125

магазинах не получаем. Оттуда же извлечено 300 гр. чудесной кетовой икры.

Марианна дала кровь второй раз и уже перехватила донорский паек, блаженствует, разговор только об этом. Благодаря академия, усилен, питу я буду отлучен от дому с 10 ч. утра до 5 ч. вечера каждый день. Получен перерегистрированный паспорт. Вечером поздно угощался московским печеньем.

15-го июля. Первый день усиленного, лечебного питания. Для назидания потомству сообщаю меню: утро — 200 гр. белого хлеба, 15 гр. сливочного масла, 10 гр. красной икры, 24 гр . шоколада, пшенная каша с маслом (каши гр. 200 с лишним), чай. Обед: хорошая тарелка зеленых щей, приправленных мукой, немного мясных консервов с лапшей, стакан «шоколадного напитка», хлебушка, конечно, 150 гр. Ужин: винегрет, в основе которого картошка (!) и даже попадались в нем парцелярные фрагменты яйца, порция приличная, соус отличный, маслянистый и острый. К сему — чай, хлеб (150 гр.) и масла сливочного 10 гр. Это, конечно, больше, чем можно выбрать по карточке, даже рабочей. А для служащих, не говоря о несчастных иждивенцах, просто лафа. Если прибавить к этому прелестный бутербродик с маслом и красной икрой, который я съел дома утром, да тарелку писательской каши вечером, с двумя огромными бутербродами с икрой, да чай с молоком — то понятным сделается, что был сегодня действительно день Большой Пищи, т.е. радости и радужного мироощущения.

Сегодня провалилась очередная загонка книг, так как рыжебородый внезапно заболел. Мы очутились с 10—15 рублями в доме, да вдруг внезапный поворот колеса судьбы и во мгновение ока делаемся мы обладателями 800 руб. за розовенький «Севр» и 1 кг хлеба.

День вокруг столовой прошел быстро, интересно. Вчитывался в Татищева и в ПСРЛ, первый раз в жизни и это очень важно. Скорей бы начать писать! После обеда направился в Эрмитаж и в ЛДУ. В последнем, обманувшись в надеждах на соевое молочко и желе, переждал грозу.

Открылись гостиные: Красная, Золотая, Грушевая, Мавританская. С тихой грустью бродил я по великолепным этим комнатам, среди огромных ясных зеркал, помпезной мебели. Вспоминалось — богатая, гулящая толпа прежних ученых завсегдатаев, пылающие камины, весь «хигх лифе»* когда то чванного, роскошного ЛДУ. Сейчас я был совсем один, лишь старенькая дистрофическая уборщица серой куклой приткнулась на одном из диванов. Она сказала, когда стали мы с ней вспоминать сие прошлое: «Подумайте только, в каком притеснении мы живем: для своей души ничего не можем покушать!». В этих словах — глубокая правда: да, именно, для души. Эта правда открывается только глазам, глядевшим в лицо голодной смерти. Только в голоде человечество видит истину. Наевшись, ее забывает. Потом вздремнул я часок на

диване в Мавританской комнате. Перед окном

__________

* Англ. high life — светская жизнь.

126

возвышался закамуфлированный мостик огромного ледокола. Когда вахтенный снял бесформенный дождевик, я понял, что разгулялось.

В Красной Гостиной, погрузившись в глубокое кресло, сидел худой человек в очках. Это консультант по «огородному и комнатному овощеводству». С ним плодотворно побеседовал я о наших капустах и луках.

В Академии встретил я остов Люсика, обтянутый черновато-желтоватой кожей, опирающийся на палку... Люсик лежал 6 месяцев. Встал только потому, что его не схватил понос. А в палате на 10 человек, где он лежал два месяца, три раза сменился весь состав, именно из-за поноса. А он выжил. В начале июля поступил сторожем на огород где-то за городом. Приехал эвакуироваться, должен уезжать послезавтра. Что-то напутал с карточкой и вот несколько дней его единственное питание 200—300 ф. зелени, которые он покупает на рынке и варит. Это все. Осталось выжить два дня. Выживет ли — неизвестно. (Уже вечером я услышал, что на Ладоге затор и что сегодня кое-кого возвращали с вокзалов). А там, в томской деревне его ждут мать и сестра. У них все есть. Вот, протянуть бы до отъезда: осталось всего два дня. Он был совершенно спокоен, говорил как всегда тихо, с разумной медлительностью. Я ничего не сделал для него, не предложил никакой помощи. А что мог я сделать? Отдать ему обеденный свой хлеб? Отдать обед? Последнее просто невыполнимо технически. Кусок хлеба в такой дистрофии что значит? Ровно ничего. Глюкоза в кровь сотнями кубиков, жиры, вино — вот что могло бы укрепить в таком состоянии. (Это что, рассуждения, призванные заглушить совесть недавнего дистрофика, едва-едва добившегося квази-сытости? Вылизывающего все еще корочкой тарелки до блеска? Все еще ощущающего на худой, безобразной своей шее след тихого сжимания Костлявой руки?...) Люсик рассказал также, что умерла и Верочка, Колина жена. Умерла, успев доехать до Новоросибирска.

Завтра есть надежда получить в Академии табак; вчера кончились 100 ф., полученные там же... Сын М.О. получил сегодня белый билет. Он эпилептик, но очень, очень славный.

Галя и Машутка сыты были в обед моим хорошим писсупом и двумя моими пискашами. Это неслыханное писательское везение почти укрепило быт наш. До полной стабильности осталось не так уж много. В случае удачи с Галиным донорством это немногое было бы покрыто.

16 и 17 июля. Очень похожие дни — и погодой, дождливой, серой, прохладной, и режимом. Галя регулярно приносит писобеды, я питаюсь «усиленно» и тружусь в ИВАН-е с большой пользой. Крепко подпитываюсь зеленью, пискашей, хлебцем и соевым молочком — это дома. Блаженствую в сытости, которая все же не прогоняет мечты о еде — характерно, что появилось сфемление к другим вещам — жирному мясу, сладкотестовым всяким комбинациям и прочим «изыскам». С момента возникновения пискашного приноса наш режим перешел в новую стадию важнейшего професса: впервые с начала голодовки мы живем без спекулятивного прикупа и приварка. Капитальное значение этого факта — очевидно. Если бы сейчас были деньги, то можно было бы начать создавать зимний энзе крупяно-жировой. Но денег нет. Очень плохи перспективы с зарплатой.

127

Очень плохо подвигается писание заказных статей. Вся надежда на то, что опять подвернется какая-нибудь хорошая продажа.

Вчера в сводке было Миллерово и Богучар. Сегодня зато — под Воронежем наши контр-удары.

Сегодня в усилен, пите давали опять икру; я сосчитал и было ее в порции ровно 65 зерен. Уверен, что это первый случай в истории человеческой еды потребления икры по счету зерен. До нельзя обострился кризис со спичками. Их не выдавали более месяца вообще (до того дали по одному коробку). На улицах беспрестанное прикуривание друг у друга. Характерна фигура идущего курильщика с незажженной папиросой во рту. Лишь очень немногие приспособились высекать. Я кремней набрал, но нет кресала... В домах ходьба из этажа в этаж и перенос огня от очагу к очагу. Табак опять отсрочили, а имеющийся жутко подошел к концу.

18, 19 и 20 июля. 18-го утром продано на 150 р. книг, среди них Васиных на 20 р. Получено 2 коробки спичек. Начало меня познабливать с утра же, к вечеру озноб гигантский, температура 40.3. Острое желудочное, Вероятно магазинная соя и чрезмерное количество зелени. Под утро 19-го, после колитного пребывания в уборной, по дороге к постели свалился, потеряв сознание по-настоящему. Весь день держалось под 40, а сегодня уже температура нормальная. Такая быстрая поправка, вероятно, результат совместного действия сульфидина, клизмы, английской соли и грелки. Питание Галя берет на дом.

Вчера был опять близкий и резкий обстрел. Сегодня в сводке Ворошиловград. Второй день опять отличная погода. Гудят самолеты, ухают зенитки и пушки непрестанно.

Сутки мощного жара меня изрядно истощили. Но могло бы быть гораздо, гораздо хуже и дольше. Я уже боялся какой-либо катастрофы. Ибо в нашей жизни длительная болезнь катастрофична.

21-ое июля. С утра, презрев слабость великую, уже заготовлял дрова для большой стирки, ходил за хлебом. Эта стирка — капитальная вещь: очищаются груды белья, копившиеся с начала осадных зимних трудностей. Дистрофическая прачка потребовала 100 р. и питание, пока стирает.

Затем поехал я на усиленное питание — не пропадать же талонам, а Гале два раза в день ездить на Остров и раз в Домпис — при стирке -невозможно. В Академии сразу встрял в дела, попав на глаза начальству -вывез десять ящиков. Потом домой, потом усилпит. Это уже третий день не ем хлеба вовсе — нет худа без добра, таким образом с легкостью разрешилась проблема кормления прачки. Живот бодрится. В промежутке получаю за рецензию на «Иран» 88 руб.

Весь день и особенно вечером сильная пальба. Все полно слухов о взятии Лигово, Урицка, даже Петергофа. Вечером неожиданное прибытие хлебца и кусочка московской колбасы. Когда стемнело, комнаты озарялись огромными вспышками.

22-е июля. Больше дождя, чем вёдра. Много пальбы. Первый день съел всю пайку черным хлебом. Ничего, кажется все обошлось благополучно. Стирка продолжается и сегодня весь день, пожрав остатки тех

128

мебельных дров, которые были куплены за 250 р., когда я был еще в военном виде.

С огромным наслаждением разбирал библиотеку покойного академика Коковцева, отобрал несколько классических книг. Кончил роман Яна «Чингисхан» и отказался по телефону писать рецензию, ибо роман очень плох, развесисто-клюквен, бледен, просто дрянь, несмотря на премию.

Денег по прежнему нет, даже хуже, ибо имевшиеся 250 р. отданы на создание НЗ; долгов 1545 р., а завтра нужно в Академии получить табачку (100 гр. — 24 руб.). Теперь нужно всей семьей вымыться — давненько не мылись. 50 гр. объявлены также в ЛДУ, выдача от 25-го до 30-го.

Сегодня призрак довольно таки фантастической поездки в Новую Ладогу. Это было бы неплохо, конечно, но ведь она мне уже раз улыбнулась! И я в нее не верю. Но главное — как добыть сейчас денег? «Татары» не пишутся. К ночи живот опять хуже. Сегодня в редакции «Звезды» застопорены прекрасные статьи-панегирики какого-то известного доки-фельетониста о Рузвельте и Чемберлене.

23-е июля. Галя ушла в 11 ч. на донорство и вернулась в девятом. Требования на кровь в связи с событиями последних дней — огромные. Сразу в доме невиданное изобилие хлеба. После завтра предстоит и паек. Свершилось великое событие, почва под нашими ногами небывало окрепла. Получила она и 126 руб. деньгами (за 120 кубиков крови). А как раз послезавтра не было бы чем платить за усилпит. С 1-го августа будет ей и карточка первой категории. Теперь, кажется, и нам удастся выйти из числа бьющихся об лед. Бедная, бедная мамочка! Как не много ты не дотянула до этого улучшения, в которое так верила, так надеялась и которое заслужила как никто! Кто как ни ты достоин был вкусить немного простой радости нашей жизни после огромных лишений зимы и героической твоей борьбы с ними!

Я также вернулся с добычей: 200 (а не 100, как думал) гр. табаку и полкило несъеденного мною сегодня хлеба. Оберегаю живот. Он на грани нового ляпсуса. Ем нещадно салол. Опять отобрал несколько чудесных книжек. Под Ленинградом идут крупные бои. Весь день опять пальба. Неутешительно пока на юге. Сегодня Новочеркасск и Цимлянская.

Долго беседовал со стариком Эрнестом. Он героически работает, пишет третью книгу, учит молодых. Полон веры в счастливый исход. Болен — еле таскает ноги, но неутомимо работает членом какой-то госкомиссии специальной по оценке художественных вещей, целыми днями бродит по разным антиквариатам. А уж хил — и уж до войны то-чуть ни каждый день умирал от сердца — а сейчас сам нечистоты выносит в речку, и воду таскает, и пешком с Голодая в город плетется. Правда, и заботятся о нем хорошо, а управхозша травит. Эх, не умеет он отбиться!

24-ое июля. Шквалистые дожди, между ними даже солнце. Сегодня не вылетели два последних в Ленинграде академика — Крачковский и Ухтомский. Первый дал мне блестящий отзыв-ходатайство о выдаче спец пайка. А Фомин, оказывается, тоже улетает. Так начался великий этот мой поход на спецпаек с очень малым шансом на успех. Завтра иду в Обком. Получено 1,5 литра керосина. Живот, кажется, прошел. Буду завтра

129

же писать статью о нефти для «Смены». Сейчас идем с бабушкой на именины к именитой соседке.

25-ое июля. Из именин ничего не вышло: соседка больна. День прошел в мучительной беготне с устройством ус. пит — в Обком, ДУ, Союзпис. Нигде ничего не вышло, только в ЛДУ дали 3 пачки папирос за 8 руб.

В Союзписе, кажется, зашаталась безвырезка... Душит безденежье. Ни откуда ни рубля. Зарплата не двигается никак... Писать — не пишется. Завтра опять потащим книги, ибо не на что даже выкупить донорский паек. У Маши совершенно разваливаются последние ботиночки. В столовой АН встретил человека, который отказался дать прикурить: «Нужно иметь свои спички». Неслыханно! Получено в презент пол литра керосина, итого в запасе 2 литра. Живот, кажется, поправился. Какой тяжкий переплет с деньгами. Еще за квартиру надо около 100 руб.! Настроение мерзкое, просто угнетенное...

Сегодня вытащили с огорода штук 15 действительно грандиозных и высоковкусных редисок — а мне еще нельзя. Крачковский улетел. Сделаем попытку загнать «Сакс»!

26-ое июля. Снова день беготни, ознаменованный как будто бы только загонкой книг еще на 168 руб. Попытки поймать Обком были бесплодны

27-ое июля. День огромной беготни. Попытки продлить усилпит пока не увенчались успехом. Зато мощное продвижение в Обком-е — в обмен на активность. Я: «О, вы получите ее сколько угодно, только дайте паек». Там же требование на инструктора — I кат., безвырезной обед. Заложена! мощная дровяная комбинация на начало августа. Совершенно упоительный ужин и много хлеба с маслом, с сахаром. Эти дни совсем нет пальбы.

28-ое июля. Последний день усилпит'а. Как-то дальше, с непривычки?! Попробую возобновить с начала августа. С И ч. утра и до 3 ч. дня ушло время на перепечатку и заверку письма в Обком! Там предстоит расчистка огромного списка, как прелюдия ходатайства о спецпайке. Гале решено не служить, м.б. в порядке помощи по расчистке будет ходить в Обком часа на 2—3 в день. Так пропускается исключительно выгодная служба (оклад 650), но уход ее на весь день подорвет домашний — он же ведь оргпитательный — режим наш. А организация и правильное освоение наших пит. возможностей имеет огромное значение. Сегодня, особенно во второй половине дня, опять канонада.

Получил изюм, сгущенного молока баночку. Все говорят: мощно увеличен подвоз продуктов. Ни «Осада городов», ни «Почему немцы и т.д.» не двинуты — ни на строчку. Дурак в бате отправил мои письма обратно. Вот обида! Для союзписа надо, однако, что-нибудь обязательно писать. Но сейчас камни ворочать и то легче, чем писать! Оказывается, и Андреяк и Борис были на спецпайке. Вообще этот список полностью «отражает». Последние несколько дней у меня сильно отекает лицо с утра и даже иногда отек держится весь день. В газете Ростов и Новочеркасск.

29-ое июля. Весь день льет дождь. С утра опять достал направление на комиссию по усилпит'у. Она завтра. Досталось направление через Райздрав, ибо василеортровская поликлиника на этот раз уперлась и все отсылает меня по месту жительства. Райздрав накричал на поликлинику

130

по телефону. Однако комиссия очень может и отказать. Теперь, когда усилпита нет, сделалось ясно, что он много значил.

Затем в БАН-е начал наконец пламенную статью для «Смены», съев предварительно 2 гороховых каши, для фосфору. В 4 ч. ел в ДУ зеленый суп и выпил два стакана какого-то кофе, крепкого. Две гречкаши взял домой и 2 литрика чудесного соевого молочка выдали там же. Почти литр его выпил дома, пройдет ли благополучно? Побывал и в Обкоме, куда устроили мы нашу управдельшу. Галя будет ходить туда расчищать список. Сегодня уже расчистили его порядочно: театры, ЛГУ, Эрмитаж.

Жидкости поглощено сегодня много, наверное завтра рожа распухнет особенно. Питаемся хорошо, но мотня съедает то, что я съедаю. Если бы с этим питанием покой и регулярность! Вот если будет спецпаек, они наступят. Теперь этот спецпаек — очередная кыбла мечтаний. В газете — Батайск, видно метят на Тихорецкую.

30-ое июля. Сегодня день ознаменовался следующим: в поликлинике блестяще провалился мой усилпит. Др. Иерусалимчик — глава комиссии — уперлась и ни в какую. Вот недели через две, может быть. Не директива ли это разъяренной вчерашней главврачихи? Значит надо пробовать по месту жительства. В Домписе получено разрешение на 100 гр. табаку — реализация завтра. Это здорово! По дороге опять подкреплялся в ЛДУ черным кофе.

Получены карточки и Галина донорская рабочая в том числе. Так крепнет наша питбаза. Ах, если бы спецпаек! Расчистка сегодня — союзы композиторов и писателей.

Бабушка присоединилась к новому, всего лишь с неделю появившемуся явлению: продавая всякую домашнюю бытовещь сидя просто на улице и разложив товары перед собой. Наторговала на 600 руб. Завтра продолжение и мы подкинем ей каких-нибудь и наших штучек. Вот новый источник дохода неожиданный. Васиных пластинок продал на 50 р. (6 штук). Был в баньке на Казачьем переулке. Пусто и чисто, дивно помылся.

В газете Клетская, что между Миллерово и Сталинградом. Анатолий по-видимому, вылетает сегодня.

31-ое июля. Из писателей получено 100 гр. табаку. Это очень хорошо. Бабушка опять отличилась — расторговала на 737 руб., из них наших вещиц — на 250 р., да книжек французских кто-то пришел и купил на 35 р. 7 штук. Если продолжить это, сможем начать выплачивать долги!

Анатолий совершил вынужденную посадку и вернулся. Стоят последние дни просто собачьи холода — 9—10. Статейка для «Смены» подходит к концу. В СП забит колышек на «Крестоносцев». Возникла идея напечатать «Навои» и очерки.*

1-ое августа. До начала первого писал и, наконец, дописал статейку для «Смены». Страшный пресс безденежья водит моим пером. Затем полетел в АН, где обещание каких-то продуктиков (сыр?), остатков от

__________

* Имеются в виду статья «Алишер Навои в рассказах современников» и «Очерки из жизни Гератского общества...», опубликованные после войны.

131

подарков на понедельник... Затем Радио-дом с безрезультатной (назначивший человек сам ушел куда-то?) попыткой сговориться о крестоносцах для них. Затем Обком, где мощно продолжена расчистка по телефону. Оказывается, за июль спецпаек почему-то не выдавался. Интересно. Затем в ДУ, где обед из борща и двух гречневых каш (почти сытно). Вторая по блату, ибо сегодня почему-то отпуск каш на один пропуск ограничен. Вот до чего я воскрес все же: утром еда в 8 ч., затем до 4-х работа и мотня, и перерыв этот претерпел почти без мучений. А концы почти все пешком и довольно быстрым ходом!

Затем «Смена», где статейка прочитана, принята и немедленно дан заказ на предложенных крестоносцев. За нефтяную статейку обещают в середине недели по напечатании рублей 120—150. Неплохо.

Дома неприятное послание о явке на трудработу по личному выбору толстого Федосеева — но идти, конечно, уже поздно — и, наконец, дивный хлебный пир, да густейший гороховый суп анатольевского дара, да остатки рисовой каши от писателей, да чай с молочком и с изюмом. Блаженство... Поездка за город на завтра отложена, так как там очень грязно. Утром было так холодно, что пришлось надеть пальто. Сегодня, увы, не было торговли — бабушка вчера, видимо, немного простудилась. Отложена, но будто бы вовсе не потеряна, дровяная комбинация.

Читаю дивную свеже-отобранную книгу Хейка о крестовых походах Она и будет положена в основу статеек. Почему-то не принесли сегодня газету — первый день подписки. Пущена в оборот бирюзовая звезда на предмет создания НЗ (ничего не вышло). Странно — после несравненно плотного домашнего пирка — острое желание поесть. Говорят, что в частях получен замечательный приказ Наркома Обороны, крепко бьющий по всем нестойким, непатриотичным элементам. Совсем поздно, в полумраке, извлечена огромная доска по крыше дровяного сарая и через форточку на кухне.

2-ое августа. Воскресенье. Сегодня, наконец, тепло и солнечно. С утра пилил доску, пересадил 11 корешков лука в горшки. Получено дивное кресало, искры летят снопом, но фитиль почему-то упорно не загорается. Осталось преодолеть это последнее затруднение и высекание будет налажено.

В Радио сговор на крестоносцев. Затем из Домписа извлечено 4 мощных' рисовых каши и после обеда крепко соснул. Прямо жарко. Несколько долгих тревог с зенитной пальбой. Галя бедная торчит на дворе с противогазом в числе нескольких других молодых мамаш. Пришли газеты за два дня — в них Сальск и Кущинская. Значит, район Манычского канала. Гигант, вся житница — не в наших руках. Откуда такая стремительность? Бабушка все прихварывает. Совсем плох, кончается Юрин отец. Отдал в точку водопроводчику Ване ножовку. Вчерашняя доска бодро греет нам уже пищу. Часов с 7-и сильная артиллерийская канонада.

У Маши к вечеру оказалось 38,3. Вот теперь к 10-ти ч. настолько темнеет, что нельзя читать. Скоро придется заводить коптилки — эта мысль вселяет первый страх перед возможным ужасом второй осадной зимы, первый знак ее приближения. Усыпленные светом, теплом, легкос-

132

тью летней жизни мы живем, точно зимы не предстоит. Но она наступит и кто знает — что сулит нам?

3-е августа. Сегодня опять мрачно и холодно. С утра гремит грозная канонада. Новый напор на город? Бабушка разболелась, Машутка тоже не очень-то здорова, хотя температура уже нормальная. В общем, очень как-то на душе сегодня тревожно.

Предстоят: перерегистрация военная, продолжение трудработной истории, надо сегодня и в Обком.

9 вечера. Канонада, почти не прекращавшаяся весь день, выросла сейчас до небывалого предела. Только что бьшо 5—6 каких то совершенно устрашающих длинных, с рокотом детонаций, от которых дрожала и прыгала вся комната. Вообще же сегодня был не столько день, сколько 1001 ночь.

С утра я был уловлен в Академии, хрычем Федосеевым, который вручил мне направление в Райсовет, уже прямо на выезд, на срок неограниченный. Дистрофированный старикан Семенов совершенно неспособен меня отгрызть и предает с головой. Иду на консультацию в ИРЛИ, где заодно спешу подкрепиться прекрасным рисо-грибным супом и двумя превосходными рисокашами с маслом. Делаю еще раз попытку пробить хрыча старичком — безрезультатно. Еду в Союзпис, но ответсекретаря нет (у жены брюшняк) да и сделать, говорят, ничего не сможет. Единственный путь — писврач в поликлинике. Иду в Обком, где закрыто. Иду в поликлинику на ул. Перовской — писврач только что кончил прием и ушел. Еду в нашу поликлинику. Врач принимает, прописывает салол и капли Иноземцева, но бюллетеня не дает. Чувствую, точно качусь под кручу и одна за одной срываются все зацепки. Уже около 4-х, а в РИК ведь нужно было ехать сразу. Еду. Тут полная перемена декораций: страшно любезны, меня, оказываются ждут, зампред просил сразу привести к себе — дело идет об использовании меня в самом РИК-е («не на трассу же вас!») ввиду моей учености и заслуг. В живых красках описан обед из 3-х блюд, который мне предстоит получать на этой работе. Однако зампреда нет.

Иду в Академию, где Хрыч лицемерно осведомляется. Отметаю его. О подарочках точно неизвестно. Уже поздно. Иду в Обком. Там Андреенко велел в три дня покончить с расчисткой, после чего обещает говорить о новых зачислениях. Здорово! В ДУ получаю заодно 2 литра соемолочка, погрузив оные в карман, иду на 9-ю линию к зампреду. Он там, но опять все кверх ногами: он совершенно обо мне не слыхал, прийти к себе не просил и ничего не понимает. «А кто будет хранить, если вы уйдете?», «Таких работников мы снимаем только по согласованию с вышестоящими органами». «Зайдите завтра к Буренковой часов в 5, я с ней переговорю».

Вот у кого надо поучиться хрычу! Старый черт, и такой болван оставлен уполномоченным по Ленинградским учреждениям Академии Наук¹. Обед из 3-х блюд тает в воздухе, рассеивается, как туман, как кот в Алисиной стране чудес. Но завтра продолжение.

Дома только к 8-ми. Два хороших письма от Андрея, из которых первое возвращено нетерпеливым батовским ослом. Теперь в центре

133

внимания: продолжение и окончание повести о трудповинности, акадпо-дарочки, обкомовский спецсписок, канонада.

Да, эту жизнь нельзя упрекнуть в вялости и однообразии!

4-ое ашуста. Опять холод и дождь. Канонада. Повесть о трудповинности разбушевалась с утра: телефон к Буренковой быстро объяснил, что вся милая встреча в РИК-е была недоразумением, меня приняли за другого, и мне надлежит хлопотать, или ехать на трассу. Иду в поликлинику. Опять в моей жизни возникает чудодейственный давешний хирург. Организуется. Врачебно-контрольная комиссия, после подробного осмотра, дает мне на месяц освобождение. С этой бумажкой еду к Буренковой, которая освобождает моментально, а затем к хрычу, который хамски пытается бумажку опровергнуть («а я считаю вас посланным»), но принужден продавиться. В Академии все продолжают навертываться подарочки и — о чудо — получаю от незнакомой девушки презент — штук 10 спичек. В ДУ затем тарелка безвырезного «борща», 4 пачки «Звездочки», и заверка копии характеристики. Затем ОБКОМ и, в порядке расчистки, пед. институт Герцена, Шахматный клуб, который переехал неизвестно куда, Стоматологический институт, Русский Музей. Только вот посещая разные учреждения, видишь ясно, какой огромный, годами неисправимый ущерб нанесла городу осада. Какое опустение, разорение, развал. И надвигается вторая зима, второй тур борьбы за жизнь с неясным исходом. Паек, дрова!... Сегодня корреспонденции и статьи Тихонова в газете объясняют канонаду — наше резкое наступление с целью отвлечь немцев с юга. Совершенно утомленный лег в 8 ч. и...

5-ое аюуста. ...встал в 7 ч. утра. Нашли забытый в кружке шоколад от прошлой выдачи! Дождь, холод, ветер. Повесть о трудповинности, кажется, сейчас окончена. Сегодня зато предстоит новое: военная перерегистрация. Отправляюсь. Как обычно, вышло все иначе, начиная с погоды, которая вдруг разгулялась в жаркий, солнечный день. С утра обработал для Обком-а -Военно-механический институт, где нет уже Смирнова, который украл Васины математические книги за 100 р. В 12 ч. дивно пообедал (2 крупяно-зелено-грибных супа и 2 мощных рисовых каши с маслом). Потом направился в ИВАН. Тут сразу две пакости: 1) провалились подарочки, 2) гнусный скандал с хрычем, требующем немедленной моей отправки на трудповинность. Иду в РИК, Буренковой нет, натыкаюсь на зампреда: «Надо на трассу. Если в Академии не верят бумаге из ВКК, докажите им через прокурора». Подавленно иду к прокурору заброшенным тротуаром по Большому просп. Мимо пустующих зданий каких-то, мимо Андреевского рынка. Вдруг (бывает же не только в романах!) навстречу Буренкова! Краткое объяснение и вот уже идем обратно, и вот у нее в знаменитой 20-ой комнате пишется отповедь хрычу. Вот ее текст: «тов. Болдырев А.Н. от оборонных работ освобожден на один месяц, легких работ на трассе нет* и поэтому не может быть послан на оборонную работу. Зав. кадрами ВОРИ». Подпись, печать, 5.VIH.42 г.

__________

* Хрыч, цепляясь за слова «может быть использован на работе без тяжелой физической нагрузки», верещал что-то о сборе грибов, на который меня поставят. (Примеч. А.Н. Болдырева внизу страницы).

134

Несу к хрычу и там вдруг полный восторг и сладость: «Ну, больше ничего мне и не нужно» и т.д. Расстаемся, примирившись как будто вполне. Затем Обком, беру еще завершительную порцию на завтра. Может быть уже завтра будет пред. Обком-а на докладе у Андреенко и тогда должно настать решение великого вопроса о пайке...

Дома письма от Отки (очень хорошие, мужественные), от Димы, от Белинского (Катюша легендарно кормится в Кирове). Телеграмма от Лели — получила деньги. Дима точно говорит о возможности хорошего устройства в Пермской области в роскошном колхозе у его знакомой. Это страшно важно. Вот уже два дня, как приходится держать приварку на вечер: начало месяца безвыдачно, как известно (по 5-ое число), первая выдача — крупа, которой нам не полагается, ибо мы выбираем крупу в столовых. Хлеба мало все же.

6-ое августа. Тепло, солнце. Опять сумасшедший день. С утра поиски нейрохирургического института. Найден, но еле успеваю к обеду (12 ч.) в Институт Литературы. После двух шикарных рисовых каш и жиденького зеленого супа, поболтавшись в Академии, уже устав, иду на перерегистрацию. После часа ожидания, оказывается, что завтра. А утром являлся в ИВАН председатель, кажется, Политуправления и узнавал — кто какие языки знает. Интересно. Затем извлечено из Академии 5 пачек «Краснофлотских» (25 р.), выданы красивой кассиршей-императрицей вместо выданной вначале «Звездочки». Из ДУ два литра великолепного густого соемолочка. Это огромная поддержка. Пред. Обком-а в Академию не попал сегодня. Бабушка все болеет. Денег у нас опять почти нет, зарплата не движется, беда. Надо опять тащить книги на продажу. Вечером вдруг приносят повестки из Фрунзенского РВК — Дуне, Map. Осиповне и мне, на завтра с 7 до 8 вечера. Странная компания. Серьезную тревогу начинает внушать длительное отсутствие Марии Осиповны: она должна была приехать 3-го, а ее все нет. Не стряслось ли что-нибудь у них? Это было бы просто катастрофично. Хлеба решительно не хватает. Сегодня вечером живот налит зеленым супом и литром соемлека (кислого!), что заедено паштетом из килек (получена рыба — кильки и превкусный копченый лещ. Мясца бы!) в порядочном количестве, пшеничной кашкой, немного. Выдержу ли? В газете Котельниково и очень унылое вообще впечатление от сводки. Скоро ли они будут остановлены? «Смена» напечатала, но деньги будут только после 15-го. Завтра уже не будет обкомовской беготни, зато два военкомата и еще что? Два дня пушек почти не слышно. Да, юг решает все/

7-ое августа. Завершилось последнее из взбаламутивших эту неделю испытаний: в ВО РВК на перерегистрации получил отсрочку по 1-ое января 1943 г., как кандидат наук. Какое смутное предчувствие заставило меня переменить полученную уже в Академии «справку с места работы» на новую, содержащую эти слова магические? Оказывается, есть пункт закона на кандидатов.

Впрочем, завтра может грянуть еще одно испытание — дровяное. Обком-овская история — стадия предварительной беготни — тоже совсем кончена. Теперь надо ждать доклада начальству и результатов. А ведь без

135

пайка все же вряд ли удержаться здесь — такое вот складывается впечатление теперь и, боюсь, не ошибочное.

Хлеба не хватает зверски. Неверно оказалось и представление о том, что мы избавились от необходимости приварки. Этих каш явно не хватает, просто откровенно хочется есть. Оказалось также, что мы допустили крупнейший просчет, и что кашных талонов не хватает при заведенном было порядке, т.е. две каши с вырезом в Союзписе, две каши и суп для меня в Академии. Это получается в день 9 талонов, т.е. 270 в месяц (и то 31-ый день выпадает), а у наших трех карточек всего 260 талонов крупяных. Значит, 11 дней в месяц я супа не должен есть, по настоящему.. Хорошо, что я спохватился во время. С завтрашнего дня вхожу в этот новый режим. Беда, что и эту преувеличенную норму я уже успел перерасходовать на 4 талона. Мария Осиповна опять же не приехала и сегодня. Без экстра-добавок теперь трудно, привыкли мы к ним. А на приварку нужны деньги. Их нет. Нет и движения вещей. Как все это выматывает, какая тоска, унылая мотня без просвета. Нет зарплаты... Все чаще думается о выезде — хоть разом избавиться от всей этой полуголодной, унизительной муторности. Срочно пишу Диме, прошу уточнить его эва-коуказания.

8-ое августа. Отправка письма Диме дала мне возможность, наконец, увидеть почтовый ящик — мышеловку, о существовании которых я давно предполагал. Счастливый случай спас мое письмо Диме. Этот ящик висит на закругленном углу Академического дома, что на Тучковой набережной, против биржевого моста; ящик набит письмами до отказа, но не очищается никогда.

Наиболее крупные события дня: 1) в газете — взят Армавир. Это потрясающе! 2) Андреенко утвердил спецпаек, теперь осталась санкция Военного Совета. Окончательный ответ в четверг—пятницу (!Неужели?!...).

Дровяные комбинации на сегодня не вышли. Мария Осиповна сегодня не приехала. Что-то стряслось явно. Если не будет дождя, поеду завтра в Ручьи... Составил список вещей для кролика. Беда с зарплатой! Бухгалтер БАН-а, почти оформивший ее выдачу нам, срочно эвакуируется. Получил предписание уехать и Яковкин.

На обед в ДУ (два безвырезных зеленых супа и одна каша — начал экономию — всего на 3 р. 25 коп.) занял два рубля. Получили конфеты (вышло по 10 штук на нос, совершенно не сладкие, но сытные), 200 гр. сахару и 500 гр. сливочного масла.

Дома дивный зеленый суп со своего огорода целиком, на два дня, привар — небольшая чашка крупы, конфеты, масло на хлеб. На животе хорошо. В академии выдают подарки, но я обделен. Хрыч. Гнусно. Но все скрашено надеждой радостной на ответ в конце недели!

С восторгом прочел пребойкую драму Дюма-отца, кончаю «Ромео и Джульетту». Дюма-отца никогда не читал ничего. «Ромео и Дж-ту» тоже читаю впервые, это на 34-ом году жизни.

9-ое августа. День в Ручьях. День — гигантской, ни с чем не сравнимой еды, восторженного отдыха, наслаждения простором, воздухом, зеленью

136

и ароматом трав и цветов. Только так понимаешь в каком ужасе мы живем.

10-ое августа. Вчерашняя сытность, да и привезенные овощи, хлебец — существенно сказываются. За один день вчерашний я заметно потолстел, а как воспрянули силы! С утра продано рыжебородому книг на 197 р. Ушли 23 томика Золя, Никитенко, Вигель, другие разные мемуары. Договорился с ТАСС-ом об иранских корреспонденциях. Хрыч опять отказал в подарках, но весьма прельщал грядущей партией от Узбекистанского филиала. Теперь жду решения с пайком. Если провалится — военведа или эвакуации видно не миновать. Зарплату обещают в субботу. Несмотря на все мои усилия, Галя медлит, проваливает свой отъезд в Ручьи. Это прямо несчастье. Знаменитый их лозунг «Все для ребенка» здесь что-то забывается. Уговоры, просьбы, ярость — бессильны. Беда моей жизни.

В ДУ стали ежедневно давать очень приличный зеленый суп с настоящим маслом — без выреза.

Вчера в Филармонии с большой торжественностью впервые исполнялась новая 7-ая симфония Шостаковича, дирижер Элиасберг, говорят, неважный.

11-ое августа. Оформлена военброня по 31-ое декабря. К 2-м часам потащился обедать в бездарный ДУ и кончил только к половине четвертого! Проклятые мучители, так ведут они себя с начала всех бедствий, мучая всячески унижая, оскорбляя несчастных ученых, состоящих у них на иждивении. От ярости и нервного утомления вернулся голодный, злой. Пользуясь наличием М.О., сговорил опять дровяную комбинацию на субботу, 15-го. О приглашении поехать в Ручьи даже не упоминалось. Вот тебе и расчеты! Достал сегодня 7 спичек. Со спичками опять катастрофа. Много хлеба, но весь съеден.

12-ое августа. С утра дивная удача, наполнившая гордостью — пустил радио (ограничитель дал любезный управхоз). Тихо поигрывает и поква-кивает весь день, очень, очень приятно — связь с внешним миром.

В Академии мощно инвентаризировали, затем с огромным удовольствием разбирали книги и много чудных старинных изданий привез домой. Завтра надеюсь прихватить 2-ое издание «Мертвых душ» и много других еще отложено.

Теперь уже в 10 ч. темно. В газете — Черкасск и форменная гражданская война в Индии. Заправлена Галина каракулев. кофта и ложка. Запущен ее же проэкт на фабрику — боюсь, не высосало бы ее все-таки и донорство... Вечером выпил впервые после Первомайского торжества водки — огромную рюмку — колоссальное допинговое действие. Самоподарок — 10 спичек. С воскресенья стоит дивная, теплая и ясная погода.

13-го августа. Опять дивное утро. Загоняю книги по искусству и всего Кузьмина. Приступаю к чтению в трамвае Пер Гюнта. Эти трамвайные чтения дают мне возможность прочувствовать классиков, о которых представления были самые смутные... Видел человека с фамилией Иудик-Ишутин, чистый русский и малограмотный. Зав. дровяным складом, привлечен по 109 ст. УК за то, .что отпустил какой-то столовой 5 кбм дров. Продал сегодня книги Васины: Лёви «Греческая скульптура», «Мед-

137

ный всадник» и «Пиковая дама», рисунки Бенуа, французский журнал -фокинский балет, Эжюст «Ростов. Углич» — всего на 168 р. (!). «Руно», Сомова притащил обратно из-за смехотворной цены (75 и 40 соответственно). 12-го улетели Князев и Яковкин. Не подлежит сомнению, что у Клетской и Котельникова неприятель приостановлен. Эти 168 р. немедленно почти целиком ушли на уплату гнусного сметанного долга. Ожидаются керосин, дрова, зарплата и... ПАЕК! На завтра объявлена экстра выдача: всем по 200 гр. сухофруктов, рабочим и служащим по поллитра пшеничной (40) водки.

Сегодня подкрепление: дивный кочан капусты, хлебец. Обед был замечательный: густейшая капустно-своеогородно-зелено-крупяная похлебка, много, много хлеба, манной каши порядочно. Привлечено много чудных книжек: «Мертвые души» (1-ый том второго изд., 2-ой том -первого изд.), сочинения Гребенки, Казака Луганского (Даль) и др. Все сороковых годов издания. Гиргас — словарь (взамен экземпляра, вернутого обратно из-за помет хозяина). В ДУ съел зеленый супец с маслом, вневыреза, но стоил он почему-то 2 р. 70 к.

Среди привлеченных книг одна, малоинтересной оказавшаяся: «Un fils de 1'empreur Nicolas, par le prince Alexei de G. Defendu en Russie». В ней примечательнейшая фраза: «1'Angleterre est un pays de negociants qui font des meetings pour les peuples opprimes mais qui ne tireraint jamais Герее pour les liberer» (стр. 239).*

Сегодня было немного канонады. С момента нашего наступления -прекратились обстрелы. Среди дня гроза и сильный дождь, к вечеру опять ясно. Перетащил все книги с бывшего своего стола на мамин.

14-ое августа. Утром с 6 ч. 30 м. занимался усиленно хозделами. Галя получила водку (1 л.) и 600 гр. изюма, последний с плачем и криком в магазине, где ее кто-то пытался оттереть.

Затем я ринулся на поиски приехавшей сюда делегации таджиков, в которой Дехоти, привезший 50 вагонов продовольствия — подарков. В дистрофированной, мрачной Астории их не оказалось. С величайшим трудом узнал, что они в Доме Крестьянина у Смольного. Полетел туда -опоздал на несколько минут, только что уехали. Поезд завтра утром. Однако в сегодняшней газете уже есть заметка, что их 50 вагонов поступили бойцам на фронт.

Затем в Академию, где узнал подробности о вчерашнем совещании у Федотовой в Смольном. Она говорит, что в конце августа — начале сентября будут приняты меры по улучшению прод. положения доселе ничем не подкрепляемых экстра науч. работ-в (если не считать соемлека и зеленой без выреза, но с маслом похлебки в ДУ).

Боюсь, что в этом улучшении «потом», заглушится, утопнет наш пайковый демарш, с пайкой «сейчас». Как бы в подтверждении сего

__________

* «Сын императора -Николая» князя Алексея Г. Запрещена в России...: «Англия — эк страна торговцев, которые устраивают "митинги" за угнетенных народов, но никогда ы вынут шпаги, чтобы их освободить» (франц.).

138

сказали сегодня в Обком-е, что никакого ведь обещанного на четверг и пятницу (!) ответа еще нет. В Академии же фурор: прекрасный зеленый суп с картошкой и крупой давался без выреза. Я съел три тарелки. Там же получил 10 пачек «Звезды». Привлек несколько книг для продажи (Жюль Берн, Скотт и т.п.). Ведь на папиросы занял 20 р. Затем в ДУ съел еще два безвырезных супа, но молока не дождался. Жалко. Дома сюрприз — Гале вручена повестка на трудповинность, явка немедленно. Пишу сие в ожидании ее. Донорство, ребенок как будто должны спасать. В газете Минеральные воды. Индийская же смута как будто затихает. Но все же вряд ли бриттам до Второго Фронта. Вернулась Галя — ничто не принято во внимание, дано 5 дней отсрочки для помещения ребенка в очаг. Придется что-то выдумывать.

Запрещена торговля на улице. Пытался уговорить нашего участкового, симпатичного, но безрезультатно. Так глупо пресеклась бабушкина полезнейшая деятельность, могшая нас совершенно выручить из петли безденежья, которая все стягивается. Наш огород хорошо приносит зелень почти на каждый обед — но пока еще частью только ботвы — корнеплоды же (исключая морковку, которая чрезвычайно сладкая, идет целиком) и цветная капуста предстоят, если их не потаскают.

Гале могут быть: очаг, две шоколадных фабрики, охрана на складе, комендантство нашего бомбоубежища, хлебозавод.

15-ое августа. С утра получил детское масло (100 гр.) и хлеб. Галя пошла дежурить под ворота. Еду к таджикам. Сегодня как будто должны разразиться дрова.

Действительно, день вышел бурный. В дивных комнатах Смольного (у Собора, Дом Крестьянина) на скверной койке спал разжиревший, заплывший Дехоти... Но под этим жиром крылось благородство, человеческое сердце. В каждом слове его ощущалось настоящее сострадание, участие, ужас перед нашими бедствиями. Настоятельно требовал выезда, прельщал приемом в Сталинабаде. Накануне ему сказали, что я умер. Обещал устроить деньги за «Фольклор». Их там тоже поразмело изрядно — кто убит, кто без вести, в частности, брат его, Хаким Карим. Нестеренко погиб в автомобильной катастрофе под Ашхабадом, работая на военной линии в Иране. Трогательно совал при прощании банку дивных мясных консервов, банку обаятельных исфаринских абрикосов. Вот не знаешь, где найдешь Человека! Вот поселиться бы в Исфаре! Эти призывы меня глубоко'взволновали и поколебали... Буду писать Кислякову и Турсуну.

Затем пригнала М.О. машину дров от Юры, но негодяй шофер не согласился несмотря ни на что на вторую поездку. Выгрузив дрова, я пообедал дома писобедами, допхлебцем (есть и булочка, и молочко и приглашение на завтра за город).

Поехал к рыжебраду, где привлеченные книжки — два Жюль Верна, В. Скотт, еще какие-то переводики внезапно дали 87 р. 20 коп.! Оттуда в ДУ, где два безвырезных супа и две гречкаши наполнили живот прекрасной сытостью. Подсчет талонов показал, что перерасход наконец ликвидирован, и что теперь можно мне потреблять по 2 каши и 1 супу в день, а если супы будут еще безвырезные, то и суповой талон будет

139

сохранен, как сегодня, и в конце месяца можно будет подкушать несколько сверхкаш. Это здорово! Сегодня получено постное (0,5 л.) и детское сливочное (100 гр.) масла. Опущены письма Отке и А.И. Телефон Шенкману выяснил, что нашего пайкового заседания Военного Совета еще не было. Что ж, будем ждать.

Вернувшись домой, обнаружил, что пригнана еще одна машина дров!

Значит, нам достается 3 м. прекрасных, сухих балок от разобранного чьего-то домика и, выходит, даром. Часть расходов по транспорту я возьму на себя. Совершил третий сачковый рейс к кроликам, м.б. в понедельник что-нибудь выяснится.

Сейчас 9 ч. вечера. Темнеет, но предстоит еще перекидка дров в сарай. На обед вечерний был густой зеленый суп (свекольная ботва, морковка, чашка приварочной крупки) с нашего огорода и по 4 великолепных редиски, постное маслице, в которое макали хлеб. По Машиной карточке хлеб удалось сегодня не выбрать. В супе доедалось таджикское мясо. Вообще сегодня сытно, хотя и много треволнений, сытость съедающих. При этом питании, да покой бы! Пер Гюнта не понимаю. Точно ли он хорош?

16-ое августа. Воскресенье. Погода хороша. В Ручьи решил не ехать С утра ошеломляющее предложение Гале — охранником в проходнр контору склада. Обыскивать и взимать. Сумеет ли? Нет. Дрова ночуют во дворе пока благополучно. На моей грядке 4 прелестных кочанчика цветной капусты. Они привлекают всеобщее внимание и поэтому вряд ли достанутся нам. Кольраби также завязывает толстенькие плоды в виде репы, но над землей, как капуста. Kohlrabi, но не Kohlriibe все же.*

Галя вымыла одно окно, а я камин. Затем привез обед из Союзписа, где дадено немного чаю и есть слух о каких-то посылках-подарках. Но вряд ли я в списках! Завтра с утра все же поеду узнавать. В составе этого обеда прекрасные щи с маслом без выреза.

Отправлены письма Турсуну и Кисляку. В 5 ч. съедаю еще две каши в ДУ, где опять нет молока, затем домой. По дороге покупки: настольная бумага, клей, фитиль. На завтра снова объявлена сверх нормы выдача пяти яиц для детей. В газете все то же.

Совершенно необходимо осуществить неделю отпуска без сохр. содерж. в Академии для работы в совхозе на уборке овощей из расчета 10% натурального сбора. Дома прекрасный своеогородный суп, сваренный на литре соевого молочка. В случае чего — прямо в Таджикию. Новая греза -Исфара!

17-ое августа. Событие: СП получена «посылка» — 600 гр. дивного сливочного масла и 200 гр. конфет «Мозаика»! А утром, удачно маневрируя с очередями, молниеносно извлек 750 гр. такой же «Мозаики» (48 штук) и немного блатно — опять все 300 гр. по детской карточке только булкой. Достали и керосин, 5

литров, по 80 руб.

__________

*Кольраби, но не брюква... (нем.).

140

В Академии съедено два мощных картофельно-зеленых супа без выреза и на 80 гр. крупяных талонов 720 гр. (!) комбикаши из риса и шроты. Эта шрота (выжимки из соевых бобов) теперь всюду фигурирует, я ел первый раз — такая гадость, что слов нет, но сытна, подлюга. Даже немного не доел, отвращаясь. Галино дело не двигается, тревожно. Опять слышал мечтания о кошатине, как о высшем деликатесе. Она лучше псины, хотя псина тоже очень хорошо. В частности, хорош суп из собачьих кишек.

По радио сообщение о назначении В.М. Молотова Первым замом председателя СНК. Телеграмма от Б.В. из Сталинабада — о смерти матери он еще не знает.

18-ое августа. Коммюнике о переговорах Черчиля со Сталиным в Москве. Напряженно ждем событий.

С 6-ти утра возился с подготовкой сарая, бегал по Галиным делам. Вчера получено 2 литра соемлека из лавки и 1 литр из ДУ. Живот перенес все. Отправлено письмо Б.В. В Академии вчера требовали списки кандидатов и доцентов в Союз на предмет спецпайка. Прекрасный признак. Оттуда же извлечено несколько прекрасных книжек востоковедных. Сегодня к ним присоединился и замечательный новый текст «Тарихи Систан». Ждет очереди и Ценкер. Добыто штук 20 спичек. Сегодняшний день вообще показательный по мотне и утомлению. Галины дела слегка продвинулись: из поликлиники она получила направление на ВВК на 22-ое, значит еще столько дней отсрочки. За эти дни может быть что-нибудь и устроится, да и ВВК может дать освобождение — сердце и хронический радикулит.

Шатаясь по делам, я узнал, что сейчас в Ленинграде осталось 700000 жителей.

В Академии инвентаризировал (это очень утомительно, все лазаешь и передвигаешь). Там же вкусил 3 тарелки безвырезного супа (это огромное подспорье, главное — высвобождается супной талон), две с половиной чечевичной каши (500 гр.), 2 стакана кофе. Налился до отвала. Из Академии поехал к Писателям. Табаку, увы, опять нет, говорят — будет. Нет и места для Гали. Кажется, собираются меня переводить в члены Союза. Предстоит сегодня еще крольчатник и начало сарайных работ. Нервы гудут, недосып.

С огромной радостью узнал об отодвижке сарайных работ, т.к. новонаметившиеся акционеры обещали прислать плотников. Это капитально, ибо я устал сегодня предельно, во-первых, а во-вторых — можно будет вплотную перейти к совхозно-овощному предприятию, о котором мечтаю несказанно, ханаанственно! Воздух, работа без мотни, овощезапасание — 10% перспективы — какой восторг.

Бабушка, уговоривши участкового, сегодня возобновила торговлю и принесла 300 руб., из них наших 30.

Обсуждаем проэкт отдать Машуту в очаг. Там и питание отличное, и для ее капризцев хорошо это.

19-ое августа. С утра продал книг на 55 руб. — два Майн Рида, в дивных старых переводах (по 20 р.) особенно жалко. Словно предчувствовал, что понадобятся деньги — в Академии выдали 5 пачек «Красно-

141

флотских» и еще коробок спичек! Там же инвентаризировал, затем через зеленсуп в ДУ и бесплодную попытку починить вечное перо в ДЛТ -домой. Разбирая старые бумаги нашел запись двух фраз нашего военкома Мазура: 1)...«чтобы отразить любые атаки, которые будут пытаться» и 2) ... «очень плохо, что эта весна, эти женщины, что здесь ходят от 1-го до 2-го этажа, воздействуют на наших командиров, что их обезличивают».

Зарплаты все нет. Пайка нет. Гале устройства нет. Я стал очень уставав к вечеру в последние дни. Кончил Пер Гюнта. Много хорошего, но все же как-то странно и «заранее обветшало» местами. Хочется перечитывав и вникать.. Все кажется — не кроется ли что-то гигантское, оставшееся незамеченным?

Бабушка наторговала сегодня всего на 150 руб., из них наших на 50

20-ое августа. Оставлен Краснодар.

Безумная теща, несмотря на все уговоры, собралась сдавать кровь Греем с утра ванну. Галя тоже идет исследоваться. Пытался уговорив другую безумную бабу — Иру — отдать мальчика в очаг, вместе с Машуткой Вечером вполне неожиданно — предложение управхоза Гале — санинструктором дома. Это может быть лучше всего! Сегодня еще поход i Райсовет к т.Поповой.

К Поповой попасть не удалось, видно, все кончится нашим управхозом. Дивно помылся с утра в домашней ванночке — Казачьи бани ведь w работают, увы. Затем инвентаризировал в Академии и там же пище праздник: два дивных безвырезных супа с большим количеством яйца и кило рисовой каши. Давно мечтал об этой полной горой тарелке. Сказываете! талонная экономия. Получил зарплату 918 руб. за июль и первую половин) августа. Если отдать долги (без Е.Л., М.О. и бабушки), включая керосиновый, то не хватает 75 руб. Здорово.

В Союзписе попал как раз к переводу в члены Союза. Экстренна] подготовка документов, отзывов, беготня, возбуждение.

Галя промыкалась весь день на исследованиях — гемоглобину, i счастью, 75, кровь сдавать 23-го.

В 7 ч. внезапный и капитальный визит симпатичнейшего Чеботарева - из ведомства Блистательного! Несмотря на талон спецучета. Специальные поиски таких людей. Совершенно откровенный разговор. Обещал узнан и придти. Если можно обеспечить дом, то... Неужели сбывается предсказание с «притискиванием»? Все же я съедаю дом. Привар не удалось ликвидировать (кило 3 в месяц). И боюсь, боюсь, признаться, эта всепожирающей мотни, особенно зимой. Страшно взволнован. Затем безрезультатные походы — совместный к кроликам и одна Галя в поиск» работы. Привлечен Zenker, ряд иностранцевии.*

21-ое августа. Спал мало, нервы напряжены. Дома нет ни кроши ничего с утра. Нет даже супца. Готовлю документы для СП. Написан! Дехоти.

__________

* Имеется в виду словарь Ценкера и книги умершего ираниста К.А. Иностранца (1876-1941).

142

Всегда выручает что-то неожиданное: утренний чай внезапно украсился
прекрасным постным маслом (водка). К нему же штук 100 самодельных,
но вполне приличных спичек. Поинвентаризовав в Академии и, съев два
зеленых, — опять с яйцом — супа, а больше в буфете не было ничего,
покатил в Союзпис, где как будто бы вполне наладилось прохождение в
члены. Выправив все бумаги и получив 100 гр. табаку, не дожидаясь
заседания, через ДЛТ, где ничего не вышло из ремонта вечной ручки,
поехал обедать в ДУ. Там получил, наконец, соемлеко, 2 литра. Это
чудная, укрепляющая вещь — как жалко, что редко и сложно! Хороша и
ученая каша — комбисмесь из гороха и овсянки, 275 гр. Съел парочку.
На обратном пути постригся, побрился. Сразу как-то легче, моложе и
наших на 50. морда стала как-то полнее.

Вечером был с Галей на приписке МПВО — меня освободили, а ее зачислили санинструктором, с освобождением, как будто, от трудработ. Если так, то какой неожиданный выход!

Сейчас, когда прошел вечер, явно ощутилось разочарование от непоявления посланца Блистательного. Да, я жду его с нетерпением. Однако, вряд ли он придет вообще. Очень устал сегодня, хочется спать, нервы улеглись. В супе были сварены два первых кочанчика цветной капусты с моей грядки. Кончил «Росмерсхольм» Ибсена. Странный это писатель: кажется, что вот вот будет что-то необычайное, а получается дрянь. Безумная теща имела возможность устроить свою водку за 5 м. дров, с доставкой, и отказалась, поменяв ее на постное масло! Что мне делать с этой грудой сумасшедших женщин?

22-ое августа. Опять стоит дивная, теплая погода. Огороды мощно произрастают. Прекрасно выспался и отдохнул. Что-то не объявлено никаких выдач. Допилил наконец ту легендарную пиратскую доску. Ее отсрочили несколько два Васиных стула и дубовое блюдо мамино от Драгомирова «Ляльке». Теперь, кажется, надо приниматься за новые дрова, а ножевкой их не возьмешь. Галя же пилить совершенно не может. Спецпаек, оказывается, не выдался за июль и август. Наше дело тоже совершенно замерло. Что это?

С утра заплатил за квартиру московского человека — 150 руб., за март, апрель, май. Потом инвентаризовал в Академии. Во время платежа разжился кусочком замечательного фитиля, который загорается от одной искры. В академической столовой опять ничего кроме зеленсупа и отвратных шротовых битков. В Академии списки на дровозаготовку. Поможет ли мое ВКК и на сей раз? Надо идти обязательно с визитом!

Не везет с Союзписом: секретарша сказала, что присутствие на заседании не обязательно. Оказалось наоборот. Выкликали и, обнаружив отсутствие, отложили дело. Зато прошел Глинка.

Печальная новость: все семейство Толстых заболело в поезде животами, и Софья Бенедиктовна умерла. Стоило уезжать!

После хорошего комбикашного обеда в ДУ, где также получено 150 гр. дивного смородинового витамина, домой. В супе — картошка! У нас их еще четыре. Вечером зряшный поход к кроликам, но не безнадежно

143

еще. Кроме того, опять зашевелились вопросы о продаже простыни наволочки, портьера, сакс. Тоска по чеботарению...*

23-ее августа. Встал в 6 ч. Собирался в Ручьи. Получил 500 гр, сливочного масла.

Опубликовано постановление Ленсовета о дровяном месячнике. Боюсь сорвет опять овощной проэкт. У нас осталось опять 2 руб. Надо где-то сейчас занимать на дорогу и на витамин, который я вчера взял веды долг.

Вернулся в десятом часу, еле донеся огромный посторонний живот. В нем сидело несколько кило овощей, чудных, в том числе — брюквы i хлеба. Мои остались там. Воздух, цветы, Пища!

24-ое августа. Кажется, живот перенес все благополучно. Побаиваюсь за Машу. Страшно сыт с утра набежавшими хлебами и кашами. 2 простым и 2 наволочки дали кило рафинаду.

Сегодня много всяких маленьких событий, а день еще не кончила С утра поехал в Свиноводтрест (в Апраксином дворе) наниматься в cobxoi на овощи. Там бестолочь первозданная, предлагают просто поехать. Прямо в Кузьмолово, совхоз №11, где косьба, молоко и питание хорошее. Так как не пожелал связываться с этим хаосом, то наврал, что есть пропуск (тогда все: просто ехать) и ушел.

В Академии съел 760 гр. крутейшей рисокашки с зеленосупами, кончил инвентаризацию и полетел в Союзпис проталкивать членство и отношен» на пропуск в совхоз. Но там Авраменки нет по случаю тревоги: закачала безвырезной обед писательский в целом и он в Смольном высмаливая его обратно. Не дождавшись решения этого вопроса (если крахнет, вот новый удар-то!), поплелся в ДУ. Там чудные духи «Роза» по 40 руб. вместо 100 в общей продаже, но денег нет. Не дождался там и молочка ушел в негодовании, направился в ГПБ, куда меня звали недавно. Та« неожиданное приглашение работать (совмещая) по извлечению бесхозны библиотек и весь смысл в мощной подпитке, которую получает ГГО регулярно табак, козеиновые изделия всякие, зелень, соки и т.п. Бывал и масло, будет и шоколад, обещают и дрова и керосин и увеличен» зарплаты (до 1200, сейчас — 400) и еще что-то. ГПБ находится сейчас! таком положении, в каком не находится, кажется, ни одно из обычны интеллектуальных учреждений (напр., у них есть 9 пропусков в Сен Гостиницу, где кормят как до войны и даже лучше, есть электричество дрова, керосин все время и вся упомянутая подпитка на всех сотрудники много спецапайков и проч.). Это идет прямо из Москвы. Говорят, что из-за директора Егоренковой. Кажется, нужно соглашаться.

Оттуда пошел получать гонорар за «Смену», но опоздал, завтра, ! Академии узнал, что Университет переэвакуируется из Саратова в Новосибирск. Какое счастье, что отказался ехать с ними!

Дома застаю такие вещи: получено 900 гр. селедок. Мои приехал! обратно в легковой машине, Галя на донорстве, нахожу две огромны

__________

* Т.е. по вступлению в ведомство некоего Чеботарева.

144

брюквы, мощный кусок хлеба, молочко и записку, что машина дровяная будет завтра. Кидаюсь звонить — занято, занято — затем уже Юрки нет, уехал домой. Удастся ли предупредить?! Получаю от Марианны тарелочку супа, дополняю остатком вчерашней холодной пискашки. (А Марианна-то не успела взять писобед сегодня, злодейка! Неужели пропал?!! Какая будет обида!). Закусил репкой, много хлеба с маслом и частично прекрасным какао, которое нахожу на столе в каком-то странном кулечке. Также кусочек сахару. Мамочка, родная, почему не дожила ты до этих улучшений? Или я такую жизнь создал тебе, что лучше тебе было уйти от меня? Сейчас, когда стало лучше, как часто и остро думаю о ней, дорогой, как никогда остро ощущаю отщепление, ничем непоправимое, призвание к странствию, к бездомности, которое одно мне в удел, потерявшему право на дом.

Вот сейчас (7 ч. 30 м.) передают доклад Е. Ярославского из Москвы. Смысл его: если Гитлеру удастся захватить Астрахань, Грозный и Баку, то это «будет иметь серьезнейшие последствия для СССР, для всей борьбы свободолюбивых народов против фашизма». Доклад обращен к Армии. Это знаменательнейший факт.

Вот вернулась Галя, дав кровь, совершенно утомленная, т.к. на даче она не спала ночь из-за комаров и клопов. Удалось также достать полтора кгр хлеба и несколько воблинок за вставной зуб. Одну испекли на печке — замечательно, даже чешуя делается совершенно съедобной.

Приехал Юра, но успеет ли приготовить дров на завтра — неизвестно. Есть, правда, еще адрес на 3 м., но на проспекте Газа. Доктора не было дома. Легли поздно, Машутка не дает ей спать.

25-ое августа. Опять дивный день. Встал в 6 часов, послушал радио в наушники — Прохладная! Наладил фитиль в трубочке, видел вчера, как добывают огонь. От фитиля древесный уголек, от него раздувают бумагу. Сегодня опять предстоят всяческие коловращения. Усиленно и радостно думаю о двух работах. Исторический роман «Бахрам Чубинэ» (Фирдауси—Кристенсен—Иностранцев) и сравнение темы «рыцарь перед дамой в замке» у Гургани и Низами. Думал даже так: забраться в совхоз № 11, переехать вовсе, работать и писать. Вот еще одна утопия! Публичку вчера решили — да.

Тяжелый день и еще не кончен! С утра получил Машин учетный листок и 110 р. в Издательстве. Затем, сидя в Академии над инвентаризацией, через каждые полчаса звонил Юре: машины все нет и нет. К часу иду завтракать к ИРЛИ. От нервотины ожидания страшный позыв на пищу, съедаю два супа, три каши и котлету. Звоню в Публичку о своем согласии — оформление 27-го утром. Узнаю способ химического добывания огня: чистый глицерин и марганцовка пудрой — сперва макают бумажку в глицерин, затем втыкают в пудру и бумажка загорается.

К половине третьего иду в ДУ, где получаю 2 литра соемлечка, 3 пачки «Звезды», флакончик духов «Роза» за 40 руб. (в магазине он за 100) — подарок Гаде за< кровяные мучения. Тащу все это домой. Дома неприятность — писобед не давали, ввиду переходного орг. момента. Еду туда: обеда нет, но с завтрашнего дня возобновляются. К секретарю не

145

попадаю — занят. Тащусь в ДУ снова, где выбираю 2 щи и 3 каши (пшенка с тыквой) для нас и 2 для Марианны. Тащусь со всеми кастрюлями в сверхнабитом трамвае домой. Обеда нет — Галя в ЖАК-е составляет какие-то сводки. Уже половина восьмого, а меня очень приглашали в «Смену», надо идти. К доктору сегодня, видно, опять не попасть. Вот бэдлам...

Кончил (все трамвайное чтение) «Ричарда III» Шекспирова, берусь за «Кориолана». Говорят, все очаги эвакуируются. Да, дома узнаю, что была М.О., сообщила, что машина будет завтра! Звоню Юре, он рвет и метает. Вот бэдлам,..

У нас необычайно много еды, начиная с воскресенья, много было хлеба. С сегодняшнего дня включается и донорский паек. Галя систематически переправляет всего понемножку в то семейство. Вот психология голода: хоть, кажется, хватает и нам, но каждая такая отправка, особенно хлеба, вызывает жгучее содрогание. Мамочка моя бедная, помнишь кусочки * тайные, что я тебе передавал? Наш ужин сегодня: суп с хорошей зеленью,. густой и много. Вареная картошка с маслом (хош — коровьего, хош - постного) и порядочно, огурец свой, селедка (хош в паштете, хош — так). Я съел и в паштете и так — целую штуку. Соевое молоко, сахар к чаю, Маша, немного сбившаяся животом, ела «ученую» кашу с тыквой, булочку донорскую. Хлеба было также изрядно. Был в «Смене» — всяческие предложения писать. Помедлю пока.

Не удалось спокойно поесть. Едва я пришел из редакции, ввалилась одна женщина, потом другая, потом третья и, наконец, Юрчил. Чужие во время еды — прямо до белого каления меня доводит это.

Вот верное известие: Волховстрой полностью восстановлен, дает свои 80000 квт, а девать некуда. Сейчас все занято проблемой доведения энергии до города. Километров 50 старой линии передачи в руках немцев... Утром было штук пять снарядов. Где-то в конце Галерной воздвиглись столбы огромного медленного дыма. Сегодня первый раз ужинали и сейчас сидим с лампой — старая мамина лампочка, а стекло я нашел в Лелиных вещах,

26-ое августа. Дивное утро. Слушал радио — «Напряженные бои северо-западней Сталинграда. Обстановка на этом участке осложнилась».

Разбил на дрова Наташин фанерный ящик, вещи из него переложил в наш ларь. Из этих вещей заимствовал кусок кожи Машутке на туфли, рубаночек, клещи, две маленькие отвертки и маникюрную резалочку.

С утра смотался в Академию, отпустился до половины четвертого. Там новость о спецпайке: Андреенко обещал дать ответ через три дня, считает, что кандидаты получат. Сейчас сижу дома, ожидая дрова. Боюсь, что опять надуют. Идет дождь и вновь загремела канонада. Пересчитал приблизительно остатки папиной библиотеки для продажи в Публичку: томов 300 с лишним. Конец дня дал две приятнейших неожиданности: после глупейшего нашего дистрофичного профсобрания в Академии, пошел в ДУ съесть свои две каши и тут милая до трогательности Женя дала приготовленный мне литр соекефира. Ни разу не пробовал сего вещества. Действительность превзошла все слышанные похвалы: почти не отличить от настоящего! Бутылочка здорово украсила ужин.

146

Пришел домой и, оказывается, прибыли дрова, метров 6 (пополам конечно), и уже свалены в сарае. Великая доблесть М.О. преодолела тысячу препон (вплоть до того, что стояли на улице без горючего, и она за булку выклянчивала у проезжавших шоферов). Быстро облачился в комбинезон и занялся укладкой гигантских бревен.

Подоспела Галя с донорским своим пайком: свинина, селедка, конфеты,масло. Пока готовился ужин, напилил дров. Пришла Марианна и забрала их; они в депрессии и подголадывают. Приходится, значит, помогать им. Она была на Сашиной могилке. Крест стоит, все очень хорошо. Весь день высекал огонь на прикурку безошибочно. Разрешена проблема огня, есть 7 литров керосина, есть и около 5 метров дров. Великие вещи! Если достать еще горючего в Публ. биб-ке, то можно зимовать спокойно. Еще столько же.

Написал информацию для ТАСС. Вообще за последние дни я подпи-тался значительно и окреп как никогда. После чудного ужина к доктору опять не пошел.

27-ое августа. Дождь идет непрерывно с вечера. Встал около 6-ти, радио объявило — Жуковский прорыв под Ржевом и Гжатском, ширина 100 км, глубина уже 40—50 км. Зато на юге — Моздок.

С утра был в районном радиоцентре, монтер обещал придти, принять точку (вчера Ивана Егорыча оштрафовали на 500 р. за нерегистрацию). Обещал бабушке поставить новую в 6 ч., сейчас 8, его нет, как нет и тассовского человека, обещавшего быть в 7 ч. 30 м., принять корреспонденцию для заграницы (Низами, Рашид, Китайско-русский словарь, Бадахшан). Эх, точность...

С невероятной быстротой оформился в Публичке, зарплата 450 р., чаяния всяких пищеблаг, дров и т.д. В Академии опять тревога — торфоразработки. Ну и заведение! В ДУ опять благодаря дивной Женичке литр кефиру — вот бывают же настоящие люди, притом полная бессе-ребренница. В Публичке какое-то таинственное переводческое дело, причем нужно быть белобрысым. Так и осталось невыясненным.

Дома — кило хлеба за сережки и небывало сытный обед. Этот конец месяца выходит плотным по питанию в степени, ни разу не имевшейся еще с начала нашей великой голодовки. Зато начало месяца будет, как всегда, постным. Но после такой подпитки не страшно вовсе. На завтра получил телефонное приглашение к батал. комиссару Морову: «предвидится кое-какая работенка». Очень интересно. Продолжается откачка хлеба, дров в то семейство. Они совсем депрессировались. Беда... Очаги, кажется, все-таки не уезжают. Никак не могу попасть в Союзпис. В Академии получил 5 пачек «Звездочки». Завтра с утра в Публичку.

Прождав тассовца до половины девятого, побежал к доктору, которого опять не застал дома. Пока бегал (минут 10), приходил скверный тассовец и зря долбился в дверь^Галя была у наших). Разошлись минуткой, как в кино. Затем с Юрой до 10-ти вечера при свете луны таскали бревна. Мощная работа и я вполне, оказалось, могу! Потом еще хлебцем закусили с маслом и селедочкой. У нас, после окончательного раздела, около 5 м.

147

дров. На один дом хватило бы. Если бы они переехали на холода к нам, то хватило бы, значит, на всех.

28-ое августа. Пасмурно. В сводке нового нет. День прошел под тяжелым впечатлением отправки нашей библиотекарши на торфоразработки. Она дистрофичка П-ой степени, жалкое, нелепое существо. Старую мать, 80 лет, только что вернувшаяся из больницы. Не помогли никакие шаги в поликлинике, слезы у хрыча. А там, на торфе, 10 часов работы. Плохая кормежка. Жестокий, лагерный режим. Грязь, всеобщая завшивленность. Кругом леса полны грибов и ягод, но собирать не дают - работай! — а после дня труда, валятся с ног. Завтра ехать ей. Жестокость бессмысленность...

Оформился окончательно в Публичке. Работать уже завтра. Опять разные обещания. Как все это надоело, претит, тягостно. Разом отделаться бы, прыгнуть в чеботариаду, но нет, рассеялся этот мираж. Теперь понял, Как это невыразимо было желанно.

Пропал и радиомонтер, хотя звонил я туда сегодня, обещал непременно придти. Зато был тассовец, забрал корреспонденцию, обещал быть во вторник. У Морова — преподавание языков, лекции для вэвэсов — «Когда настанут темные вечера, а каково вознаграждение?». Я: «Подкормите, га доброму обычаю, это главное. Остальное по Вашему усмотрению». Сразу начертал программу, теперь доклад «высшим», зайти 2-го сентября. Конечно, все замрет.

Сегодня пит приличный, но нет, конечно, вчерашней Сыты. Tenepь пойдет на снижение, а в начале месяца будет совсем постно.

29-ое августа. Опять чудный день, полный какой-то глубокой теплоты, ласковый, освежающий ветерок. Побывав в Публ. библ-е, отправился в Акад., где быстро грянула суматоха: все научные работники, претендующие на получение I категории, должны подтвердиться на набережной Рошад 8, у тов. Сдобновой! Выправив бумажки, терзаемые понятной тоской, быстро двинулись со старичком туда. Часа полтора нервной мотни дали нужный результат. Наш список утвержден. Благодаря моим выработанным ныне приемам «казенного обольщения» все происходит почти вне очереди, расстаемся друзьями и вот на прощание такой разговор: Она «А мера пару дней позвоните мне, может быть узнаете новости», «Какие?» — «А так, вот узнаете», «Все же?», «Ну мы ждем определенных решений продтройки Военного Совета относительно научных работников». Опять этот загадочный ветер, подувший впервые на заседании у Федоровой Что-то подкрепительное несомненно готовится. Думаю, собираются про вести в жизнь московский приказ от 4-го июля об улучшении питании некоторым.

Потом хороший вкусный обед в ДУ. Директор говорит, что скоро будет так же плохо, как у Сергейчука, которому столовая ДУ передается Может быть для общего улучшения?! Безусловно, что-то назревает, назревает... Женичке вручен презент: черные кружева и какая то препе-стренькая шерстяная шапочка. Недикман, посещенный после ДУ, ва подтверждает близкую возможность пайка. Воодушевил настолько, что oт него прямо направился я в спецмагазин (Елисеев) — «Нет, новых списки

148

не было». Оттуда в Публичную библиотеку: дают козеиновый сыр. За ним и мыться в душе, отправляюсь завтра. Завтра же предложена большая уборка: деклопация и посещение доктора. Пора, пора. Обед дома: три тарелки своеогородного зеленсупа, 400 гр. на всех колбасы жареной с пискашей, огурчик, чай с сахаром. Галя и Маша стали недоедать свой хлеб. Получено 4 спичечных книжечки.

Бабушка дала первый раз кровь. Днем к ней с улицы пришла какая-то очень толстая женщина посмотреть вещи. Увидала одну из столь обременяющих их квартиру скверных статуэток, предложила 100 гр. хлеба. Решительный отказ. Посидела, предложила полкило, а затем сразу дала кило и ушла с покупкой. Вечером яростная гроза.

30-ое августа. Воскресенье. Ясно, прохладно. С утра принес из Публички козеинового сыру — первое их даяние, но, увы, всего 100 гр. Завтра обещают еще. Утвержден будто и подарок московский — полкило шоколаду и полкило изюму. Вопрос в доставке. Затем до 4-х часов морил клопов, выгребал неистовую грязь.

В 4 обедали писательским даянием, после чего поехал за ужином в ДУ, где удачно подцепил 3 литра соемлека чудного. На обратном пути в набитом трамвае залил супом брюки. После ДУ двинулся в первый публовский поход — осматривать библиотеку А.Г. Фомина на Кабинетской ул. Общительная старушка, сестра его, сразу сказала, что хочет 35 косух. Там около 3-х тысяч книг, хорошие.

Загнали 100 гр. табаку за 400 гр. булки. Карточки получим только завтра днем, следовательно, утром были бы без хлеба. Доктора опять не застал, а близится 4-ое сентября, конец моей грамоты. Опять страшно. Вот чеботарство избавило бы от всего этого разом. Он же пропал, как и радиомонтер. Что могло бы быть лучше следующего сложения обстоятельств: получен спецпаек, я чеботарирован, взамен чего паек предоставлен семейству? Вот заклинание, которое непрестанно твержу на улице «tsebo, tsebo, voznikaynen».* Бабушка, оказывается, наторговала на 300 р., но наших вещей не было.

31-ое августа. Утром было 8°, ясно, масса солнца, вчерашняя деклопация дала блестящий результат: Галю не кусали вовсе. Такова сила пиретры.

Теперь, когда приходится из-за Публички приходить только к часам 6-ти и когда темнеет все раньше и раньше, почти нет времени писать.

С утра осматривал библиотеку на Новом пер., Толстихина, где все сохранено, хотя в квартиру въехал ЖАК и Агитпункт. Затем был в ЖАК-е дяди Жоржа. Говорят, в квартире осталась только Реутова, и все расхищено и уничтожено пожаром. Значит, расхитил ЖАК. Придется выяснять. В квартиру попасть не удалось.

Вечером вручил, наконец, доктору «Хаджи Мурата», рис. Лансере и серебр. подстаканник. Очень милый визит. Окончен (трамвайно) «Кори-олан». Из СП получен «Батый» Яна. Кажется, вся моя «Оборона» описана!

__________

*Чеботарев, Чеботарев, возникни!

149

1-ое сентября. К 8-ми часам в Публичку возить книги, просто грузчиком. Это новость и вряд ли хорошая, если часто. Но машина не пришла, поэтому таскали в мешке на спине через площадь из вымороченной комнаты Е. Поляковой (Музей Города). Тяжкий вид разгрома дивной уютной квартирки... Таскал по 3 мешка и прогремел на всю Публичку, даже директору доложено. Затем в Академию, где заколачивал ящик, инвентаризовал.

Умер акад. Ухтомский, он должен был лететь с Крачковским, но остался, заболев, оказывается. Это последний академик в Питере.

В ИРЛИ перед обедом вляпался в помощь при влечении рояля, в конце дня опять таскание книг в Публичке. Так весь день получился грузчицкий. Перед Публичкой посещение Сдобновой, где совершенно горестный поворот дел: влечение на личной почве. Как быть?

Вечером съел тухлое печеное яйцо. Часов около 9-ти обстрел. На завтра опять Публовская погрузка, вязка, но сослался на Академию. «Tsebo, tsebo, voznikaynen»...*

2-ое сентября. Опять чудный солнечный день. Радио говорит о резком обострении под Сталинградом.

Сегодняшний «день борьбы» снова напомнил о жестокости жизни нашей, о трудности этой борьбы, опять как-то ощутилось на шее присутствие протянутых к ней пальцев роковой руки, отодвинувшейся было последнее время, забытой что ли на время. Нет, она здесь, рука эта, никуда не отодвигалась... Может быть, это ослабление духа вытекает из ослабления тела после чрезмерной физической работы вчера днем и совершения вечером того, что в таком контексте совершать нельзя...

С утра был в Дяди Жоржином ЖАКТ-е, подготовил обследование и изъятие его библиотеки, а вечером внезапно появилась Анна Дмитриевна, ничего не знающая, конечно, требуя одеяло и подушку, отдавая бюро. Вот переплет! Надо ухитриться изъять бюро, не замыкая курцшлюсса перед лицом ЖАКТ-а. В Эрмитаже мне сообщили, что Мих. Мих. сегодня улетает в Баку и дальше.

В ДУ достал книжечку спичек и литр соемлека, которое было поглощено вместо супа, при 550 гр. доброй каши. В Публ. перетащил мешков 10 книг на 4-ый этаж, пудов по 5—6. Там сегодня очень плохие прогнозы на дальнейшую подпитку, на возможность пропуска в хорошую столовую. Выходит, я нанялся грузчиком за единовременное пособие в размере 100 гр. козеинового сыра и за 400 р. в месяц. Как все это плохо. Плохи дела и со спецпайком. Пропал tšébo. Плохо вдруг и в Союзписе: по пропускам членов семьи сократили все каши с 320—360 на 240—280. Это срывает весь этот якорь наш. А в то же время в ОБКОМ-е опять твердят о тенденции высших сфер подкреплять ученых, в частности, и особенно молодых. Странный какой то проэкт устроить огромное общежитие на зиму с отоплением, освещением, и м.б. столовой. Отношение ученых к этому проэкту путем выборочного опроса должен выяснять я.

__________

* «Заклинание» (см. выше).

150

Поздно, уже в темноте, визит самого Миха'а. Он действительно едет, via Ташкент-Красноводск, для начала в Тифлис. Другой via, видимо, нет. До этого визит А.Д. — веши Дяди Жоржа, и предложение извлечь бюро.

3-е сентября. Четверг. Пустой и тоскливый день. Акад., Публ. Хочется есть, подпиток никаких нет. Духом ослабел я что-то со вчерашнего дня, гнетет какой-то страх, руки опускаются, кажется, что ничего хорошего не будет. Проклятая медлительность с пайком. Это медлительность сытых. Прочел трамвайно «Отелло».

4-ое сентября. Ясно, тепло. Вчера к вечеру что-то ослабел я изрядно и вдруг. Может быть, немного переработался. Сегодня с утра лучше. Радио, как и вчера, сообщает о чрезвычайно напряженном положении под Сталинградом. Вчерашние разговоры с публовским начальством как будто свидетельствуют о том, что им стало стыдно за грузчиковое мое использование. Сейчас надо делать две вещи: попасть к Андреенко и загнать библиотеку. 2-го пришло письмо от Лели от 26-го июня, на имя мамы. Вася умер в больнице в Пятигорске, «в тяжких страданиях». Она с Люсей работает в совхозе недалеко от Кисловодска. Сыты. Люся, как всегда, молодец, вывозит.

Сегодня день большого сбережения усилий. Утром тихонько на Новый пер., где договорился о вывозе библиотеки на завтра. Затем — Акад.. Там сенсация — 13-го сентября вывоз ящиков и необходимо выделить сопровождающего, который вряд ли вернется. Значит, эвакуация либо мне, либо старику. В этом смысле случай благоприятнейший, без эшелонного бэдлама, чуть ли не в своем вагоне. Если старик согласится, то я останусь уполномоченным. В ИРЛИ решен мой поход к Андреенко, телефон на Рошаля определит завтра вечером театр, где и буду просить продвижения на аудиенцию.

Из -Академии извлечено поллитра керосину и много оттисков работ Бартольда. В Публичке узнаю погрузку и езду на завтра. Очень плохо. Половину езды срежу совместительством, а половина останется. Все равно плохо получается. Возникла опять проблема пленочки сил — Публичка на нее явно давит больше, чем можно допустить.

С питанием сегодня хорошо: в Академии 800 гр. сушеной картошки (на 4 талона), дома настоящий обед из комбинированного из своеогородного и писательского супа и прекрасного второго — белая лапша, «забытый остаток донорского пайка» и «забытая» коробка мясных консервов. Вдобавок еще поллитра простокваши, прокисавшей без хозяйки-соседки. Перед обедом удачно установил регулятор громкости. Предстоит еще пилка дров сегодня, хоть уже темнеет, или завтра утром.

5-ое сентября. Пилили дрова тупой двуручкой до 10 ч. Результат минимальный. Сегодня опять ясно и тепло. С утра в Публичке отменена машина, там же получено 200 гр. табаку хорошего и кружка какого-то кетчупа. К обеду — в Академию — там разговоры об эвакуации не только всех вещей, но и людей, с закрытием полным остатков учреждений. Ехать все же не хотим. Доклад в ИРЛИ, к счастью, не состоялся. В ДУ уже сказалась проклятая эта передача в Главресторан: каша только одна. Получено 2 литра соемлека. Собираюсь на вечер — театр, т.е. на пред-

151

варительную аудиенцию. Последние дни очень жидко с питанием. Кажется сводится к альтернативе: паек — эвакуация.

Был на вечере. «Морской волченок» — превеселая штучка в Аничковом саду. Литерные приставные места. Дама моя очень нарядилась, элегантна и некрасива, мала ростом. Обещала узнать о приеме. Соемлеко вызывает дикий мочепуск и на обратном пути, ожидая с ней трамвая, прокатас-трофился. Возвращался первый раз в осадной тьме.

6-ое сентября. Воскресенье. Чудный жаркий день. Отправляюсь в Ручьи и снова симфония воздуха, отдыха и Великой Пищи. Обратно на поезде с картошкой, морковкой и грандиозным кабачком. Огромный посторонний; живот. Окончен «Король Лир». Ах, так бы питаться хоть бы два раза в неделю.. На tsebo поставил крест.

7-ое сентября. Пасмурно, дождь. С утра по адресам вымороченных библиотек и в Райфо Дзержинского района. Неслыханное знакомство с инспектором вымороч. имуществ Ниночкой Перовой. Она переброшена сюда из военной части с сохранением зарплаты (1300 р.) и огромного командирского пайка. На много тысяч рублей доставляет государству разнообразнейшего имущества и отменного, ибо работает по конфискатам.

Затем — Академия. Там милая, бодрая Тамара Владимировна, одна с младенцем (муж эвак. и неизвестно где) на служащей карточке, решила не ехать и сейчас, все претерпеть и дождаться лучших дней здесь, в родном городе. «Нам от него теперь не оторваться», — читала В. Инбер прекрасное свое новое стихотворение о Ленинграде, читала в тяжком мюдовском митинге перед началом «Морского волченка». Да, не оторваться. Но есть, есть хочется все время. Проклятое, унизительное состояние... О пайке дурные вести в телефонном разговоре Мануйлова с Федоровой. Завтра должен звонить на Рошаля. Если попаду к Отцу Города, буду излагать две просьбы: 1) паек; 2) применение единственного оставшегося у меня капитала — честности моей, на снабженческом поприще, где она так нужна! После академии был в Публ. и попался на возку завтра в 8 ч. утра. Получена акадзарплата около 270 руб. за вторую половину августа.

Дома Галя выгребла для топки целую груду семейных фото, и я, не разобравшись, разорвал дедушку в гробу. Митя и папа рядом с ним. Очухавшись, спас остальное. Провалилась комбинация с Галиной жакеткой. Заглохли и портьеры. Что-то грозно плохи порции в столовой. Подпиток почти нет. Застопорилась загонка библиотеки. Слово «крупа» вызывает во мне приступ нервической ярости. Хочется есть свирепо. Но дистрофии нет, рожа довольно толстая, силы весьма вирулентны, как раз чтобы собраться и уехать. Но нет, не поедем. Когда же, когда кончится кошмар недоеды?

В БАН-е велел, наконец, убрать все тома ПСРЛ и проч., что было взято для писания «Оборона городов». Роман Яна «Батый» («Новый мир», 3—4, 1942). Вся затея оказалась ненужной. Я в восторге — дивное оправдание невыполненной работы.

8-ое сентября. Годовщина первого налета на город, уничтожившего «Бадаевские склады». "Я стоял тогда на крыше Эрмитажа, около штандарта, в каске. Был чудный солнечный подвечер, и видел столб черного дыма.

152

Опять хороша погода, но снова нерадостный день в нашей жизни, видимо, вступили неожиданно в некую черную полосу. Как раз, когда ожидались всякие улучшения. Горько. Ночью разбужен жалобами и стонами Гали. Она не спит давно. Вскочил фурункул. С рыданиями говорит о грозящем, следовательно, крахе донорства, как всегда жестоко теряя дух заранее, предвидя лишь самое плохое. А днем приходит мрачнейшее сведение о самом донорстве. Сокращение пайка очень сильное, увеличение нормы дачи крови, в общем, сведение почти на нет всего благополучия, от которого отделяло нас каких-нибудь два месяца.

К семи часам выстоял в лавке масло и конфеты. Свою порцию уже почти съел сегодня. Затем в Публичку, где, к счастью, нет машины. В Академии эвакоподготовка и черное известие: скончался от дизентирийного поноса в дороге Андрей Яковлевич Борисов. Это такой удар, такая непоправимая утрата, что меркнут многие, многие ужасы. Нет сил во всей полноте воспринять это горе.

Открытка от Матвея из Елабуги: живет в чистенькой комнате с лежанкой, геранью, попивая чай с медом. Базары полны, дешево, особенно на носильное и обувное барахло самое низкосортное. Тишина, дивный покой. Боже, как быть?! Но дорога очень трудна. Несколько раз в день охотился за Отцом Пищи по телефону: бесплодно. А вечером узналось, что с пайка снята Преображенская (у ней 7 человек детей, 2 мужа и корова. Корова решает все.),* и еще несколько заслуженных стариков, которым предлагали уехать, а они отказались. Да, теперь совершенно ясно: вдет общая урезка, наступление по всему пищевому фронту.

В Домписе снова прескверный обед, ничтожная порция. Даже в ДУ было лучше сегодня. Надо переводить моих на ДУ. Новая трудность: Гале назначили санинструкторские занятия с 10-го ежедневно с 12-ти до 2-х или с 6-ти до 8-ми. Время, когда она ездит за обедом, или готовит, когда обедаем.

Устраиваю в Публичку милую Тамару Владимировну на 1-ую категорию. Доблестная, хорошая. Нарубил ей досочек от старого ящика. Одна с семилетней своей Таней. Муж ее, оказывается, паразит и прохвост. Зимой был ужасен, теперь уехал и бросил их. Она мне сказала, что это разлука навсегда, видимо долгожданная.

Да, голодновато. Похоже на крушение всех надежд на осеннее улучшение. Перед возвращением домой погрузил немного книги в Публичке (вывоз моих адресов из дома на ул. Восстания) и там же снова получил кружечку кетчупа, он очень украшает суп. Были надежды на табак, сыр, томатный сок, кажется, будет и какой-то изюм.

Дома застаю все эти скверные новости с донорством, также с провалом всех менокомбинаций. Галя в большом упадке, плохо чувствует себя, расстроена духом и телом. Забегаю в «Смену». На воскресенье в 4 ч. дня назначена моя лекция у Морова «Турция». Но моровское начинание получило бы реальное питзначение только в том случае, если бы наладились

__________

* Примечание внизу страницы.

153

систематические занятия языком. Да, все сгущается на выпих из города. Завтра попробую телеграфировать Милене в Мышкин. «Что, вас прельщает участь Андрея Яковлевича?» — «Нет, я предпочитаю судьбу Саши и Франковского». Мрачно, но шутковидно.

Как внезапно выскакивают какие-то выручки: вдруг возвращается Галя с 800 гр. чудной булки. Это за маленькую мамину золотую брошечку с алмазиками. Всего три кило булки, два кочна капусты и кое-какая зелень. Это значит более чем за 1000 р.

Сводка сегодня не хороша под Сталинградом, Новороссийском и Моздоком. Нехороша и большая корреспонденция с южного фронта о войне в Кавказских горах. Видимо, немцы лезут на Главный хребет.

Сегодня вдруг потрясся обилием седых волос моих. Закончил трамвайно — скверную переводную книжечку морских приключений какого то второсортного последователя Д. Лондона. Также окончен 1-ый том «Education Sentimental» Флобера, который читался дома по полчасика (послеобеденный отдых). Теперь уже пущены в ход коптилки. Какая разница восприятия. В прошлом году мы пришли к ним от электричества и восприняли их как ужасность осадную. Нынче мы зажгли их после многих вечеров впотьмах из экономии и они кажутся отрадой. С удовольствием думаю о возможности наладить вечерние занятия при милых этих лампадках. У нас их сейчас две: одна тещина, «Клуазонэ», другая мамина, j очень хорошая, благодаря ею же приспособленной жестяной крышке широкой. Ее научили этому Капы. Помню, помню, родная, как вдруг однажды ты с гордостью обновила, вернувшись от Капов, эту милую нехитрость рук своих, горевшую лучше других наших коптилочек. Она считалась твоей и ты всегда брала ее вечером в свою комнату. Там было холодно — 4—5°. Ты героически спала в этом холоде, пока не перетащил я твою кушеточку к нам в комнату с приходом Дяди Жоржа. Вот теперь, мамик милый, мы приходим ко второй зиме. Уже без тебя. Ты знаешь, как много, много я думаю о тебе, дорогая, последнее время. Много, горестно и светло. Ты знала меня всего, до самого скрытого в душе. Ты ушла, и чувство отсутствия живого человека и любимого, знающего, создает еще одну глубочайшую черту нынешнего моего тоскливого одиночества. Вот есть еще человек, который знает. Он знает тоже все, но как-то иначе. Но и нет этого человека. Он далеко и не вычеркнут ли я из жизни его??

Провалилось дело с Галиным сачком; оно началось 12-го августа.

9-ое сентября. Ясно, холодно. День необычайного числа всяких чаяний, а именно: хотя, по словам Шенкмана, первый список на спецпаек у Андреенки (несмотря на его же утверждение спервоначалу, 8-го августа), теперь провалился, однако, есть надежда, что будет утвержден, второй список, значительно укороченный, где есть и я. Также обещано в Публичке начать обработку начальства на предмет пропихивания меня в вакантное публичкино спецпайковое место, при условии перехода в Публичку на основное место работы. Я сказал: да, сели будет паек. Останусь в бедной Акад., из которой, кажется, переманил в Публичку Тамару Владимировну, на полставки. Там же- обещан пропуск в хорошую-большепорциальную

154

столовую. Дальнейшие обещания: 1) радиоцентр с слушанием инорадио (если уже не взят человек туда), выяснится завтра в 2 ч. дня; 2) какое-то опять переводческое дело в ДКА с обедом там, если действительно собирается уехать человек, сидящий на этом, и если не нашли уже заместителя. Это от Натальи Васильевны, которую видел в ДП, где обедал сегодня очень приятно, а Галя брала из ДУ, где длиннейшее ожидание, но много хорошей тушеной картошки. Видимо, ДУ выправился. 3) помощниковые функции у Немцова, которого забирают на военно-снабженческое поприще, если он действительно пойдет, если ему понадобится и т.д. 4) на воскресенье лошадь для перевозки бюро.

С утра осматривал выморочные библиотеки на Саперном пер. Мало книг, плохие, в ужасном виде. Особенно страшна комната умершего в дистрофии одинокого бухгалтера, опустошенная РАЙФО. Все покрыто густо-густо буржуечной копотью и грязью. Разгром на полу, на разбитых, опрокинутых, сдвинутых вещах мешанина из книг, посуды, рваной одежды, всякого скарба. Нелепо торчит вверху дикой этой кучи старинная накрахмаленная манжета. Тот же знакомый уже запах тлена, запустения. Как доживал голодные дни этот человек? Как умирал? Маленькое окно на три четверти забито фанерой, стекло почти не пропускает света. В доме воды нет и сейчас.

Весь день охотился бесплодно на Отца Пищи. За обедом в ДП вот что рассказала Наталья Васильевна о Лозинских — Толстых: Митя — в Ташкенте, под крылом и с дружбой Шостаковичей, уже что-то компонирует. Никита в Йошкаре, читает лекции в институте, где директором Сережа, получает военпаек и более тысячи жалованья. Старик Лозинский в Елабуге, кончает «Рай», просит выслать Кальдерона. Татьяна Борисовна пестует одновременно детей, живущих в лесной избушке с няней в 7 км от Елабуги и старика в Елабуге. Истощилась и выглядит как заправская ленинградская дистрофичка. Наташа рубит дрова в лесу и возит за 4 км домой на тележке — заготавливает на зиму. Сама Н.В. носит в кармане вызов в Москву, предписание на самолет с огромным количеством багажа, но ехать не хочет. У ней писобед и посылочки из Москвы.

В Академии бесплодно пытался попасть в цоколь с рукописями для подготовки их к эвакуации, но не достал свету. В ДП дают литр керосину, но не было посуды. Дома ждал меня подарок: чудный шерстяной джемпер из ДЛТ за 160 р.

Нарвал много боярышника со старых бабушкиных деревьев. Мучнистый, чуть сладкий, едим с наслаждением. У Машутки есть поллитра молочка, кусок булки, к сему огромная вареная картошка. Комбисуп, густо заправленный кетчупом и рисом, был прекрасен. Теща вдруг разбогатела — 2 кгр риса, 2 кгр хлеба, 1 литр постного масла — за Сашино обручальное (очень большое) кольцо. Сразу же перепадает и нам трошки. Уехала и наша портьера. Ведет торг и на бабушкин изумруд, столь неслыханно богатый, что конечно провалится. Письмо от Димы, где новый адрес для эвакуации в Молотовскую обл. под опеку его приятельницы из сырного предприятия. Милене в Мышкин буду не телеграфировать, а писать. Просто любопытно, что из всех этих возникающих сегодня

155

возможностей все же осуществится? Их семь (не считая керосина и Димы). Хорошо, если одно-два! Говорят, в ДУ больше не будет соемлека.

10-ое сентября. Не день, а нервная карусель. С половины ночи лил сильнейший дождь часов до 8-ми. Перед уходом начал разбивать старый ломберный стол на дровишки. Телефонил в Райфо: Ниночка надувает второй день. Затем до 11 -ти часов лазал по выморочным комнатам, нашел лишь две ничтожных кучи полууничтоженных книг и плохих. Пожалуй, не взялся бы за это дело, если бы знал обо всей утомительности этих острых тягостных впечатлений.

Потом пошли провалы: в Академии лазали долго и мучительно в цоколе по ящикам. Затем ждал и не пришла на свидание женщина, от которой сведения об иноязычн. радио. Переводческого дела в ДК не оказалось. Отказано в гостевом пропуске в столовую ДУ, правда, по исправимому недоразумению. Теперь самое огорчительное: в ДПисе получил литр керосину и через полчаса расколотил его вдребезги. Это пришлось точно палкой по задерганной уже всем предыдущим нервятине. Тут же узнаю -сейчас будет заседание правления ССП и меня должны проводить. В ожидании правлю перевод письма Мэри Рит к американским писателям с призывным воплем на предмет второго фронта. У ней погиб зимой сын 18 лет. Он записался добровольцем, но был переведен на оборонные работы и простудился. Затем торжественный момент — меня проводят в члены Союза Писателей единогласно.

В восьмом часу дома. Здесь узнаю о провале с портьерой. Подтвердилось и плохое о донорстве: трехдекадный паек упразднен, двухдекадный дается только после пятого раза. Карточка 1-ой категории — только служащим донорам. Значит, Гале придется служить с будущего месяца. Странно, но вчера и сегодня я почти не голоден. Сговорил на воскресенье вывоз бюро. Вряд ли, однако, получится. Отца Пищи опять не уловил. С грустью отметил, что мы уже съели половину огородика своего. К концу месяца он исчерпается, и это, конечно, значительнейшее подспорье ничем уже не компенсировать. Из-за СП не попал в Публичку и это плохо. Каждое манкирование, конечно, засекается и запоминается. Сейчас, когда готовился мирно посидеть с коптилочками за книжкой у круглого стола, прибежали за Галей — у тещи внезапно открылись снова ее странные острейшие желудочные боли и рвота. Что дал бы я за недельку покоя? Для подготовки «Турции» осталось два дня, заранее набитых делами и мотней до отказа. Из семи чаяний вчерашних два, значит, уже пропали (ДКА и портьера). Зато свершилось одно нечаянное — прием в СП. И сверхпрограммная катастрофа с керосином. Кстати: горкомы получали 1 литр, писатели 3,5 л. Вот чем важно сие вступление. Кончились самодельные спички, в свое время полученные за водку. Машутка получила сверх программы баночку яблочного соуса.

11-ое сентября. Опять карусель. Так жить нельзя, необходимо переустроить все. С утра мотался по гнуснейшим публовским заданиям (заказывал на завтра машину — себе на горе) и еще выслушал от начальства реприманд за манкирование, что и глупо и противоречит всем условиям,

156

Знают же, черти, что верчусь как белка с этой акадэвакуацией, и все же считают возможным замахнуться и вдарить!

При первом случае теперь поведу разговор — гоните крепкие пище-привилегии, а нет — придется уйти. Взамен может пойти задуманная сегодня писательская военизация совместно с ИРЛИ. Снова обида — пропустил Отца Пищи, — оказывается, был и принимал, а я не позвонил во время. Но вообще пайковые перспективы очень слабы. Наоборот, зажим продолжается — в Акад. столовой были сегодня только супы, в ДУ, правда, хорошая рисокаша, но по одной на пропуск. Был сегодня и в пустой квартире акад. В.М. Алексеева, разыскивая ящики для отправки ему.

В ДУ разочарование с шефскими военлекциями. Там воскресло это самое бюро, которое кормило меня зимой. Сразу же воскресли и все старые, дивные зимние надежды на Ладогу, рухнувшие тогда. Составил дивный план лекций, ринулся в бюро — оказывается новый зав. его, Валентинович недавно эвакуировался. Тиханова уехала на несколько дней на дрова. Но все же Ладога — чудный, прямо родной какой-то мираж, остается целью, которой буду всячески (теперь через ССП) добиваться. Сегодня подпиточка есть. Это огромная брюквина и немного молочка Маше, также кило булки под вечер — вторая порция за брошку-булавку. Тлеет, оказывается, еще и портьерная комбинация. Зреет где-то и легендарная изумрудная мена.

У Машутки плохо с нервами. Возобновились странные ее зимние причуды за едой. Теперь это невыносимая какая-то возня со стулом, он должен стоять одним каким-то странным образом. Установка и подгонка его — мешает всем и редкая еда обходится без отвратительного крика и скандала. Я наказываю, ее она явно отчуждается от меня, ни за что не остается в квартире без матери со мной, это часто тоже очень мешает и опять крик и скандалы. И вообще она невероятно слезлива и чудовищно обидчива, и все это очень плохо.

Завтра с утра публовская возка, затем в час СП — первый демарш по военизации. Академией придется пренебречь. К «Турции» опять не успел готовиться и завтра, значит, последний день для подготовки, вернее, последний вечер, ибо день будет опять, конечно, карусельный.

12-ое сентября. Утренняя сводка сообщила о потере Новороссийска. Сегодня ясно, но страшно холодно, сильный ветер.

С 9-ти до 12-ти ждал в Публе машину, которая так и не пришла. Произошел разговор с начальством. Смысл его: очень жалеем, но пайком помочь не можем, если найдете что-нибудь лучшее, уходите. Значит, надо деятельно производить дальнейший поиск. Съездил и на свидание с Нинеттой, теперь нужно идти к ней на дом, завтра или в понедельник.

В Союзписе военизационный разговор не состоялся — не было начальства. Так все всегда мучительно тормозится, заболачивается. Дежурил на Рошаля, Отец Пищи прибыл, но не принимал. Завтра, говорят, как раз у них заседание, но Шенкман считает, что наши дела даже стоять не будут. Видимо, присутствуем при агонии паечка, о котором так мечталось. Дело попало в общую, очень неблагоприятную зажимную, сокращательную полосу. Сбегал в Академию, где Федосеев собирается в Москву и обещает

157

хлопотать там. В Публе дают кофе и табак, но я поехал прямо домой. Галя пошла к 6-ти часам на ПВО-занятия. Ходить ей туда ежедневно три недели.

Этим вечером пища разбивается у нас на две части — немножко до ее ухода, немножко после. Бабушка все болеет. Ком. врач предполагает, а частный подтверждает — камни в печени. Марианна дала кровь и вместо следуемого уже двухдекадного пайка получила по новому распорядку однодекадный.

Завтра должен быть мой доклад, и только сейчас, в 7 ч. вечера, я принимаюсь за подготовку. Трамвайно прочтены «Византийские портреты» Диля. Андроник — современик Низами — великолепен. Много поучительного материала для времени Низами — Хакани.

ДУ благородно дал две больших порции тушеной (разваренной сушеной) картошки.

Получено письмо от Андрея от 19 авг., что числа 12-го им направлены были все мои бумаги. Значит, прошел уже месяц.

Вернулась Галя, и мы поели знаменитого ее густого зеленно-крупяного варева. Лопнула комбинация с портьерой. Сегодня наши с Сашей именины. Этот день у них праздновался всегда торжественно. Крендель, пироги, вина, гости. Мы приходили туда с мамой вечером. Приходил и Сергей Митрофанович и Франковский. Сегодня же в темном вдовьем их доме Галя ставит компресс бедной старухе-теще, лежащей со страшными болями от камней в печени. Я здесь же в пустой квартире при коптилке готовлюсь к «Турции». Машутка спит. А другие все лежат в могилках, а мамино тело даже могилы себе не нашло. Прочтен «Голод» К.Гамсуна. Глупая вещь. О голоде автор не имел ни малейшего представления. Бездарно.

13-ое сентября. Воскресенье. Ну и день! Он показал, что есть еще порох в пороховнице. С утра, встав в 7 ч., и выслушав сводку снова неутешительную, сел заниматься Турцией. К 10-ти она была готова. Поехал к 11-ти на Дяди Жоржину квартиру. Скверная Анна Дмитриевна вскоре появилась, а лошади все нет и нет. Какой ужас и разгром в комнате! Наверху был пожар, вода стекала вниз, но пожарники прикрыли вещи брезентом и спасли их, в частности наше бюро. А.Д. тут же продает жулику Петухову остатки вещей, занавеси с окон и дверей. Библиотека более или менее цела. Но грязь, развал, в когда-то милой этой комнате, такой чистой, где было столько дивных вещей, с каждой из которых связаны все лучшие золотые воспоминания о Кривцовском — Миггином - мамином мире. Все разрушено, продано, предано. Все, решительно все! Вижу — не будет уже лошади, надул скверный мальчишка. Кидаюсь искать тележку по неведомым этажам, диким лестницам странного этого дома-ковчега, по разным дистрофированным троглодитам. Все бесплодно. Но чувствую, надо во что бы то ни стало бюро увезти. Выхожу на набережную Невы, просто начинаю спрашивать у прохожих туземцев и вот попадаю в детский сад какой-то, где милейшая заведующая быстро соглашается. С огромной их тележкой, которую везу первый раз в жизни, пришвартовываюсь у подъезда. Жулик и какой-то его морячек помогают мне нагрузить бюро. Отъезжаю, прихватив несколько картинок со стен. Легко и ровно

158

катится тележка по асфальту набережной Фонтанки, но доехав до угла Сергиевской, замечаю, что забыл захватить съемную резную верхнюю часть. Как сумасшедший кидаюсь обратно с возом, бегом в квартиру — дверь заперта, А.Д. ушла. Отчаяние. Вдруг выскакивает Петухов из своей квартиры. «Дайте ключ!» — «Не могу, опоздаю обедать!», «Дайте, я вам за это папиросок устрою». Поворачивает, выносит ключ, но увы, только от входной двери. В безумном каком-то порыве влетаю в пустую квартиру, трясу, рву, ломаю дверь. Треск, удары ногой, и вдруг трах — настежь. Хватаю верх и гигантским ударом захлопнув растерзанную дверь на французский замок, вылетаю на улицу. Что будет дальше из всего этого — не знаю. Теперь уже прямо домой. На Полицейском мосту и еще два раза по дороге едва-едва уловил съезжавшие части бюро. Точно чья-то невидимая рука останавливала их на краю гибели. Особенно мучительно было на булыжниках Троицкой. Раз пять останавливался, просил прохожих держать телегу и поправлял. Пот катился градом. Трудно было въезжать и на повышения у мостов. Больше же всего досталось на Графском пер. Никогда в жизни не подозревал, что скотский этот, выложенный гигантскими булыгами переулок от Фонтанки до Троицкой подымается в какую-то неслыханную гору! Наконец, дома. С Соней и Галей вносим по лестнице бюро. Бюро водворено. Огромное чувство удовлетворения. Это я обязан был сделать в память мамы и Мигги. Тут же награды — из ящиков вылезают: коробок спичек и все чудесное Миггино старинное голландское серебро! Так же несколько Дяди Жоржиных новых вилок и ложек. Масса писем, фото, записок. Завтра нужно будет разобрать все. Успеваю перехватить принесенный уже Галей писательский обед (картошка), почему-то довольно обильный и, переодевшись во все самое шикарное, качу телегу обратно в детский сад и оттуда бегом на В.О., опаздывая на лекцию. Но Политотдел решил сперва «посовещать» собравшихся г. г. комиссаров.

Жду полчаса, и тут милый писарь презентует мне два коробка спичек. Здорово. Комиссаров-политруков много — среди них трое моих старых знакомых батовцев — они поражены встречей. Читал часа полтора, читал хорошо и выпровожен с одним спасибо. Эта черная неблагодарность, дубинная бесчувственность, гнусное негостеприимство, нарушение и традиции и специальной договоренности возмутили меня так, что я вылетел, даже не поговорив с политруком, спрашивавшим с места о возможности приглашения на Ладогу. Придется звонить завтра. Вдруг — осуществление мечты? Да, вряд ли удастся с ними кашу сварить.

Уже половина 7-го. Чуть ли не бегом в ЛДУ, где еле поспеваю пообедать — не хватало того, чтобы я еще моего законного талонного обеда лишался из-за этих дубовых эксплуататоров! План ехать к Нинетте сорван отсутствием трамов из-за разведения моста. Пешком через Публичку домой. В Публичке завтра (увы, не сегодня, я именно для того и зашел) можно получить кофе и табак. Есть и душ, но не до душа. Дома, наконец, уже в полумраке. Накормлен действительно прекрасным зеленно-рисовым варевом, густым, сытным. Ложимся рано. В передней при свете свечки

159

поблескивает лак спасенного и водворенного бюро. Дождется ли ом условий, его достойных или просто час и день гибели его отсрочен?

14-ое сентября. Пять градусов с утра и весь день холодно, ветер, ясно День необычайного количества возникших надежд и проэктов. С утра» ЖАК-а звоню Мелкову в Политотдел, возобновляя ладожские мои пожелания, обещают узнать, надо созваниваться.

Я очень поздно вернулся домой сегодня и довольно устал. Так т завтра предстоит такой же «оживленный» день (начиная, очевидно, t операции по извлечению из магазинов объявленных на завтра продуктов-меланжа, масла), то нужно лечь раньше (масло кончилось вчера и завтра, если не получим, то на утро один хлеб, что плохо). Поэтому пишу крата по этапам дня: 1) Публ — телеграмма из Москвы — высылаем подари (это шоколад, изюм), денег на приобретение книг нет (значит, рухнуи мой проэкт загнать остатки папиных книг). Назначен на ночное дежурств) 16-го. Вставлял рамы. 2) Академия — вдруг двинулось радио-дело — нужно быть русским и хорошо знать немецкий язык. Завтра звонить еще. Трепещ) надеждой. Назначен на ночное дежурство 25-го. 3) Союзпис — Аврамени обещает и Пубалт и лекции, но уезжает сам и все передает Лихарев) Значит все заболотится. Предлагает, в виде отдаленного проэкта, литре-дакторство в радиовещании. 4) Набережная Рошаля. Свидание с Отцеп Пищи — Иваном Андреевичем. Это человек очень маленького рога, хромой, одет во все зеленое, лицо молодое, но изборождено глубоким! морщинами, странного бронзового цвета. Разговор краток: спецпаек -выяснится дня через три. О применении честности на продовольственно! поприще не может быть и речи. «С точки зрения государственны! интересов — неправильно. Вам надо в Москву, такие люди нужны там» 5) ДУ-член военного совета Соловьев, получив письмо от группы ученых, немедленно распорядился увеличить и улучшить отпуск продуктов i столовую и почти обещал безвырезные обеды, типа гост-цы «Северно» Сенсация: у Шенкмана как раз идет экстренное заседание по составлении списков (вычеркиваются все спецпайки) и т.п. Может быть, уже в это» месяце. 6) Снова в Публичку за табаком и кофе, но не дают, обещай завтра. 7) К толстенькой Ниночке (это против Митиного дома) -бесплодно, ее нет дома. 8) Домой, где съедаются банка мясных консервов и зеленый суп. В ДУ встретил Нику. Он получил два года условно Пребывание его было тяжелым. Сегодня жил с очень сильным предчувствием того, что вся эта неистовая беготня, вся карусель должна все ж кончиться чем-то положительным.

Около 2-х часов ночи. В час нас разбудил неистовый стук в дверь Гале надо было сменяться на ночное дежурство в штабе МПВО и так как она не пришла, то разъяренная и умученная предыдущая дежурная ломилась вызывать ее. Мы-то думали, сойдет так. Устраиваем совет, что делать? Галя нервничает, кричит, Машутка просыпается и, естественно, тоже подымает крик. Иду в штаб. Там сидят две девушки, предыдущ». дежурная и два милиционера, из коих один упоминавшийся в сих записках наш участковый. Вопрос ясен: дежурство должно быть перекрыто. Отговорки, ссылки на болезнь ни к чему не ведут. Возвращаюсь и отправляю.

160

Галю с книгой и карточками, дабы получить, уже пользуясь случаем, без очереди раньше всех продукты, тепло одетою. Дежурить, правда, не на улице, а в штабе, где хоть тепло и есть коптилка. Мы с Машуткой утешаемся сухариком, а я вдобавок ложкой холодного супа и табачком, ложимся дальше. Машута вдруг ведет себя молодцом, серьезна, спокойна. 15-ое сентября. Просыпаюсь в двадцать минут девятого, от веселого утреннего Машуткина голоса: «Папик, я хочу пись». А в 9 публовская машина. Галя все в плену ПВО. Без чая, забросив полуодетую дочку к бабушке, лечу в Публичку. Машина ушла из под носа. Догоняю ее в трамвайно-пешеходной скачке У Таврического сада. Затем два часа тас-кания — погрузка книг. Приехав в Публичку, заявляю решительно об уходе в Академию. Начальство — в амбицию, я непреклонен — значит, разрыв. В страшной ярости принимаю твердое решение завтра с Публичкой расставаться. Это не мешает получить у них вечером 400 гр. табаку, 1,5 пачки ячменного кофе и баночку кетчупа. Все-таки не компенсация! Затем два разочарования: 1) радио не откликается на телефонные звонки и коммутаторша сообщает, наконец, что они все уехали на дрова, 2) звонок в Политотдел по делам Ладоги выясняет, что должен найти меня в Академии некий представитель, но до конца дня он так и не появляется. Зато стелефониваюсь с Прокофьевым на предмет свидания. Продолжается также непонятная, в сущности, его любезность.

В ДУ и ДП сегодня вдруг прекрасные обильные каши. В ДУ даже кусок ветчины и компот. В лавке получено 500 гр. сливочного масла, 200 гр. меланжа детского, вне нормы. На завтра — сухофрукты, также по 200 гр.

Примерное поведение Машутки ночью и утром находит заслуженную оценку в виде небольшого теплого дифирамба. Впечатлительная девочка — сразу сломлен весь ледок отчужденности последнего времени. Льнет ко мне, опять ласковая, доверчивая, мягкая. В ДУ продолжается безвырезной ажиотаж. Логашев: дело верное. Немцов: ничего еще сказать нельзя, вопрос еще никак не решен.Шенкман: шансов на положительный исход 60%. Сей доблестный муж снова двигает меня в списки из 54 человек на спецпайкирование. Значит, теперь по двум линиям надежды. Одна из сих линий может ли осуществиться?

Измученная дурацкой бессонной ночью, Галя не пошла на дурацкие занятия. Вышел в свет и поступил в продажу давно уже готовый и придержанный с прошлого года 1-й том «Крымская война» Тарле, содержащий резкую и ядовитую критику английской политики. Так же снова придержана панегирическая статья о Черчиле распоряжением с высших верхов. Немцы продвинулись под Моздоком.

17-ое сентября. Четверг. Утром вернулся с ночного дежурства в Публе. Вчера еще начал день с отказно-увольнительного объяснения в Публе. Бабский тамошний конклав был тем более ошарашен, что собирался с наслаждением устроить мне генеральное втирание. Затем мирно позаколачивал ящики с Алексеевскими посылками в Академии и, пообедав в ДУ, пошел на последний публовский акт-дежурство. Оно прошло мирно, спал часов 6, но 5 раз (соемлеко) мочеиспускался в окно, с IV-го этажа.

161

Вчера были поражены сообщением Марианны о внезапном запрещении ее английской программы, специально подготовленной для ради содружества.

Сейчас тихонечко поеду в ДКА, затем в Академию с чувством гигантского облегчения от отсутствия Публички. Сведения из Кологрива: крепка земляная колхозная работа, но зато вдоволь молока, хлеба, овощей. «Зато!!» Что бы я ни сделал за это «Зато»...

Сегодня холодный, цепкий, осенний дождь. Ночью была канонад Наши жмут под Синявино и это может принести нам многое — раздвинул «дыхательное горло» осажденного города.

Марианна вчера дала дополнительно кровь, получила деньги и купим полкило картошки за 100 руб. Это дешево. Получено 600 гр. изюма, очей хорошего. Сегодня дают уже мясо. На завтра объявлено сладкое плюс ш 100 гр. какао дополнительно.

Визит в ДКА с утра дал хорошие надежды на лекции и на работу: таджиками в частях. Вот была бы штучка! Там же вопрос о возможности моих в области перевода с голландского языка. Вообще, может кое-что получится. Любезно угощен сладким кофе и чаем с кусочком белого хлеба Получена анкета для заполнения, сдать завтра.

Поздно приехал в Академию и зря запаковал два тома рукописи сборника «Горький», которую старик мой решил отправить с хрычем в Москву Игнатию Юлиановичу, дабы оживить (sic!) последнего, поднят! в нем дух(!), упавший, как видно, из очень кислого письма («деньги иду; непомерно, в Болшове кормят скудновато, стоит оно в месяц 3600 р. -очевидно на двоих — прописка на месяц, работать не хочется».). Последив слова и подвинули старичка на эту поразительную акцию. Однако, хрыч вполне пьяный, сборник взять отказался.

В ДУ хорошие каши, соемлеко — 2 литра и 100 гр. табаку. Обещан» завоза всяких ненормированных съедобностей. Слухи об утвержден! безвырезности, конечно преждевременные. На табак и млеко уже стрелял -денежки наши кончились. Произошла глупейшая история: по телефон) чирикает — получено, мол, хорошее решение для ученых. Сгорая и напряженного ожидания, мчусь и — проклятье, дело идет о каком-то усовершенствовании в технике выдачи карточек. Так и вернулся я домой с тремя поллитрами соемлека в карманах пальто, с портфелем, тук набитым чувашской макулатурой для топки. Это второй принос и, если удастся наладить систематически, сие нововведение сможет сэкономии нам много дров. Мрачно проквакала «тарелка» о боях на северо-западной окраине Сталинграда.

18-ое сентября. Холодно и ясно. Бои уже на улицах Сталинграда.

День ознаменовался капитальным визитом сперва в Горком к т. Золотухину, затем в Радио. Эта работа разом вывела бы нас из бедности и недоеды. А ответственность, а консеквенции? Запоздал, запоздал паечек… С завтрашнего дня, во всяком случае, начну ходить для ознакомления; работой. Утром отнес заявление в Публичку об уходе в двух варианта совсем и месяц отпуска без сохранения содержания. Так как начальниц; быстро принялась обхамливать меня на тему о подхалтуривании, то ту:

162

же изъял второй вариант, значит, совсем. Вот уж «без радости была любовь, разлука будет без печали»!

В Академии нашелся, благодаря моему искусству вскрывать ящики, японо-русский словарь. Почему-то была запакована, хотя и блестяще, но только половина словаря. Другая так и стоит в шкафу P.O. Завезена анкета в ДКА, просят немедленно звонить в понедельник, пока лекции, поездка к таджикам в будущем. Все мысли заняты только одним Радио. Это шаг капитальной важности.

Дома великолепная пища: настоящие (в смысле капусты) щи, гора жареной кровяной колбасы, мощная брюквина, конфеты и какао, полученные мною утром. Деньги — 50 р. дала утром благодетельная Мариаська.

Завтра придется тащить рыжебраду книги: зарплата опять задерживается. Приспособил забытый портфель. Опять притащена порция книжной макулатуры. Звонил Блистательному! Титулуя меня профессором, сей гранд рассказывал пышную историю о каком-то якобы гигантском сражении за меня, в Москве, но Академия не отдала. Боюсь, что все это «бенсоврато», вполне в его стиле, очень и очень «бен», красиво, находчиво, уместно, ярко. О, Блистательный!

19-ое сентября. С портфельчиком, набитым книгами, побежал к рыжебраду и получил от него 86 руб. Оттуда в Академию, где старик и другие благославляют меня на Радио. Перед Радио посетил публовскую директоршу — расстались вполне дружественно, резолюция «уволить». Затем первое посещение Радио. Семья зубного техника Фукса: еще две сотрудницы — русские. Вот и все. Маленькая комната в Фуксовой квартире. Фуксы, как цирковое семейство, делают все. 3 Фукса 3. Я же четвертый. Но главный Фукс очень славный и, думается, можно будет работать. Все на крайне примитивной, зуботехнической, если сравнивать с нашим эфировым оппонентом, ступени. Дня три искуса, а затем м.б. уже приобщусь к северным яствам. Это первое посещение стоило нервов — волновался и страшный, в результате, голод. Превкусные домашние щи и жареная кровяная колбаса едва лишь и не качественно его успокоили. Сейчас девятый час и гидра недоеды опять подняла скверную голову. Перед обедом была блитцванночка. Коптилочки и изредка лампа прочно вошли в быт.

В Миггиных бумагах нашел свое письмо к ней от 1931 г. из Узкого, по-французски. Просто совершенно потрясся совершенством, легкостью, изяществом языка, фразы, мысли. Все искрится, именно настоящей только французской чистой ценностью. Неужели эти строки могли принадлежать мне? Жизнь, терка жизни! Вязкой сыромятной серостью полны нынешние мои писания. Если завтра плохая погода, то не Ручьи, куда зван, а Ботанический сад и окрестности.

Вышло в Москве прозаическое переложение «Искендер-наме» Низами Мстиславского. Это как раз то, что затевал я для себя и Андрея в прошлом году. Читал «Ле журналь де Техеран», за 14—20 июля. Была гражданская война во всей стране. Номер от 19-го сообщает, что с 7-го в Керманшахе прекращен отпуск муки булочным вовсе. Население бежит в окрестные деревни.

163

На завтра утром уже ни масла, ни сладкого, только немного кровянки этой самой, ну и щей тарелочка. Объявлено по поллитра молока всем группам населения.

Бедный Мануйлов уже пять дней, сидя на корабле пишет его историю из последних сил. Но его не кормят, хоть в кармане бумажка Трибуца о всяческом содействии. Не находится слов подходящих для гороподобногс стоеросового хамства этих мелких местных сановников-начпродов всяких Сегодня опять после Академии по всем скитаниям сопровождал меня портфель с горючим.

21-ое сентября. Вчера провел, последний — вероятно, благословенный день в Ручьях. Чудный, сверхъестественно ясный и очень холодный был день. Видно далеко, далеко. Кавголовские горы лежали вдали каким-то розовым, морщинистым и голым слоном. Почувствовалось что-то прощальное в этом лицезрении. На лугу косил клевер. Обратная дорога была омрачена небывалым скандалом со своевольным животом, в результате чего по возвращению пришлось залезать в холодную ванну и стирать исподнее. Но бодрость была опять легендарная (с радостью заметил -значительно ослабла прожорливость), немножечко овощичек приехало и домой.

Сегодня опять посещал Радио. Медленность продвижения к окончательному оформлению свидетельствует, быть может, в пользу серьезности дела

Что-то стало опять голодновато — и это конец месяца, когда обычно всегда лучше бывает. Нет ни подпитки, ни прикупов. Донорство Галино 24-го. Она вдруг стала жаловаться на проголодь. У Машуты таие разразился страшный какой-то небывалый аппетит — целый день пиратствует в погоне за едой. Притащил сегодня из крольчатника обратно сачек и шкурку — так ничего и не вышло. Вообще — хилость всех дел.

В Радио видел в числе свежеприбывших из Москвы книг — переложение детиздатовское «Искендер-наме» неким Мстиславским. Так же 4 номера «Британского союзника». Вот моя идея и воплотилась в жизнь! Хорошо, по крайней мере, чувствуется, что приходят им и хорошие мысли, Портфельчик с бреннштофом* доставлен опять. Перед сном съели брюквину и тем успокоили чрева.

22-ое сентября. Ночью был мороз. В Академии вверглась с воплями о спасении библиотекарша наша, 28 дней уже проработавшая на торфе. Для сильных там хорошо: дополнительный хлеб, обед. Многие очень поправляются и многие подают заявления, прося остаться на зиму. В бараках тепло и электрический свет. Лагерный режим, конечно, при этом не смущает. Но горе слабым — за невыполнение нормы — снижение пайка. Наша несчастная, еле стоявшая на ногах и до работ, докатилась до одного пшенного супа в день! Это при наличии карточки I категории, т.е., значит, даже полагающуюся ей норму у ней отнимают. Таков режим. Подавление, затаптывание ослабевшего вообще всюду — сейчас принцип «Дистрофик» — ругательство в учреждениях, на улице, в трамвае. Дис-

__________

*Горючее, топливо (нем.).

164

трофиков презирают, травят, стараются забить в землю. Первое условие быть принятым на работу — не иметь дистрофического вида. Такова мораль второго года осады.

В Радио сегодня определили на завтра полное оформление, а послезавтра — столовая. Неужели действительно приближается божественная Сыта? Слишком много разочарований было, чтобы еще раз затеплилась вера... Теперь только 36 часов отделяют от «проверки истины». С какой бесконечной плетется усталостью все существо от проверки к проверке — обычно от краха к краху.

Опять голодновато сегодня — вечером зеленый суп и хлебушка чуть-чуть. Или перекормились мы? Ведь суп был густой, из настоящей капусты, брюквы, правда, без крупы. Поели даже сухарей из энзе.

Говорят, Серг. Эрн. Радлов попал в плен в Пятигорске. А предательский Печковский поет в Киевской опере (есть и такая?), теперь отправляется в турне по «Европе». Раннее рассказывали, что его убили партизаны. Это справедливее.

Вот может получится в конце концов история: стечение благ — спецпаек (или безвырез) по Дому Ученых, «Северная» столовая по Радио, да имеющийся писобед. Как быть в таком случае? Вероятно, он будет первым в своем роде. Возможно, что от чего-то нужно отказаться, а может быть и нет? Писательский и ученый безвырез я получаю по состоянию, так сказать — имманентно, а радио — аттрибутивно, по случайному аттрибуту — кончи я служить там и он прекратится. Сейчас нас спасает зелень. Она скоро кончится, если не включатся эти подпитки, откроется первая стадия мрачности. Каждый день бесплодно звоню Ниночке в Райфо. Пропали, видно, презенты!

Портфельчик с топливом опять доставлен, зато пришлось выдать Марианке чудное сухое бревнышко из прошлогодних. Мануйлова все еще не кормят на кораблях. Он очень осунулся, сдал за последние дни. А сколько видишь на улицах, в трамвае раскормленных, лопающихся от переедания рож — воровских, хамских вывесок над ловким грабежом народного добра. Вот они — «в интересах государства используются правильно». Отсюда рождается общепонятная истина — получишь только, если возьмешь сам.

Среди сжигаемых книг попался немецкий коммерческий письмовник. В нем фраза: «Сим исполняю печальную обязанность известить Вас о кончине моего супруга в цвете лет и посреди поприща, господина Л. Марабий». Да, вот именно — в цвете лет и посреди поприща.

23-е сентября. Теплее и дождь. Бои на улицах Сталинграда. У нас почти всю ночь канонада.

С утра получил 900 гр. прекрасной воблы (в счет мяса). Если бы у нас, как в прошлую голодовку, было каждый день по 3—4 воблины на нос, то голода не было бы.

В Академии неожиданное появление юной военфельдшерицы из 201 ОБС — интересуется, видите ли, английским языком. Много пумпировала. Зарплата 326 р. (в Публичке расчет — 240 р.). Обед в Союзписе, где предложение «Звезды» написать рецензии на таджикский и узбекский

165

сборники. Обед хорош, с кусочом мяса. На дом бралось из ДУ и конечно, это гораздо лучше, они сытее и мне даже на вечер осталось кашки. Дома хороший зеленый своеогородный суп, немного хряпы дареной (Марианна) и пара воблин, как всегда теперь подпеченных на буржуйке.

В Радио не удалось ни оформиться, ни пропуска получить, ни письма в Академию выправить. Не уехал и тот, чей пропуск в столовую переходит ко мне. Столовая стала, говорят, гораздо хуже. Есть там, правда, вырезной утренний завтрак. Моя первая писанинка, кажется, понравилась всем, понесли даже показывать в Горком. Немцы увеличили хлебный и мясной рацион.

После утренний воблы выпил в Академии 5 стаканов кофе. Эта вобла естся с новым наслаждением — она крепкая, и можно кусать. Ведь вся наша полусытость зиждется на преимущественно жидкой и полужидкой пище.

24-ое сентября. Тепло и дождь. За день был проделан такой маршрут: Академия—Радио—ДКА—ДУ—Радио-бис—домой. Галя дала кровь (210 кубиков). Хорошо пообедала там за это, принесла домой декадный паечек (вместо мяса выдали селедку маринованную и кильки) и 126 р. денег. Паек стоил 43 р. Придя поздно домой, застал их за прекрасным ужином.

В Академии цитировалось письмо из Елабуги — за мужские калоши дают 3 пуда муки. В ДКА утверждены два доклада, теперь пробная-контрольная читка — и в плаванье. В ДУ переданы все перерегистрационные кукументы. Там давали очень хорошее желе.

В ДР заполнил анкеты (окончание оформления завтра утром), приказом пройду с 19-го, должность — старший редактор. Легендарный пропуск в «Северный ресторан» будто бы завтра — сегодня уехал мой предшественник, сидевший на этом пропуске. Получено там же две пачки настоящего «Беломора». В Академии подарена мне приятная плоская коробочка для табака. Что я ел сегодня: утром... к свиньям, пищевой бред! С ночи весь день грозно ревели пушки. Бьют и сейчас.

25-ое сентября. Завершилось оформление в Радио. Легендарный пропуск получен, но то ли уехавший, то ли передававший выели день вперед и только завтра прикоснусь — для начала к завтраку. Сегодня, говорят, на завтрак давали манную кашу, масло и сыр, конфету — без какого-либо выреза. Вряд ли мне выпадет такое на долю, по всегдашнему закону ухудшения.

В Домписе получено 200 гр. табаку за 24 р., там же приятно пообедалось. В редакции побыл с половины четвертого до половины восьмого, при этом начиная с 6-ти часов выбивали, резали и расстилали с переноской всей мебели огромный зеленый ковер-половик, грязный до невероятия, От ночного дежурства в Академии быстро избавился предъявлением радиобумажки. Радионачальство сообщило мне об утверждении в высших сферах моей писанинки, оно же высказалось в смысле предоставления мне далеко идущих в перспективе полномочий. Просмотрел «Искандера» Мстиславского — что-то бледновато, скучно. Очень скверные картинки. Что-то сулит новая столовая в отношении выреза и всей талонной нашей экономики. Боюсь, что все это преувеличивалось в мечтах...

166

Окончил трамвайно премилый роман Мариэтта «Percival Keen» Ax, если бы в нашей жизни так много елось и так бы все хорошо кончалось! Уличные бои внутри Сталинграда продолжаются с тем же ожесточением.

Последние дни гигантское нашествие блох. Каждый день по прежнему привлекается портфельчикина приноска топлива. За 1000 р. продан в скупочный пункт сачек и шкурка. В энзе уложено 2 кгр. белой муки. Сегодня со дня папиной смерти 13 лет.

26-ое сентября. Суббота. Опять суббота! Казалось, только начало недели! Эту необычайнейшую скоротечность времени отмечают почти все. Дивный теплый, ясный день. Вот настоящее бабье лето. С утра совершил первое прикосновение к Великой Пище в «Северном». Миг, исполненный трепетом переживаний. Завтрак был таков: 320 гр. крутой рисовой каши, в коей 10 гр. сливочного масла, большой кусок прекрасного сыру, чай с шоколадной (небольшой) конфетой. За это не вырезали ничего. Обед там же: прекрасная лапша с грибами, две не очень больших котлеты с 1/2 помидора и 120 гр. гарнира — тушеная фасоль. Сладкий компот. Это все без выреза. С вырезом 40 гр. крупы и 10 гр. масла давались также молодая картошка или тушеная фасоль. Все чисто, вкусно, вежливо и сыто, т.е. сытая обстановка, без напряженного ожидания, голодных вспышек, без вылизывания тарелок, без всего того мерзкого, унизительного скотского перед «Дачей Пищи», которое во всех столовых, ученых и неученых, в которых участвоваешь сам всегда. В Академии подписали обращение ИВ и ИЯМ к фронтовикам. Оформлял I категорию на Рошаля — получил подтверждение приглашения на имянины. В Союзписе был на приеме у Лихарева, вербовал кадры для нашего Радио. Затем в Радио сидел почти до 9-ти часов, много слушал, читал и набрасывал. Отношения по прежнему хорошие. С острым огорчением узнал, что вчера прозевали в ДУ два литра соевого молока.

Моя писанинка уже переведена и завтра будет исполняться. Возможно, попаду послушать. Так вдруг оказался в числе «работников номенклатуры». Много думал сегодня об этом, разбирал меня страх, жалел себя весьма, ибо обед и завтрак оторвали меня от любимого Востока и академичности строгой, ввергнули меня в язык, который я не люблю, в жанр чуждый. Только за обед и завтрак! Но это также за «только жить». Строгой консервации не сдержать, а востоком и подавно заниматься было нельзя. Личная моя проблема сытости, вернее — неголодности, разрешена. Размеры выреза покажут, какая польза будет семейству. Галя считает, что сейчас первоочередная задача подкормить ее мамашу. Хорошо, если бы кто-нибудь решил так относительно Гали или меня. М.О., во всяком случае, отказалась от этого имевшегося у ней ранее решения. Ее уже нет целую неделю, ни слуху ни духу.

Вот два любопытных эвакослучая: человек едет. Где-то в Алтайском крае выходит на станции за обедом. Возвращается — состав расформирован, вагоны угнаны, вещи выброшены на пути. Сидит на вещах, в раздумьи. Мимо идет дядя, какой-то местный чин. Приглашает «отдохнуть», в ближайшее село. Оно называется Локоть. Так и поселился человек в

167

Локте. Теперь пишет, зовет жену. Просит привезти как можно больше пудры и почему-то — елочные украшения. За пудру можно достать все.

Второй случай: старики родители, сын (певец), нежнейшая любовь. Все зимнее претерпели вместе. Брат певца зовет стариков в Ивановскую область — «тепло, сыты будем». С горечью расстаются. Все возможные разрешения, направления, удостоверения выправлены. Отъезд. Брат там должен встретить и т.п. Старики хилы и нетрудоспособны. Проходит много времени, вдруг телеграмма из Омска! Оказывается, в пути «изменили маршрут» и бросили стареньких в пучину беженства и беспомощности, Остались бы при сыне, наверное, выжили бы, или померли хоть вместе в своем углу.

Сегодня первый раз не принес горючего, зато из перетаскивавшегося в Академии из ломаемого дома дивной библиотеки архитектора Митрофанова привлек очаровательный Almanach dedie aux dames на 1817 г., томик Бальзаковских афоризмов и «Коломба» П. Мериме в Гаршинском переводе (Academia). Дома был еще прекрасный свекольный супчик, хлеб с остатками масла.

27-ое сентября. Воскресенье. Несколько неожиданно вместо выходного получился рабочий день в Радио. С утра привез довольно скверный макинтош-коротышку. Годится только на загон. Хороши были и завтрак и обед, а вырезано всего 40 крупы и 10 масла! Получены в лавке масло и конфеты. После обеда лежал в полутемной редакции на мягкой кровати. Зендер мягко, идеально-чисто передавал тончайшие колоратуры какой-то вещицы Моцарта. Работал порядочно, с острым переживанием, активно слушая. Вернулся после 6-ти домой, а в 7 был свекольный суп, немного селедочки, кашки чуть-чуть, хлебец, чай с конфетами. А до «Северного» завтрака также успел перехватить дома немножко. От увеличения питания чувствую крепкий голодок. Где же, наконец, дно этой ненасытной прорвы? Ах, поесть бы недельку сплошь досыта, то есть чуть захочется, хоть ничтожнейшую капельку, поесть — трах и поел. Опять захотелось — опять поел. Жирного. Мучного. Сладкого. Немцы в Сталинграде вышли в нескольких местах на Волгу. Почти весь день холодное дождеморошение.

28-ое сентября. Вот день, подобных которому, видно, если не изменятся внешние обстоятельства, будет много, протекающих по простой формуле: домопит — «Северный» (завтрак) — Академия — «Северный» (обед) -Радио — возвращение в темноте к 9-ти часам и легкий допужин. В Радио много волнующего слушанья, писанья. В частности, речь Риббентропа -итоги двухлетнего существования оси. Общая дневная сытость, конечно, теперь выше.

Длительная дневная тревога — первая осенняя. Неужели начинается? На улицах вывешена какая-то эпизодическая газета-листок, посвященный подготовке домов к зиме. В нем дифирамб нашему Солонинкину и фото -вид двора, Солонинкин на первом плане со своим активом, в основном состоящем из Гали и Машутки. В подписи «Громеницкая».

Закончена трамвайно очень милая драма Коцебу «Die beiden Klingsberg».

29-ое сентября. Дивный ясный день, но холодновато. С утра до вечера близко и страшно грохочут орудия. Это синявинские бои — недоброе

168

творится вокруг города. С утра, с помощью доблестной Марианны, осуществлена, наконец, великая переволочка мебели. Правда, начерно, пока. Папин стол уехал к соседям. Миггино бюро, с момента приезда торчавшее в передней, красиво стало в углу нашей комнаты. Васин книжный шкаф, загромождавший коридор так, что все вечно бились коленями о выступы его, утвердился в передней. Впечатление, что обитатели сей квартиры решили пренебречь войной вообще.

«Северный» обед был очень хорош: масло, сыр, кусок ветчины без выреза. Вырезная каша из скверного риса. Удрав с Радио до срока, покатил к старым доблестным моим морякам — зенитчикам на Глинка-стрит, дабы просить машину под дрова. Говорят — можно, числа 5-го. Ах, привезти бы еще машину!

В Радио фигурировал мощный комиссар (фигурировал по делу). Вдруг он заинтересовался мною. Насколько окреп я, показал острый спринт за быстро идущим трамваем. Чуть ли не совершенно довоенная резвость. Неужели уже действие «Северного»? Ведь если так, то недельки через две будет, пожалуй, уничтожен и последний дистрофический враг — проклятое, позорное пищеискательство. Не подлежит сомнению, что 9/10-ых его сейчас приходится на сферу психологическую.

Пробовал начать трамвайно «Риторику» Аристотеля в немецком переводе. Что-то не лезет. Спецпаек, ученый безвырез — все это где-то буйно порастает травой казенного забвения. И вчера и сегодня привлекался очередной портфельчик горючего.

30-ое сентября. Опять классический день ясного и даже теплого лета. Непрерывно ревут где-то пушки. С утра был праздник Пищи: дома перехватил кашки, потом дивный «Северный» завтрак, без всякого выреза: рисовая каша, сливочное масло и порядочный омлет. Вывешенное меню предрекало и безвырезный обед, поэтому, прибыв в Академию, спешно забил остающиеся крупяные и масляные талоны, получив за них пшенки 280 гр. с кокосовым жирком, кусок брынзы и кофе. Благодушно переваривал в Академии до половины второго, а затем отбыл в Радио, отложив обед на 5 часов.

В Академии не было сегодня первый раз безвырезного зеленого супа, тарелочку которого до сих пор я никогда не упускал перехватить перед «Северным» обедом. Неужели таким образом закончилась эра безвырезного зеленого супа, много дававшая малым сего мира?! Она длилась месяца два, служа огромной поддержкой. Получены карточки. А в «Северном» вдруг сюрприз: каша оказалась с вырезом! Поэтому пришлось удовольствоваться супчиком, малюсенькой котлеткой без гарнира и каким-то, совсем не для моего типа желудков, очень сладким и вкусным суфле.

В Радио слушал до 9-ти часов выступления (зимняя помощь) тех вождей, первый раз в жизни. И совершенно разбитый нервно, вернулся домой к супчику и превкусным оладьям. Галя давала своим именинницам бал* из супа и оладий. Со страшным семейным блекотаньем наполнял

__________

* 30-ое сентября — именины Софии, Веры, Надежды, Любови.

169

весь этот женский синклит полдня наши комнаты. Никто им теперь больше не мешает и властвует сия здоровая сильная женская кровь -безраздельно.

При выходе из Радио налетел в темноте на кучу кирпичей, со страшной силой брякнулся, рассадил в кровь обе руки.

Пропуск в «Северный» не получен, обещают завтра к обеду. Завтрак, значит, выпал.

1-ое октября. Всю ночь и особенно под утро гремела капитальная канонада. День выпал опять празднично ясный и принес одно утешение: управхоз дает бочонок (М.О. обещает дать ботвы) и одно огорчение: в сарае страшная течь залила все наши дрова. Просохнут ли? Перед. Академией, где пишу это сейчас, снова возили с Галей по комнате вещи, во исполнение все новых ее идей в области планировки нашего интерьера. Двинулась опять история с переходом бедной Тамары в Публ. на I кат. Последние дни стала она вдруг очень опухать; пора подкормить ее, хорошую, доблестную. Весь женский персонал семейства, с которым я связан, считает, что мне давно пора давать кровь. Какое то инстинктивное чувство опаски удерживает меня. Как буду тогда пилить дрова? Грузить | всякое? Мыкаться с утра до вечера? Мне все-таки кажется, что дача крови ослабляет именно физическую сторону, особенно у мужчин, сторону, которая у меня еще так недавно была совсем хилой. Посмотрим. Спрашивал Тамару: будь я муж ее, советовала бы она мне донорство, или нет? Ответила: нет, боюсь за ваши силы, которые нужны на других участках борьбы нашей жизни (таков общий смысл ее слов).

После Академии вихрем полетел к Рувимычу и получил — о благородный еврей! — 10 порошков сульфидина и бутылочку крепчайшего витамина.

Оттуда в Радио. До половины 6-го ждал пропуска в «Северный» и, уже одевшись, на выходе, направляясь в ДУ, с дикими подсасываниями голода, встретил девушку с пропуском! Как зверь бежал по улицам к Еде. Влетел и уже через 15 минут ел завтрак и обед, основной и вырезной вместе, наполняясь кровью и соком, вырастая с каждой ложкой внутри себя баснословно. В Радио изрядно поработал и вот иду домой.

2-ое октября. Дома был прелестный кашно-овощной ужинок. Перестановка мебели вышла крайне удачной, комната преобразилась, чудные наши вещи как-то выиграли необычайно, а Миггино бюро стоит просто царицей бала. Сегодня утром перетащили еще из ванной бабушкин туалет, тоже красоты незаурядной. Милый мамик, что сказали бы Вы на все это? Пришло письмо от Танечки, которую Вы очень любили, на ваше имя. Я ответил ей открыткой и написал как мог — о героической Вашей последней зиме, о печальной Вашей смерти. Будь я дома, когда Вы болели, знай я тогда о могущественности сульфидина, догадайся я достать Рувимыча -может быть и удалось бы вам сохранить жизнь и были бы Вы сейчас со мной, дорогая. Но знаю, не весело жилось бы Вам, а возможность устроить Вам жизнь так, как хотелось, как обещал я Вам, сейчас также недоступна, как год тому назад и "как в дни Вашей смерти.

170

С утра произвел операцию по извлечению с чердака дивного, но очень грязного бочонка. Ах, если бы удалось наполнить его ботвой! Взамен бочонка втащил на чердак изрядную жестяную ванну. Боюсь, что придется налить ее водой.

Перешел на писание сих мемуаров в Академ, и в Радио — домой возвращаюсь поздно и усталым. Странно, что в Радио до сих пор не отдан приказом. Значит, не будет и денег, вероятно, в эту получку. Денег же опять не стало, стреляю по десятке.

«Северный» завтрак просто скуден сегодня: 200 гр. черноватой лапши, кусочек масла и чай, сладкий. Ведь это все без выреза, а я уже расстраиваюсь. О, человеческая природа!

По дороге в Радио захожу в ДУ за пропусками (Гале не дали вчера, т.к. члены семьи должны получить только сами, а женам дают только тем, которые несут общественную работу по дому). Получив свой, сижу, пишу характеристику, собираюсь после сего идти к директорам вымаливать пропуск для Гали. Вдруг вызывают меня с величайшей поспешностью к Логашеву и там задание: так как начинается или уже началось на Волхове общее решительное наступление, имеющее целью окончательно прорвать блокаду Ленинграда, то надлежит немедленно написать текст обращения, ленинградских ученых к бойцам — волоховцам в таком духе: вперед, мы сидевшие год в блокаде, ждем вас и т.д. Обращение должно быть передано к 7 ч. в Штаб Фронта, оттуда пойдет в часть, где будет зачитываться перед боем и во время боя. Такие же обращения пишутся и в других учреждениях. В столовой установлен пикет для уловления обедающих ученых на предмет сбора подписей. Пораженный этим известием, сажусь писать и скоро сдаю пламенное воззвание.

Гале выписывается пропуск, и я иду обедать в «Северный». В Радио, подобрав материал для следующей передачи, сажусь за изучение стенограммы выступления в Спорт-паласе от 30.IX. на предмет ответов. Интересно, что стенограмма и русский перевод были готовы только сегодня, часам к 4-м, после непрерывной работы сотрудников, начиная с момента речи. Горючее ношу домой систематически.

3-е октября. Вчера я едва дошел до дому в адской темноте, усугубленной туманом. Как угнетает темнота эта! Дома уныние — Галя сдавала зачет по ПВО и не ходила за обедом в ДУ, поэтому голодновато и, следовательно, уныло. Взял 50 р. в долг. С утра дождит, мрачно. Воображаю, как плохо будет возвращаться...

Марианна появляется, с дивным, на первый взгляд, предложением работы для Гали. В охране склада. Будет сыта — это хоть законно полагается. Сегодня надо к вечеру решать это дело. Я ратовал — за, но согласится ли она?

В Академии разбивал ящик. Несчастный голодный старик жует какие-то кочерыжки беззубым чавкающим ртом и доводит меня тем до белого каления. Дал ему для жены 3 порошка сульфидина и в Радио устроил ему письмо к сыну на фронт. Несчастный. А тут же рядом, в буфете ИРЛИ, рядом с полуголодными учеными, жрущими суп из ботвы, рядом с Мануйловым, которого так и не кормят моряки, — сидит посторонняя

171

девка — парикмахерша свежая, розовая, как поросенок, трясущаяся жирком как медуза, открыто пожирает в день по 200 гр. крупяных талонов по кипе карточек, небрежно извлекаемых из чемоданчика! Почему есть у нас такие уродливые безобразия? Зеленые супы в Академии не кончились, но стали ужасно гнусны, благодаря морковной «тине», которую обильно в них запускают.

В «Северном» — или я разъелся, или действительно маловато стало. С восторгом думаю о супе, который Галя обещала сварить сегодня, после дежурства в штабе ПВО с 9-ти до 6-ти. Если начнутся налеты, заест ее это ПВО, и с этой точки зрения — ей лучше служить.

Сады и парки Петербурга нынешней осенью красивы необычайно. Могучие груды красного, зеленого золота, пышного, кудрявого. Несказанная красота, но только бесконечную грусть навевающая красота. Пишу в Радио под дикий треск машинки лондонских ньюс. Саша, Саша...

Написана острая, даже пламенная статья — ответ Спортпаласу. Откуда что берется? Ведь «Северный» что-то очень отощал в последние дни.

Сие пишется уже дома, после очередного пробега в черноте. Эта пробеги свернут мне когда-нибудь шею. Ведь идешь только по сравнительно более темным очертаниям зданий, углов на фоне неба. А куда ступаешь в каждый данный момент — неизвестно. Вся ставка на то, что мостовая, панель — в порядке. Первое случайно появившееся отверстие, незакрытый люк, ремонт водопровода — и готово... Все же хорошо помогают выкрашенные в белое фонари и борта панели у поворотов, последние, к сожалению, уже почти утратили свою окраску. Когда звездно — гораздо лучше.

Дома опять уныние. С этой складской работой пока ничего не выяснилось. Взял первый урок машинописи. Идет.

4-ое октября. День встал в пленительной ясности голубого неба, осеннего солнца. Значит — Ручьи. Перед отъездом несколько бодрых пробежек: по вопросу Галиной работы (работа ухнула, кто-то занял завидное место еще вчера). В «Северный», где раздражающий кусок вкусного пирога с капустой и все. Наконец бодро шагаю среди чудных осенних красок аллей и лесов, под ярким солнцем, вдыхая упоительные осенние запахи. Как мир хорош и как преступно гнусно человеческое! Так — тоскливые картины разбиваемых деревянных домиков среди всей этой красоты, часто дивно-уютных, жилых, окруженных садиками, огородиками — и люди, жившие здесь мирно, годами, безжалостно выброшены. В Ручьях прежняя, еще улучшенная, пожалуй, укрепляющаяся взаимным расположением симфония потчующего гостеприимства, молочка, овощей. В ответ разливаюсь соловьем во внимательной, смышленой аудитории. Обратно пешком, до 1-го Муринского (авария около моста) и там черная, ревущая, визжащая толпа, все мешки, узлы, дрова — атака вагонов. Еду домой, сидя на барьере площадки, свесив ноги на левую сторону. Удобно, вид и воздух... А сзади — костолом, вопли, драки, плач и ругань. Месиво тел, конечностей, багажа. Все это в темноте. Привезены вести о возможности получения хряпы и т.д., хороший хлебокус, морковушка, несколько мощных картофелин, объемистый пук красной свеклы — неудачной

172

(мелка), отданной поэтому! Пренебрег не только визитами, но и обще-питными звонками к: Сдобночке (скандал!), Е.Л-не, пренебрегаю и ДКА. Галя была в «Северном» вместо меня — определяет обед чудно вкусным, но все же чуть-чуть маловатым. Тем не менее, сходимся на том, что это подспорье в смысле безвырезности огромное. Близятся дни, когда, быть может, выйдет что-либо с дровами. Галя и Соня сняли все, что оставалось на их грядках. Доблестный огородик — он долго кормил нас и съэкономил не одну сотню. «Господь благословил труд земледельца!». Особенно вкусны кочанчики кольраби. Их штук пятнадцать, маленькие только. Одна из основных причин урожая — удобрение в виде нечистот из люка, которых Галя несколько ведер вылила весной на грядки. Это при ее-то обонянии!

5-ое октября. Второй день Божественной Сыты. Дождь и слякоть. В Академии неожиданно дали три вкусных галетки и 50 гр. витамина. В ДУ квиток на 100 гр. витамина и литр дивного кефира соевого.

В «Северном» сдвоил завтрак и обед и действительно был сыт. Работал зато в Радио не покладая рук, с трех до половины десятого — перевод скулодробительного выступления рейхсмаршала (авиации и снабжения) на Erntedankfest.* А с утра тоже забегал в Радио — слушал первую передачу с воска. Со страным волнением пытаюсь снова соединить машину (друзья мои милые с Глинкастрит) с дровами. Дома супчик, картошка, кильки, кефир, хлеб, чай с витамином!

6-ое октября. Дождь и слякоть, но не холодно. Сегодня должны разрешиться несколько вещей: хряпа на запас, дровяной сговор на завтра, табак в «Северном». Денег опять почти не осталось (занято уже 60 руб.). Подано в ЖАК заявление об открытии лицевого счета жильцам. Еще третьего дня получено письмо от Б.В. из Сталинабада. Все не успеваю ответить. Военным и милиции, говорят, прибавлен хлеб. А нам? Слушки такие ходят. Табак в «Северном» получен (100 гр. — 24 р. Деньги взяты в долг). С дровами сговор не удалось проверить, так как испортился, конечно, телефон у моряков. Попробую завтра на ура к морякам за машиной.

Сдвоенный завтрако-обед был сегодня не столь эффективен, несмотря на вырезку мяса, так как завтрак состоял из какой-то овощной кашки.

Из Радио ухожу сегодня раньше, таща опять-таки, портфельчик и, наконец, «Bahromi Cubina»!** Трамвайно окончена «Урваси» Калидасы. Первый раз читаю его. Хорошо. Продолжал упражнения на машинке. Идет! Дома легкий овощной ужин. Овощная проблема должна разрешаться 8-го, путем всеобщей поездки в Ручьи для самозаготовки. Слухи о восстановлении донорского пайка в прежнем размере.

7-го октября. Холодно, ветрено и ослепительно ясно. Получены конфеты и масло топленое, но только 300 гр., так как по моей карточке сейчас не берем, а решили в конце месяца взять те 500 гр, которые должны остаться от «Северной» вырезки.

__________

* Erntedankfest — праздник урожая (нем.).

** Бахрам Чубинэ — герой иранского эпоса.

173

С утра побывал на Глинкастрит, но машина может быть только вечером что невозможно, или завтра в 8 ч. утра. Вообще характерная для сего ведомства бедламинка. Попробую завтра в 8 ч., но тем самым отпадая моя овощная экспедиция, которая тоже весьма проблематична.

В Академии состоялось отбытие Т.В-ны в Публичку, а причина сему-100 гр. хлеба лишних в день (вообще I кат.) и перспектива топлива i комнате. Рад за нее и тому, что помог в этом деле. Возвращался в диков темноте и под проливным дождем и после легкого ужина принял ваш (методом участкового омовения), ибо наши дамы сегодня мылись и осталось горячей водицы.

8-ое октября. Встали в 6 часов. Теперь уже в это время еле-еле светает. Галя, Мура и Соня отправились в Ручьи, явно опоздав к мечниковсков «тридцатке». Предполагалось на этот раз заехать с этого конца, так как отсюда больше шансов прорваться через противовоздушную заставу, их теперь воздвигли повсюду. В прошлую мою поездку в Ручьи я прошел, только предъявив эффектно-оформленный членский билет ЛДУ и возвестив о моем намерении редактировать подшефную газету совхоза. Я же направился за машиной (до этого я узнал, что к Мечникову ходят утром три «тридцатки» в 7, 8 и 9, потом, кажется есть еще вечером).

Вот сейчас я пишу в Радио с чувством гигантского удовлетворения, так как плотно нагруженная машина дров (домосносного происхождения, метра три с половиной) свалена у меня в сарае, под густонамасленным замком! Произошло это так: на Моховой с трудом уговорил начальника этой базы дать машину сейчас, он все хотел пересадить на вечер. Здесь помогла странная аберрация его: Володарский мост он принял за Литейный и это, конечно, очень близко. Так разъяснил мне водитель, когда мы ре поехали. Его фамилия была Загородный — в этом сказался перст судьбы, Чудный, покладистый, с какой-то невыразимой русской приятностью человек, усердно помогавший и накладывать, и сбрасывать. Я рассадил ему стекло в кабине и все хотел его компенсировать дома стеклом от портрета. Ни за что не взял, попросил только табачку, дабы смазать там каких-то мастеров знакомых стекольщиков. Дал я ему две «Звездочки», Быстро примчались на Б. Щемиловку. Там дрова оказались слишком длинными. Тогда гений моего Виргилия развернулся во всей своей специфике. Дрова были взяты из кучи, наваленной у Райсовета. Просто взяты, потому что они там просто лежали. Видно, кто-то никак не может их вывезти. Вывез тот, значит, кто смог. Конечно, сердце безумно замирало в течение всей погрузки. Увязывали, уже отъехав. А через сорок минут мощно громыхали огромные тяжелые бревна, падая на бетонный пол моего сарая. Моего! Певеошники все еще не примирились с потерей гаража и грозят выселением (общение с ними использовал, чтобы смазать заржавевший замок от сарая чудным тавотом). Но управхоз наш, благодетельный, стоит непоколебимо на их пути. Если теперь достать еще машину дров, то тепло и ванна обеспечены нам и им, даже изредка топкой плиты, печей, может быть. Есть уже около 6 метров, если выдавать половину соавтору,-а он ведь уже обеспечил себя, может быть ему и не

174

понадобится? Так или иначе, холод уже отражен — желания дальнейшего — уже в области начатков комфорта.

После дровяной операции, которая кончилась (с моим переодеванием) в 11 часов, поехал в Академию, где глупейшее разочарование с зарплатой: кассирша взяла выходной, провожая эвакуирующегося брата. Походил кругом запертого несгораемого шкафа и, рванув еще 10 р. с «прохожего», (теперь долг — 130 р.). помчался в Союзпис снедать тамошний обед, т.к. боюсь, что наши могут опоздать, устать и не поехать за ним.

Ничего! Во-первых, обед этот сейчас стал уже совсем ничтожным, во-вторых — подварить себе что-нибудь дома — Галя сказала вчера, что у нее есть более 4-х кгр крупяного НЗ — может быть и овощишек каких-нибудь привезут. Когда я расставался с ними утром на остановке, они стояли унылые, обескураженные опозданием, неизвестностью сомнительного и, может быть, зря утомительного предприятия, зоологической избитостью трамваев, накрапывавшим дождиком, отсутствием меня. Конечно, одним, без «руководства», при полном незнании местности, с перспективой прорываться через заставы — не весело. Бедные они, стояли понуро, мрачно. «Три сестрички» с тяжелой горестной жизнью, не по их женским плечам, доблестных, хороших, честно борющихся, конечно, часто неумело и слабо. Но кто виноват? Сердце разрывалось так покидать их. Результаты узнаю только вечером.

В Союзписе получил лит. творчество Мэри Рид для отзыва на предмет вступления ее в ССП, по-английски.

Перед тем, как отправиться вкушать очень вкусный, более чем обычно сытый и на 10 гр. талонов менее чем обычно вырезной сегодня «Северный» обед, в совершенном поражении слушал по радио арию Ленского, музыка Чайковского, в дивном, просто небесном исполнении с переведенным текстом! Вот те и «Дом-Музей». На обратном пути куплена книжечка прекрасных местами стихов В. Инбер «Душа Ленинграда». Как-то дома? Вернулся сегодня только к 11 -ти. Женская овощная экспедиция кончилась удачно-неудачно. Они проникли к месту назначения через больн. Мечникова, но там грянула ломка дома как раз в момент их появления и, конечно, ничего нельзя было сделать. Но перспективы заложены, во всяком случае. Прогулка при хорошей погоде — даже ромашек набрали — и по кружке молочка с хлебом их вознаградили за труды. Хорошо хоть так. Вернулся после 28-ти дневной поездки Авраменко, который привез из Красноярска сына. Интересно.

9-ое октября. Плюс 7 градусов, ясно. Купил какую то ментоловую вату от насморка и сейчас пишу, засунув ее в нос. Судя по телефонному ответу, внезапно и катастрофично провалилась Сдобниха с Рошаля. Везет. Дома перед уходом подпер шкаф в передней, перетащил сундук. Понемногу все расчищается, прибирается. Но грязи, конечно, неслыханное количество повсюду. Третьего дня Галя вымыла и второе окно в нашей комнате, нисколько не устав, как при первом окне, давно уже.

В Академии получена зарплатка — 260 р., а долгу набежало 130. Но зато в Радио вчера обещано оформление на сегодня, и деньги будут скоро. Провалилось, после многомесячного беспардонного мурьгжиния, военмо-

175

ровское оформление нашей «японки». Ее придание было — готовый военно-морской японский словарь. Причина провала — анкетные данные, именно то, что ныне уже покойный муж ее перед тем как стать видным боевым командиром Красной Армии — был офицером. Зачем, зачем у нас столько ужасного, вредоносного головотяпства!? Ярость и отчаяние! Есть надежды, что в центре поправят.

Вернулся только в 10 ч., голодный совсем после напряженной работы в Радио. Вкусный овощной супчик едва «заморил» червячка (это не червячок, а огромное яростное чудовище, неутолимое и неукротимое). Радиосослуживцы прямо умилили, вручив для Машуты презент в виде двух ломтиков булки с пятью дольками шоколада — завтра ее рождение, 5 лет! Другой презент — игрушечная кроватка, за которой надо съездить завтра. Там же приобретены две пары штопаных носков, по 15 р. Ведь я ношу последние.

10-ое октября. Пасмурно. Хочется есть с утра сильно. Съездил за Машуткиной кроваткой — она пришла в восторг. Дома съел почти весь хлеб и, не выдержав, позавтракал в «Северном», что давно не делал, сливая завтрак с обедом. Значит обед будет сегодня легкий, без хлеба вовсе. «Северный» спасет, конечно, от дистрофии, но проголоди устранить не может. Съедены последние остатки огорода нашего (в НЗ две посудины с квашеной ботвой. Бочонок еще пустует). Что будет дальше? Огородик просто спасал нас: весь прошлый месяц и этот обошлись мы без прикупа.

Достал ЦО от 6-го сего месяца, где карикатура на генералов замедляющих второй фронт. Значит, там есть сильное ему сопротивление.

В Радио опять никакого оформления, значит и в понедельник денег не будет. Тоскливо. Придется завтра прибегнуть к рыжебраду, для этой цели изъял три книжечки. В ИРЛИ две тарелки густохряпных щей. Говорят, они были вырезные, но так как введена прибавка в 200 гр. овощей для всего населения, то эти щи пущены без выреза. Если верно, то здорово. Еще новость: отменен институт комиссаров. Благодаря этим щам, после «Северного» обеда, хоть без хлеба и с маленьким кусочком мясца, вполне утихомирился червь недоеды, и ощущение просто сносное.

К нам в Радио нанимается некая язычница А.С. Голинец — принесла среди прочих рекомендаций и Сашино письмо. С горечью невыразимой читал служебно его хороший милый почерк, опять мы с тобой, Сашенька, повстречались — и где!

Шенкман сообщил, что из 54 кандидатов в паек прошло только 5—6, (среди них, значит, была публовская моя никчемная начальница, которая третьего дня уже пировала. О, велик ты и гнусен, всесильный блат!). На этот месяц меня среди них нет, но он — «оружия не складывает». Осуществил родившуюся вчера идею, которую, весь дрожа опять внутренне, считал прекрасной, пока не осуществил: просить Радио походатайствовать о паечке. Но начальство никакого энтузиазма не проявило. Идея, шипя, погасла. Говорят, объявлены новые всесоюзные нормы на бензин. Они значительно снижены — это результат Сталинграда, конечно. Только сегодня я думал, что м.б. ладожскую зимнюю дорогу именно из-за этого не удастся наладить в масштабах прошлого года. Получен ночной пропуск.

176

11-ое октября. Воскресенье. Дома, выходной. Провалился проэкт подкушать в гостях у Ботанического Сада. Эти чужие караваи просто заколдованно не удаются мне!

Вчера, оказывается, был человек из Радиоузла, требовавший составления акта и привлечения к ответственности за незарегистрированную точку. А их же монтер, не смотря на все мои заказы, так ведь и не был до сих пор. Дурацкая бестолочь! Сейчас иду туда объясняться, затем к рыжебородому, в «Северный», Радио и проч.

Получены письма от Тоти, Милены и милейшей Кати Антоновой — димусиной, из Ильинского сырпрома, которая нас ждет и даже организовала возможность вызова. Всем им написаны ответы, также Борису Владимировичу.

Снес рыжебраду портфель книжечек на 33 руб., но денег не получил, это тем хуже, что договорился по телефону в радиоузле об уплате завтра утром 20 р. за точку.

Завтрак — обед в «Северном» был очень хорош, но есть хочется все равно. До 11-ти часов, после супа читал произведения М. Рид и писал на них отзыв для Союзписа.

12-ое октября. С утра, когда мы еще спали, ворвалась бестолковая посланница с бестолковейшим вызовом ехать сейчас же в Ручьи за капустой, что, конечно, невозможно. Попробуем завтра, если будет такой же ясный, хороший день как сегодня. Потом толокся с зам. нач-ка радио-узла, сперва к нему (зачем?), оттуда с ним домой. В общем сегодня надо вносить 35 р. и пришлют монтера.

13-ое октября. Это пишу я уже Сашенькиными золотым и зеленым перышком, которое он так любил, вечно таскал с собой, тщательно ремонтировал и в госпиталь не забыл захватить с собой, твердо собираясь там работать...

Вчера вечером, все обмозговав, решил в Ручьи ехать только получив пропуск. Это вызвало бурю оскорбленного фактом инакомыслия негодования, опять со слезами и ядословием. Противопоставлена неколебимая вежливая решимость действовать согласно своего мнения. До сего разногласия была Таня, немного сбавившая своей безобразной полноты. Она и супруг ее поражают общей чертой: как можно проводить вечер в одних самоупоенных рассказах о баснословных количествах поглощенной пищи: потряхивая толстыми ряжками, жирно улыбаясь, полузакрывая глаза — маслянистые щелочки, как можно так грубо идиотично и брюхасто забывать, что те, кому все это рассказывается, ведь этого не имеют?! Мучаются, слушая, испытывают страдания настоящие?!!! Друзья, друзья...

С утра сегодня кинулся в Бюро пропусков и, узнав распорядок, в Радио за отношением. Начальство выражает согласие подписать, но нет машинистки. Сажусь и бодро настукиваю сам — уроки впрок! Неимоверно корявая эта бумажка, с откровенным рассказом предъявленная начальнику Бюро, внезапно имеет успех и вот через 10 минут, пропуск до 18-го октября в кармане. Это победа! Оттуда к рыжебраду, но его нет — болен, подлец, а Галя вчера тоже не смогла получить. Дальше — на Фин. вокзал — поезда нет, завтра в 8 ч. 35 м. Обратно домой, дабы известить «для связи»

177

Галю о наличии пропуска (она после вчерашнего не говорит со мной — ладно, если моя правота выльется в мешок-другой хряпы, все это не беда).

Помчался в Академию, подгоняемый не на шутку перспективой хороших тамошних безвырезных щей (они были и вчера). Щи проглочены и на свидание к старичку относительно завтрашнего отсутствия. Он сидит, нещадно, убийственно, жуя все те же стебли от кочнов, обмусоленный, весь рот в шелковидных фрагментах этой жвачки...

А «Северный» завтрако-обед опять хорош. Боюсь преждевременно хвастаться, но кажется, что вчера и сегодня поутих что-то Червь, не так сосет. Неужели, отделаюсь?! На обед занял 3 руб., дополнительно к имевшимся своим 4-м, чего и хватило. Продолжается неслыханная, не имевшая никакого прецедента в моей практике, фантасмагория с моим оформлением и получением денег в Радио. Вчера мне начальство, уже в ответ на очень определенную мою просьбу прекратить эту чепуху, точно и прямо глядя в глаза заявило, что все сделано, и я могу прямо в кассе получить деньги. Иду сегодня в кассу и в бухгалтерию — там ничего нет. На пути оттуда встречаю опять начальство и опять говорю. Опять тот же ответ. Через час снова иду в кассу и бухгалтерию, и там опять ничего нет. Это уже раз 6—7 повторяется с леденящим кровь однообразием. Что это такое? Хожу, как во сне. Если халатность — то преступная. Если обман — то непревзойденный по наглости, по издевательскому лицемерию. Неужели это симптом приближающегося краха моего Радио-служения? Догадки догадками, а денег, значит нет и что бы завтра ехать нужно опять занимать. Но где? Как это все томительно, тяжко... Прежде всего — не хочется работать. Сегодня не несу, чуть ли ни впервые, горючих книжечек в портфеле. На чем будет греться ужин? Очевидно, придется по приходе пройти через испытание разделки толстой доски совершенно затупевшей моей ножовочкой. Да и есть ли ужин вообще? Галя говорила утром, что есть нечего сегодня.

Трамвайно окончена драма того же Калидасы «Malavika und Agnimitra», опять такая же невыразимо милая, нежно-наивная, тихая. Нет, несомненно такой народ может быть только под чьей-нибудь пятой.

Вот уже 7 часов, я все еще сижу в Радио, и огромная тоска, глубокий упадок всех сил завладели мной совершенно. Слишком много тяжестей, испытаний бесконечной этой борьбы... И нет тепла, поддержки, утешения мне ни от кого. Нет укрепительной радости совместности и дружественности, единства двух слитных в одно жизней, как противопоставления всему Остальному, всему инобытию. Это величайшее несчастье, которое вообще может в жизни встретить человек. Наверное, я плох, я. Я не делаю, не даю того, что нужно. Я отнял у человека возможность счастья в жизни, ту возможность, которая дается только раз. Был бы выход -обеспечить и уйти совсем. Но этого выхода сейчас нет. Мама, ты приняла бы меня сейчас там, ты ведь любишь меня, как только может любить мама, то есть любишь с недостатками, изъянами моими включительно, любишь и плохое мое, тем делая его не плохим. И дым мой тебе сладок и приятен. Родная, дай мне силы перенести все, «выгрести», как ты часто говорила, вывезти то, что должен, обязан вывезти. Родная, вдохни, укрепи...

178

Ну вот, все кончилось гораздо лучше в Радио сегодня: был по делам у начальника, хотел уже вступать в резкую протестующую агрессию. Оказалось, все дело в его растяпности, самой невинной. Он просто очень, очень хороший человек, лишь до крайности легкомысленный и, конечно, безумно перегруженный. Тут же премило взял у него 60 руб. затем обсуждали всякие хорошие проэкты улучшения нашей работы. Сейчас около 10-ти часов, весело качусь домой, скорей спать, а завтра — овощные прогулки.

15-ое октября. Наконец завершилась благополучно овощная операция, длившаяся два дня. Вот ее показатели: 22 кгр настоящей белокочанной капусты, 54 кгр хряпы, половина которой в хороших малютках-кочешках. Это за сережки, брошку, ожерельице (все из стекло-камушков) и метров 5 батиста какого-то. Конечно, все пополам, на два наших семейства, но и то хорошо. Говорят хозяйки, что хряпы в шинкованном виде получится ведер 5.

Вчера на поезде в 8 ч. 35 м. с новым пропуском был в Ручьях. Там, после хорошего и радушного млеко-хлебного закуса, нарезал дядижоржиным швейцарским ножом с грядки причитавшуюся хряпу и снес в магазин. Оказалось 54 кгр. Хозяйка благородная добавила вдруг от себя еще 4 кочна настоящих. Было холодно, мокро и грязно. В небе длинной классической вереницей прошли журавли, не знающие ни осады, ни хряпы. Я же подумал: вот бы из зенитки по ним! С собой привез капусты немного. Главный вывоз был сегодня. Хлебный фургон доставил мешки к остановке «девятки» у 10-го хлебозавода. Мы с Галей и Соней их в трамвай погрузили и в четверть двенадцатого все было на квартире (за исключением 12 кгр белокочанки, по сумбурности, конечно, не привезенных фургоном).

Вообще вчера был день невероятного везения, вплоть до самых мелочей — попадание в сверхнабитый трамвай, находка хорошего кочна на дороге, попадание к Радио-парикмахерше и т.п. В Радио, наконец, приказ — я главным редактором (при надобности — «финского вещания»! Неожиданное воскрешение Болдыряйнена!) и деньги — с 19.IX по 1.Х — 330 р. Установлена норма в счет оклада 4 статьи, это за 1000 р., а за 400 гонорара надо писать сверх того.

Там же появились Каценельсен и Левин, наши партнеры по ПУ, вели разговоры о поездках. Неужели будут!? Установлена новая очень теплая печка. Поздно звонил Петру Васильевичу. Начал с благодарности, хотел дальше о пайке, но внезапный его вопрос: «а вас кормят?» выбил меня из седла, не спросил я ничего, а между тем какое-то было там у него перед вопросом междометие, какое-то начало фразы неясное и, боюсь, не был ли крах пайка в результате вопроса и ответа моего о «Северном»?! Придется еще позвонить. Завтра?

Сегодня, после конца капустной эпопеи, ощутил вдруг естественный спад сил. Не помоги полкочна капусты сырой, который хищно слопал на ходу, крайне голодный. Преподнес старичку кочанчик кило на полтора, бедному. У Федосеева, говорит очевидец, был он, очевидец, угощен водкой и сыром. Просто вынул хрыч круг сыра, ножом трах — и жри, пожалуйста.

179

В «Северном» изменение режима — завтрак вырезной, обед — нет (только за мясо), соединить обед и завтрак нельзя.

Все это записал кратко и бледно, так как очень устал все-таки. Но капуста водворена и это много значит. Так как в «Северном» не было завтрака и обеда, то хочется есть. Дома обещан суп погуще. Теперь надо исподволь приниматься за новый план: подпитку по линии ДКА-Пубалта, если не удастся паечек. Так диктует закон пищевого роста. В прошлом году первой мечтой была рабочая карточка. Затем вторая — Дом Ученых. Взгромоздившись на них, мы думали уже о следующем: донорство Галине и Дом Писателей. Они казались вершиной блаженства. Достигнув ее, мы убедились только в том, что надо лезть выше. Этим «выше» оказался Северный. Теперь ясно, что сия жалкая столовка никого не устраивает. Значит, остается рваться на следующую и видимо окончательную ступень -спецпаек или военрадиоподпитка типа Фукс. Военпит, другими словами. Дома капуста в супе и сырая.

16-ое октября. Запись веду (опять пренебрегаю бедным Акадом) в ожидальне Стоматологического института, куда, наконец, попал с направлением из Радио. Утром получил в магазине 3 литра превосходного соемлека — как все таки сытно и укрепительно оно! Снес часы М.О. и затем, дрожа от нетерпения, в «Северный», где две плотных ячневых кашки (480 гр.) с маслом (20 гр.). При доедании каши было редчайшее ощущение уравнения порции с позывом на нее. Это великолепное, царственное чувство!

Вчера был, наконец, монтер, устроивший радио. Без десяти дней три месяца ожидания! Так делается все, например — отдача Галей моей туфли в починку. Письмо от Димы от 26.VIII и от Отки от 2.Х. Отку почему-то отправляют на передовые. В Димином письме цензура вычеркнула слова: «Эвакуация вполне возможна, если ... достанешь пропуск (в Молотовскую область)». Видно, цензор сам при этом сомневался в необходимости вычеркивания этих слов, ибо сделал это совсем небрежно (лишь одно слово не читается, как выше указано). Бедный Дима: «для чего мне осталось жить, кому я нужен?» — пишет он. Вспомнив, что полагается либо «Северный», либо спецпаек, решил пока Петру Вас-чу не звонить.

Вот я и в Академии, после того как хорошенькая и откормленная докторша, закатив мне изрядную порцию бормашины, быстро вставила пломбу. Осталось еще два зуба, назначенные на 18-ое, 9 ч. утра.

Хрыча все еще нет. Звонил в ДКА — там предстоит вечер на тему «Дружба Народов», в самом ДКА и выездной. Первый, очевидно, без всякой кормежки тем самым. Передумав, позвонил Петру Вас-чу, но он будет только в 2 ч. (основная причина передума — «под лежачий камень и вода не течет»). Думал сегодня о том, что заполняю эту тетрадь огромным количеством совершенно мелких, не нужных и не выразительных вещей, даже вовсе не характерных для осадного нашего времени. Например -лечение зубов. Там была лишь одна специфика — красиво зеркальное окно против кресла, где сидел я, выбито, и ветер свободно полощет грязной парусиной, -которой заткнуты бреши. Но эта пустяковость объясняется просто: нет ведь никого, с кем бы можно просто, пустяково

180

беседовать, целый день треплешься по незнакомым и чуждым людям, если видишь кого-нибудь из «своих», то на минуту, а дома остается час какой-нибудь вечером, весь уходящий на быт. Утром еще труднее — тысячи тех же мелочей. Вот я и точу лясы сам с собой, через тебя, осадная тетрадочка, и подлинно это одно из больших утешений моих.

Вчера возвращался в ужасной тьме и под сильным дождем. Грудь с грудью столкнулись с какой-то женщиной в центре лужи, до того было темно. Раньше хоть силуэты какие-то были видны. Со вчерашнего дня хождение до 10 ч. вечера.

Вот я и в Радио. Сыт. Во время поглощения академических хряпных щей вылетела свежепоставленная пломба. Это все же специфика. В «Северном» получил за 300 гр. талонов 600 гр. очень сладкого варенья. Как донесу эту драгоценную баночку в темноте?

Прекрасно доехала баночка, и вот тихо и про себя радуюсь на моих младенцев, наслаждающихся в высшей мере. Было почему-то сегодня светло ночью идти.

17-ое октября. Крепко побаливает проклятый «вылеченный» зуб. Пасмурно и холодно. С утра должна была состояться экспедиция за дополнительным литром соемлека в магазин, встал для этого раньше, но тут оказалось — такая глупость — что талон уже использован. Галя полный день рубила хряпу и на сегодня еще много работы. Набралось всего полбочонка! Конечно, надо еще.

Написал вчера в Радио большое письмо Диме, братское. В «Северном» не выдержал за завтраком и слопал две каши с маслом. Это глупо, ибо вырезная каша там обыкновенная по количеству, разве чуть погуще, покрепче, чем скажем, в ДУ. Дня три не приношу уже книжного топлива. Разбил сегодня утром раму от картины по этому случаю. Вот когда этого топлива нет, чувствуешь, какая от него экономия дров. Только сегодня получил у рыжебрада 33 р. за давешние книги. Достал сейчас по телефону Петра Васильевича на предмет аудиенции — личной просьбой пайка. Велит звонить еже раз часа в 3. Вчерашний разговор в Радио выяснил чрезвычайную шаткость военпитовских планов.

18-ое октября. Воскресенье, выходной. Утром наш градусник показал первый раз ниже нуля. Выяснилась причина светлых ночей — луна! Теперь мне недельки две обеспечен приятный путь, если нет дождя. Петра Вас-ча так и не поймал. Вчера в Радио по-настоящему наслаждался все улучшающимся переводом на немецк. яз. Есть и стиль, и та языковая эндогенная специфика, которая мне так всегда в языках удается.

План на ботанич. подпитку, конечно, провалился. Был с утра в «Северном», где опять угробил талонов на две каши. Не резистирую! Так проедается и намеченный на конец месяца крупяной НЗ. После того в стоматологию. Вставлена новая пломба и уже крошится.

В «Северном» несколько раз в неделю происходят банкеты. Сколько проедается зря на них сытыми людьми общественной пищи? Это нехорошо. Со спичками опять плохо. За прошлый месяц не дали вовсе, нет и в этом месяце еще. Наш запасик угрожающе тает. Очень плохо сегодня и с табаком — перестали выдавать. Неужели грозит опять табачный голод?

Все это мрачно, мрачновато, конечно, и с пищей и часто я погружаюсь в настроения, которых лучше бы не иметь. Надо пробиваться к новой, более высокой ступени питания.

181

Вчера была, говорят, годовщина большой бомбежки. В этом году до сих пор Бог миловал. В Сталинграде стало, кажется, плохо. Упорство и стойкость его обороны беспримерны в истории. Написал ответ Отке. Увижу ли его? Бесплодно искал в ИВ тексты Хакани, которыми хотел заняться в утренние академические часы. Два куллията и «Тухфат» — все что было — пропали. Кто гад, не Вильчевский ли? Теперь думаю заняться поиском Джавами.* Если найдется — сяду переводить подряд и буду наслаждаться.

Снес на чердак 8 ведер воды — расплата за бочонок, который, оказывается, наполняется больше чем наполовину, есть и еще не нарубленная пока хряпушка — 5 кг Затем туда же загнал гигантскую тещину бочку и спустил вниз бочку поменьше для нее. Сии упражнения возбудили «приятный аппетит» — черт бы его побрал. Но подпиток никаких нет. Иду обедать в «Северный». Хлеб уже съеден почти весь.

После обеда встретил проф. Кржевского. Он тоже в «Списке 54» и маринуется так же, как и мы. Также поражен присуждением первой партии. Он один из нескольких оставшихся культурнейших, которых так опекать должна была бы страна, не имеет ничего, одну хилую надежду на котловое, типа нашей машинистки с 1-го ноября.

Потом мирно прошел остаток моего выходного: дочитал, наконец, Флобера, порубали хряпу остаточную и рано легли спать. Вечерний супчик был из зелени, купленной на рынке на 50 р.

19-ое октября. Холодно, пасмурно. Хорошо выспался. Получил 300 гр. булки на детскую карточку. Попытки вернуть часы и попасть на прием в поликлинике потерпели неудачу.

Узнал, что поллитра водки проданы за 900 руб. Благодаря целому кочанчику-малютке и 2-м тарелкам вчерашнего супа, в «Северном» извел талонов только на одну кашу, с огромным усилием удержавшись от второй и такой же радостью потом, что удержался. Сегодня там опять банкет. Теперь должны вестись в эти дни 4 охоты: на часы, на поликлинику, на Петра Вас-ча, пубалт-военпит.

Вот я и в Радио, где тепло, светло и пусто: все на дровах. В Академии _; ни поиски Ауфи, ни поиски Хисрава** не увенчались успехом. Ауфи нет вовсе, Хисрава нет на месте. Плохо. Охота на П.В. также не удачна.

Утешил «Северный» хорошим обедом, опишу его: прекрасный суп-лапша, в котором несколько картофелин, две котлеты (одна вырезная) живым весом в 100 гр., с приличным гарнирчиком, фасольная каша с , маслом (240 и 10 гр.), два (малюсеньких, но все же) блинчика с повидлой.

В бедном ИВ пронзительный холод, сырость, голодный старик. Хрыча все нет (это вместо 6-го то!). Хороша была бы Т.В. последуй она совету старичка ждать Хрыча. А так с 8-го она уже на 1-ой категории и кроме того вкусила мощных каких-то подарков — какао, сгущен, молоко что ли (прежде, потом оказалось это липой — имели место лишь обычные крохи козеина и кетчупа). Но все равно, рад за нее.

__________

* Хакани — поэт XII в., автор поэмы «Тухватул-Иракайн» («Подарок двух Ираков». Куллият — полное собрание стихов. Джавами — сборник историй, рассказов.

** Ауфи — автор антологии XIII в.; Хисрав Амир Дихлеви — индоперсидский поэт XIII-XIV вв.

182

В Радио пришел сегодня рано, хорошо бы и уйти пораньше. Сижу сейчас после обеда очень усталый, но какой-то приятной усталостью, не нервной. В 8 ч. слушал Гебельса, очередной ошеломляющий крик. «Отрубленная правая рука» и проч., но ни одного ругательского издевательства, как по адресу тех. Контраст поразителен!

На завтра объявлено по коробку спичек всем, крупа и масло. Произведенный подсчет талонов показал, что мы сможем взять 450 гр. масла и гр. 800 крупы по моей карточке в этом месяце, притом, что я снедаю каждодневно одну кашу (Северную) с маслом. И детского риса взято уже 200 гр. Это здорово. Все таки «Северная» помощь велика. Шансы на получение оставшихся 12 кгр капусты очень невелики — о Сумбуровых с тех пор ни слуху ни духу. Не рушится ли коровник? Прошлый раз аэродромные власти грозили. Дома овощной супчик, отрадный.

20-ое октября. Холодно, пасмурно. Раскладывание постельных шатров каждый вечер теперь, при поздних возвращениях, так меня замучило, что сегодня с утра ввел реформу: постель остается в задрапированном виде на диване. Простое и гениальное решение.

Утром, получив опять 300 гр. булочки и попилив с Галей дрова, помчался на охоту. И вот результаты: 1) ответ о часах будет в пятницу, отдан и наш старичок-будильник, у которого слетела стрелка, 2) поликлиника дала белохлебную справку! Теперь завтра прикрепление карточки в «Северном» и, с переменой хлебного режима, можно будет приносить ежевечерне 500 гр. булочки моим младенцам. Хорошо бы первый раз сделать сюрпризом. После «Северной» овсяной кашки, помчался в Академию.

В газете ошеломляющая передовая: «Преступную гитлеровскую клику к ответу!», где внезапно мощно всплывает контрверсия по вопросу о Гессе. В сочетании со вчерашним контрастом в мюнхенской речи это может принять самые странные очертания. Неужели мы стоим накануне событий ошеломляющих?!

В ИРЛИ ответ на вчерашние водопроводные работы — коробочка «Краснофлотских» и обещания еще.

Наконец, обретена в Иранкаб-е* интереснейшая книга для персоштудий запланированных на академические утра. Это никогда не слыханный мной трактат по поэтике X. Дихлеви в хорошей литографии с комментарием. Какая умиленная радость охватила меня при мысли о возможности хотя бы краткого, пусть даже не каждодневного, погружения в родные, милые мои и столь никчемные штудии!

В Академии нахожу письмо старичка (сам он уехал за кочерыжками), что, мол, БАН выдает своим соемлеко, табак, сухофрукты. Лечу туда. Оказывается, что за какую-то работу, и мы, совершенно не причем. Впрочем, хилая надежда на немного молочка и табачку может теплиться до завтра. Тут звонок к Петру Вас-чу, и вот лечу туда. Краткий, живой разговор («В ваших словах я почувствовал заботу») и — удар: прошу паек! Бедный, он думал, что я прошу его выдать и, конечно, сказал, «Ничего не выйдет. Единственно, что могу сделать — замолвить словечко». Боже мой, ведь это же максимум максиморум всех моих пожеланий! Уехал я с

__________

* Иранский кабинет ИВАН.

183

этим обещанием. Вот соблюсти вряд ли соблюдет. Посмотрим. Во всяком случае совесть моя теперь чиста. И у Отца Пищи был, и здесь. Как говорится, «шире ж-ы не пер-шь».

Трамвайно окончена «ganzlich verfehltes»* книжечка какого-то Вангенгейма «Olimpisches Ziel».**

В «Северном» обед был на 3 с плюсом, рановато вышел только он сегодня — придется долго поститься до вечерней домашней пищи. Как утешительны эти возвращения домой после стольких часов разнообразного служебного мыканья и вечных поисков «Насущного»!

В «Северном» завтра опять банкет, флотский. По этому случаю делаются какие-то корабли изо льда, с лампочкой внутри. Нет слов.

Последние дни портфельчик опять нагружается книжками для домашнего очага. Сашино перышко, все же наполненное с утра, вдруг выпустило чернила и вымазало мне руки. Сейчас обтер и, кажется, ничего. Вот Радио вдруг выдало деньги — 491 руб.! Это очень благоприятно и кстати. А 25-го должен быть и гонорар — 200 р.

Звонит начальство: завтра надо представить характеристику из Академии «для некоторых оформлений». Начало (через месяц работы) допуска? Мысль об утрате «Северного» приводит в холодный трепет.

21-ое октября. День мелких волнений. Утром получено масло топленое — с моей карточки снято целых 375 гр., весь конец месяца могу есть утреннюю кашу. И, если по одной, то грамм 100 останется на последнюю выдачу в магазине. Это все «Северный»!

Сделал и горячую мозольную ванну, ибо десять дней аккуратно мазал «Араго». Сошло много, но не все, и по этому случаю еще купил «Араго» для дальнейшего лечения.

В «Северном», где съел две (малых) гречневых кашки, внезапная неудача с булкой: не прикрепляют. А в надежде на это взято утром только 800 гр. хлеба на всех, значит мои голодные сидят днем без хлебца, в ожидании вечерней булочки, которой, значит, не будет!

В Академии устраиваю 200 гр. табаку на завтра. В БАН-е мучительно проталкиваю перепечатку и подпись характеристики. Так до конца и не удается: в последний момент «печать уходит на обед», а ждать больше нельзя. Такая спешка, что даже традиционные щи пропущены. Теперь лечу к Пяти Углам и скоро, в результате стремительного обега квартала, убеждаюсь, что нив одной из близких булочных прикрепиться на белый хлеб нельзя. Остается еще булочная на углу Казачьего пер. — далеко. Вот мороку насадили себе на шею с этой булкой! К счастью застаю Галю дома и успеваю передать ей карточку. Лечу в «Северный», где исключительный обед — мясные щи, гороховая каша (250 гр.!), омлет, 45 гр. красной икры, компот — все безвырезное. Острое чувство жалости, что беготня с булкой разыграла аппетит настолько, что обед проваливается в прорву ненаеды. Затем в Радио, где визит полещучьего начальства — Морского Кота. Ох, благоприятная почва для полупайкового подъезда! Но рано, рано еще. Терпение, терпение и еще раз терпение.

__________

*Совершенно неудачная (нем.).

**«Олимпийская цель» (нем.).

184

22-ое октября. День внезапно открылся получением «со слов» (прикрепление так и не решилось вчера) 500+300=800 грамм булки благодаря любезности. Младенцы ликуют и будут сыты сегодня. Надвигается новая опасность: Галя идет на донорское освидетельствование и грозит назначение дачи крови на начало будущего месяца, следовательно, сколько-то дней она может оказаться на иждивенческой карточке, до кровопускания, плюс, если с ним все обойдется благополучно, возня с формой номер 7 и всей процедурой обмена карточек после!

«Северный» завтрак был преступен и великолепен: две овсянки по 320 гр. А с утра даже вовсе не собирался заходить в «Северный», дабы смыть вчерашний перерасход. Получилось наоборот.

В Академии заштампованы характеристики. Там же слух о повышении ставок, было будто бы в учительской газете, но официальных бумаг еще не получено. Это было бы очень здорово. Слух этот охватил всех. Называется даже 1700 р. для старших научных сотрудников — кандидатов наук, чуть ли ни с 1-го. Ну, помечтаем о прибавке и о разнице в 2000 р. Если да — вот тогда уж поставим «Полноедную кашу». Мысль о ней преследует уже много месяцев. То есть сварить дома кашу в таком количестве, которое было бы заведомо больше того, что можно съесть за один раз. Это идея преодоления кошмара о заведомой ограниченности порции (о чем писал в свое время где-то выше).

Из БАН-а извлечено 200 гр. табаку и разделено пополам со старичком, значит, по 100 гр. Это капитально. Табаку все нет и нет и я стоял уже перед перспективой распечатывать энзейную пачку или бросать курить!

Случайно встретил характерного человека. Холостяк, научный работник, балетоман и эстет, работает на служащей карточке, коренной ленинградец и ни за что не хочет уезжать. Отказался от выгодного перевода в Москву. «Лучше впроголодь в родном городе!». Подходим к остановке, его трамвай уходит из под носа. Я: «Бегите, догоните!». Он: «Признаться, ноги не позволяют». До такой степени! Вот это образец мужественного, чисто волевого преодоления физиологического, законнейшего порыва к «есть — жить». Могучее неподчинение идеи животному гнету. И еще в месяц рублей на 100 покупает книг и весь в это погружен. Точно заявляет в самом начале разговора уже об аверсии к талонно-пищевым темам. Вот это человек!

В Радио ни вчера, ни сегодня все еще не состоялся разговор с начальством о поездке моей на «175 метров». А тяга, стремление туда такое, что даже не доверяю тебе, о тетрадка, всей сути дела...

23-е октября. Ясно, чуть выше нуля. У нас в комнате делается уже прохладно, скоро будем перетаскивать буржуечку. Получены селедки. Так как вчера так и не выяснилось прикрепление булки, то сегодня устремился к завмагу — оказывается, магазин закрывается вовсе, но напоследок удается вдруг схватить все 1300 гр. булкой! Эх, Россиюшка (500 по разрешению +300 детских по моей просьбе +500 от себя дала продавщица). Извлечен и будильник, по вторым часам ответ опять отложен до среды. Завтрак в «Северной» пропущен вовсе, под влиянием чувств, вызванных вчерашним человеком, опершихся, правда, на селедку, хлеб с маслом и тарелку щей. Галя назначена на 29-ое, но справку обещают все же дать.

185

Звоню из Академии в Радио, дабы узнать о вчерашних разговорах насчет моих «175 м.». Принципиальное согласие есть, но чувствуется и тормоз: «не сейчас, когда много работы». Все равно, ломясь сквозь препоны, начинаю звонить Морскому Коту. Его нет. Сижу, жду, пишу сие и открытку Андрею, в ответ на его открытку от 3 окт. Затем примусь за разбор найденных вчера, наконец, гранок «Навои». Они валяются на радиаторе в кабинете дирекции. Мыши прогрызли дыру. Там же рукопись огромной работы П.П. Иванова «Очерк истории Средней Азии XVI-XIX вв.». Это, кажется, последняя его работа.

Характеристики сдал вчера в Отдел Кадров — значит, для местного оформления. Надо безумно молиться на «175», ибо вдруг грянет гибель «Северного»??! Сумбуровы получили ордер на лицевой счет. Но их-то самих все нет и нет. Не пропала ли и капуста? Поддержка, которая была, во всяком случае, в последнее время пропала. А она много значила.

Вечер. Открываю тебя, тетрадочка, милая моя утешительница, чтобы записать сразу три, правда небольших, афронта. Лишь первый огорчителен: провал «175 метров». Любезный Морской Кот по телефону разочаровывает — там нужен постоянный человек. Но желание ехать обещает иметь в виду. Второй афронт невозможность прикрепиться на булку в «Северном». Только с 1-го ноября. Третий афронт — отказ в пропуске на воскресенье в Ручьи. Поездки на индивидуальные огородничества прекращены с 15-го.

В Академии зато объявлены папиросы и было посещение бывшей буфетчицы из ЛДУ — теперь она по лекциям. Приглашение читать на 28-ое и 29-ое. Одно что-нибудь да выйдет. Вот только когда доехала эта улита! Стоит ли мотаться, отпрашиваться из Радио, в чаянии проблематичной подпитки? Пропуск плохого завтрака (всего 186 гр. гречи) в «Северном» сносится вполне незаметно. Галя дежурит сегодня с 5-ти до 12-ти ночи и мне предстоит одинокое хлебание вечернего нашего супчика.

Утро ушло на телефоны Морскому Коту, традиционные щи (одинокие — ибо все на дровах) и перузию гранок «Навои». Любимые книжечки не читались.

Вот сижу я сейчас в Радио с чувством глубочайшего утомления. Оно вытеснило все: разочарования, недоеду, надежды, нервные ожидания. Я просто устал феноменально, исчерпывающе. Я вычерпан весь. Мне все равно! Мне трудно две службы нести. Я чувствую это так, как ощущал ранее, бывало, когда были силы, когда схватишь, из чрезмерности желания, какую-нибудь тяжесть тащить и через некоторое время убеждаешься, что перехватил и тащишь дальше, и знаешь, что невмоготу.

Но вот я перехватил в здешней рационной столовке две тарелки безвырезных свекольных щей и... легче как-то на душе. О, темпора, о морес! Это отрадное нововведение, если бы продолжались! Весьма бы скрасило вечерние радиочасы. Но всякая безвырезность скоро должна вообще прекратиться.

24-ое октября. Безумный поток работы в Радио позволил уйти мне только около 11-ти часов. Пропуска никто не спросил. Дома в одиночестве выхлебал мощный котелок прекрасных, огненных щей. Галя вернулась к 12-ти, Машута ночевала у бабы. С утра сегодня странное состояние

186

безразличия. Ни вставать, ни есть, ни даже курить не хотелось. Спал мало. Гале пришлось и за хлебом сходить, и все сделать, а я валялся в прострации. Почти ничего не ел утром, сейчас сижу в Академии, куда приехал очень поздно. Не работается. В «Северный» заходить было противно. Видно, немного нервы перетянулись. Слух о дифференциации I категории на будущий месяц. В сводках — обоюдное топтание на месте. Холодно, мрачно, сыро. Так же и на сердце.

Вдруг телефонное ошеломляющее предложение (отыскали через Зингера) от «На страже Родины»: открываются таджикская, узбекская, казахская фронтовые газеты. Нужны редакторы, переводчики, корректоры и проч. Срочно надо видаться, говорить, вольнонаниматься туда, или мобилизоваться, ехать туда сегодня же на подаваемой машине. Обещаю вечером. Однако боюсь, что я буду один за всех нужных им по всем трем языкам, оттого и все это химера. Вот поездочку можно бы постараться перехватить. Вот приезжает и веселый, очень славный Морской Кот, пока для меня, конечно, еще ничего нет. Статья моя ему понравилась. Нацмен. газетчики откладывают меня на понедельник. Иду домой сегодня рано, немножко опустошенный сегодняшним нервическим недопитом. Сказалось утро, хотя «Северный» был хорош.

25-ое. Воскресенье. Сегодня значительно теплей. С вечера внезапно созрел проэкт ехать за оставшейся капустой в Ручьи. Направляюсь через Мечникова, так как здесь наименьшая опасность заставы. Как известно, в Мечникове идут три трамсостава утром (7, 8 и 9) и вечером три. Мечу на 9-ти часовую, но из осторожности сажусь на обычную, охтенскую и от фабрики «Возрождение» на правом берегу, начинаю пеший ход. Мудрый шаг: так меня трамвай и не нагнал. От фабрики до Ручьев оказался час бодрого хода. И — о удивление — застав никаких! Конечно, когда выдавались огородные пропуска, то тут «тащили и не пущали» во всю, но стоило запретить огородные выезды, как застава растаяла. Я лично, конечно,»только выиграл. Пошел дождь. Сворачивая на проселок, попал в неистовую грязь и через минуту уже махнув на все и неся бесполезные калоши в руке, шел выше щиколотки по хлюпающей массе, по лужам без разбора. Это в серых единственных своих выходных брючках-то! Хорош был, когда сел сушиться в чистой, светлой комнате перед ярко пылающей печкой! Далее потекли часы пищевого блаженства. Гигантские чашки молока, легендарные мясные борщи, каша молочная и хлеб, конечно, в количестве сколько съешь. И это все корова!

В три часа вышел в обратный путь (уже к девятке) и не знаю — что тяжелее было нести — живот или 15 кг капусты и белой свеклы в мешке за спиной. (К ним присоединились два сухих элемента в портфеле. Достать лампочки и будет свет). Высушенные и скарежившиеся туфли скоро ободрали ноги до нешуточного терзания.

Дома был к 5-ти и сразу в «Северный», где, о счастье, объявлен табак! Обед, в котором фигурировало 320 гр. овсяной каши и бутылка полюстровской воды, ложился уже на сытое брюхо. В перевалочку донес его до дому, еле переставляя усталые израненные ноги, и залег на диван, (в полном восторге оттого, что не состоялся доклад, который угрожал быть

187

в 7 ч.). Буржуйка перетащена, разливает по комнате дивное тепло и весело варит вкусные щи на селедочных головах. Тарелочка сих щей под звуки хорошего концерта завершили картину. И еще чувство, что честно заработал свою обер-кормежку сегодня. За окном стучит неистовый дождь, изредка глухой раскат тяжелой пушки приглушает арии Римского-Корсакова. Скоро десять и собираемся спать. Из Ручьев имеет быть вывезенным еще мешок хряпы и кило свеклы.

26-ое октября. Свирепый ливень продолжался, видимо, всю ночь. В седьмом часу ярко светила луна в окно. В Академии была вчера перетаска дров и сегодня пустота. А я не пошел к стоматологу, боясь слишком поздно придти на работу. Оказывается, Хрыч уехал, не оставив ни чеков, ни доверенности и весь его аппарат сидит без зарплаты за сентябрь и октябрь. Похоже на такую сволочь как он. Думают, что не вернется вовсе. Дальше события развивались кинематографически: в половине второго я сидел у таждикских военгазетчиков и договаривался об условиях. 800 р. и полное командирское питание, без сдачи карточки, в которое входит 800 гр. хлеба. Прошу оставить меня в Академии с зачислением работы по газете в счет академической работы Они согласны на все и открыто промеж себя рассуждают, как лучше накормить. Все это еще очень туманно — как же все-таки будет Академия? Да и самой редакции еще нет, набирают только таджиков по воинским частям. Еле удается отговорить их от мобилизации меня. Как это все получится, не знаю, не понимаю, но блага затмевают все. По настоящему надо бы: Академия и газета. Но все это не наверняка, а «Северный» в кармане. Что-то будет?

В «Северном» получил по новой карточке 300 гр. каких-то шоколадных кубиков. Обед был неплох. Утром опять не завтракал там, теперь если буду каждый день съедать по кашке, останется 120 гр. масла получить из магазина, а также 760 гр. крупы. А таджикское кормление — это уже окончательный подъем на поверхность мог бы быть.

Дома писательское соемлеко и Машутке молочко. Длиннейшие обср-дения проэктов. Галя благополучно получила справку на I категорию.

27-ое октября. Спал, конечно, мало. Волнение сказывается в беспричинно раннем пробуждении. С утра получаю полтора литра чудного соемлека, которое вместо с селедкой, щами, остатками масла и небольшим допхлебцем, да и кубики мои вчерашние еще, оказавшиеся очень сладкими, — создает прекрасную предпосылку.

Хорошее письмо от Андрея — он получил мое. И второе письмо неприятное от Кисляка. Они с женой крупно работают и еще берут переводы на дом, «чтобы сводить концы с концами». Плохо очень и с носильным всем. О моем приезде в филиал (не в Таджикистан), видимо, не может быть и речи. Так как к ленинградцам отношение вообще плохое, а я все еще «притча во языцах», указания на мои ошибки — некий стандарт благонадежности. Старая травля жива, оказывается! Какая гнусная местная мелочность, ни война, ни потрясения, оказывается, для эта закостенелых ограниченных идиотов не существуют. Странное совпадение — это гнилостное дуновение из Таджикистана как раз в момент моего оформления в таджикскую газету. Плохой омэн?* (Сейчас пишу это в

__________

*Знак, предзнаменование (англ.).

188

Радио, а снаружи потрясают разрывы мощного обстрела — давно не было). Впрочем, Кисляк, пишущий «приподносятся» и «эрунда», зовет и обещает сделать все, что в силах за «компенсацию того чувства, гложущего нас, что мы сами покинули наш Ленинград в августе прошлого года». Есть человеческое все же и в этом письме, отрадное. С.И. Климчицкий и Ольга Смирнова затерялись где-то на Кавказе.

Доедая завтрак, ободрял Марианну. У ней вчера безумная радость: вдруг, совершенно неожиданно — двойной донорский паек. Есть слух и о восстановлении старого порядка, тогда получит и Галя и будет сие малым лишь вознаграждением за обильную целительную для воинов кровь ее, за кровь отданную им, а нужную в первую очередь ей самой. Затем двинулся в поликлинику для утрясения булкосправки — напрасно, придется еще придти, 30-го. Оттуда в «Северный» и две капитальных каши с маслом легли на «домашнюю предпосылку», обосновывая весь тонус дня. Затем к воентаджикам, где вручена анкета, автобиография и обе характеристики, также настойчивейшая просьба организовать мое почетное откомандирование (или что-нибудь в этом роде) из Академии без прекращения оной. В этом вся соль, и ее обещают сделать. Вечером должны звонить в Радио. Во время беседы был угощен стаканом кофе с сахаром.

Вчера вечером долго говорил на эту тему, советуясь, с радиозамдиром, каждое его слово в этом разговоре подтверждает мнение о том, что он умница и просто по-настоящему хороший человек.

От воентаджиков на наб. Рошаля. Сдобниха действительно провалилась и как-то по-нехорошему. Слух о дифференциации I категории, видимо, обычный вздор. Старый порядок утверждения I кат. к великому счастью, на этот месяц отменен. Направляюсь в пустой, скверный Эрмитаж. Там прошу ватник. Обещают. Попытка извлечь словарь не удается. Дают мне прочесть письмо жены Андреяка: он умер в Орехово-Зуеве, по дороге, от дизентерии. «Теология Аристотеля» (почти готовая докторская диссертация), в которой со всем блеском развернулись блистательные его дарования и знания, направлена в Ташкент к Струве. Погибнет?..

Из Эрмитажа иду в ДУ, получаю направление на лекции 28-го и 29-го (последняя при условии машины) и соблазнительное предложение в начале месяца ехать для лекций в Кронштадт дней на 10. Мечта всей моей осадной жизни! Теперь ты готова исполниться, когда, вероятно, никакой возможности воспользоваться не будет... Сие должно выясниться числа 29-го, 30-го, а поездка 3-го — 4-го ноября. Опаздывать с выручкой — характерная черта ДУ.

Из ДУ — В Академию, где перехватил тарелочку на этот раз высококачественной хряпы, но жижу есть уже не могу. Радостный признак! Пугая старичка чуть было не разразившейся мобилизацией, приучиваю его к мысли о «возможности все же наилучшем повороте дела — временном откомандировании». Бедный! Сердце обливается кровью, но сейчас еще не время нагибаться к отстающим во вред себе и своим. Еще действует волчий закон. А старичок сообщает мне, что дня 3 тому назад приходил военный брать меня, но он, старичок, отговорил именно аргументом Академии, а тот уверовал и сказал, уходя: «Ну ладно, только вы не говорите

189

ему, чтобы напрасно не волновался». Откуда он? Разворот событий все же носит безумный характер.

В Радио получено 200 р. гонорара за первую половину октября, из них тут же отданы 50 р. за поношенные калоши. На неделе должна быть обязательно осуществлена поездка за хряпой — вывоз остатков. Как и когда все это успеть?!

Обед в «Северном» был просто хорош: овсяный суп, три толстых манных биточка с подливой, омлетик из меланжа, язык с гарниром, какао Так плотно упитано начало дня с 9-ти до 3-х. Теперь аравийская пустыня до 10 ч. вечера. (Безвырезность в Радио что-то прекратилась). Но горб мой напитан; мерно и мягко, не оступаясь шествую по безводным пескам. Дома в 10 ч. ужинок, но заснул только после 12-ти.

28-ое октября. На Галину и Машуткину карточки получено 360 гр. шоколада. После «Северной» кашки, где также получено 100 гр. табачку сижу в стоматологии, ибо зуб все побаливает и на десне образовалась какая-то блямба. Радио передало сообщение ставки микадо о гигантском разгроме американского флота у о. Санта-Круц. Воентаджики так и не позвонили вчера. Замирает?

Порядочно замучила меня молодая докторша (она кончила всего два года тому назад). Зуб стал что-то очень чувствителен. Ковыряла она, ковыряла, потом, слышу, говорит: «Доктор Брюзкина, взгляните, пожалуйста, что тут делать?». Уже по первому прикосновению новых рук почувствовал их опытность, уверенность, точность. Совет последовал немедленно: подкладку под пломбу. Поставила и то, и другое. Пломба тут же вывалилась. Нынче нет в дантистском обиходе этих противных, но существенных фуколок горячим воздухом для осушения слюны. Поставила вторую и вымазала десну синькой. Новая пломба частично выкрошилась уже через 20 минут, но остатки как будто задержались. Вчера, наконец, вернулись из починки мои полуботинки и сапоги на резине — дивно. Теперь я обеспечен обувкой. На эту простую вещь понадобилось более двух недель.

Случай спас меня (и дистрофическая болтливость женщины) от крупной неприятности: присылают из БАН-а сказать, чтобы я шел в бухгалтерию получать билеты денежно-вещевой лотереи (на 100 р.). Твердо решаю не идти, но жующий кочерыжку старичок обращается с просьбой в какой-то мелочи, нужной ему в ИВАН-е, идти заодно. Получив билеты, направляюсь на верх и тут болтливая дистрофичка — несчастная наша торфянница -вдруг сообещает, что мне выписана рационная карточка, не магазинная. Как громом пораженный, лечу вниз — верно! Единственное средство -успеть перехватить в Учбюро, где как раз получают карточки (не перехватишь — беда, ибо не меняют!). Как определить ту скорость, с которой покрыл я расстояние между ИВ и Бюро на Съездовской 29? Вихрем взлетел по каменной лестнице мимо женщины, неподвижно лежащей на ступенях,... дальше, дальше... И, о радость, успел, но действительно, в последний момент. На обратном пути помогаю свести несчастную вверх, как раз в Учбюро.

190

Оттуда в «Северный» — обед обыкновенный (но зато во время него вылетает как-то новая пломба). Иду пораньше в Радио, ибо в 6 ч. должен выбираться на доклад. Телефон воентаджикам — «на днях все выяснится». Так все-таки и здесь признаки заболачивания налицо. Конечно, все может провалиться, не пригодятся и таджикские и узбекские учебники, которые удачно обрел в ИВАН-е.

В домах Петроградского района объявление: все женщины до 40 лет и мужчины до 50 для получения иждивенческой карточки должны иметь разрешение быть иждивенцами от Райсовета. А Гале вчера говорили, что «при вьщаче иждивенческих карточек вырезаются все талоны, кроме хлеба». Уже сама формулировка дикая столь, что изобличает происхождение. Но в общем могут быть опять неприятности.

Лекция в конце Нижегородской ул. прошла хорошо, даже очень довольны остались доктора. Затем ужин и только потому, что напомнил. Нач-ка клуба, который должен был все обеспечить, «выполняя спецзадание, вывалился из окна III-го этажа», а замещавший его сам не догадался бы. Было: пшен. каша с маслом, а чудаковатый доктор добавил от себя грамм 300 хлеба, а затем шепнул что-то диэтсестре и она, румяная, красивая девка с блестящими и огромными серыми глазами, вынесла стакан настоящего молока, горячего и очень сладкого, сказав: «люблю поухаживать за хорошенькими». Все стало вверх ногами в этой осадной жизни. Мило потупив ресницы, хлебал я в уголке глоточками молоко, а она сидела, здоровая, крепкая, подбоченившись, и как бы крутя лихой ус, посмеивалась. Обратно пешком при свете великолепной луны, которая не унимала ярких белых вспышек артиллерийской пальбы, гудевшей непрерывно над пустым, сказочным осажденным городом.

29-ое октября. Машина для лекции, конечно, не появилась. Получено масло, чай, крупа, рис, мясо. Последнего от «Северного» осталось 200 гр. В постели съел полплитки вчерашнего шоколада, едва проснувшись. Блаженство. Слухи о вырезании талонов иждивенцев, кажется, подтверждаются, но доноров это не касается. В поликлинике на месяц новое булкоразрешение, но завтра, если не огороды, придется идти продолжать эту идиотскую формалистику там же. Сходил и за часами — их починить невозможно. В сводке — Нальчик, Туапсе.

За «Северным» одногречкашным завтраком почему-то съедаю обеденный кусочек хлеба. Чем больше думаю о воентадже, тем более решаюсь, ибо нет еще возможности предпочитать еде какие-то морали. Но будет ли он?

Перед Радио забегаю в ДУ, где сдаю блестящий отзыв о вчерашней лекции, подо что и получил разрешение на ноябрьский пропуск для Гали и на 100 ip. табаку, который выдают активу. Также разогреваю Кронштадт. Северный порадовал хорошим вырезным куском хорошего тушеного мяса, 420-ю ф. манной каши и дивным кремовым пирожным — опять не в чем было отнести его домой и я съел его. Очередной «горючий» портфельчик набит сегодня китайщиной. Состоялась мена: 5 литров керосина за 100 ф. табаку, пачку «Звездочки» и 200 руб. деньгами. Теперь некоторое время мы будем без страха смотреть на нашу лампу, заменившую копти-

191

лочку, т.к. теща взяла свою клуазонэ обратно, а одной маминой мало, конечно.

30-ое октября. Ясно, плюс 2—3 градуса. Утренняя дровозаготовка выразилась в расчленении большой рамы со старинной болдыревской гравюры, изображающей какое-то патриархальнейшее дворянское семейство за столом. Гравюра всегда висела в Васиной комнате.

Огородную поездку перекладываю на завтра, дабы осуществить сегодня карточные операции. Первая часть их — получение булкосправки из поликлиники. Это сразу проваливается — будут давать, несмотря на обещание, только завтра. Вот и планируй с такими порядками! Все же придерживаясь плана, забиваю в «Северной» сегодняшние завтраки и завтрашние талоны — две сытных овсянки. Во время завтрака Воздушная Тревога. Она длилась более полутора часов и привела меня совершенно неожиданно, дабы употребить время, к дивному литфондовскому зубному старику — знаменитому И.Н. Воронову. Какой контраст со стоматологической халтурой, небо и земля! Наконец мой злосчастный зуб приведен в полный порядок, только благодаря тревоге. В Академии получена карточка — главная цель сегодняшнего дня и 3 пачки «душистого» Беломора (по 4 рубля). Дальше все шло нормально. Хитрый звонок к воентаджам показал, что они нисколько не остыли, но Москва должна утвердить штаты. Это, конечно, может страшно затянуться. Кус хлеба в 800 гр. стоит все эти дни перед глазами каким-то каменным истуканным миражом.

31-ое октября. Встал в 6 ч., ибо начинался овощной поход, а у Гали -донорский, причем есть шанс на двухдекадник. В 8 ч. я был у Финвокзала, но оказалось, что паршивая эта мечниковская тридцатка проходит раньше и от «Возрождения» опять двинул я пешком. На полпути моим сигналам внял милый солдатик-шофер и домчал до ж/д переезда. Остальной путь прошел пешком, но уже без грязевых аварий. Молочно-булочный завтрак был чудесен. Но хряпы нет — ее случайно съела вчера корова! Компенсирован 4-мя кочнами капусты и 13-ю большими белыми свеклами. Их и меня в 20 минут доставила до Московского вокзала прекрасная американская цистерна. Для стиля жизни Сумбуровых: у М.О. свистнули сумочку, а в ней 7000 руб. С ней она просто собралась пойти на рынок.

Дома был в половине первого. Затем в поликлинику, где, наконец, вырвана злосчастная булкосправка. Затем в Союзпис — реализовать обед. Там резкое улучшение после смены директора. Вот обед: очень крепкий и с жирком суп из хряпы и лапши и вовсе не по принципу «один рябчик -один конь». Котлетка с большим количеством гарнирной гороховой каши, чашечка компоту, 25 гр. кокосового жира и «3 крокетных» конфетины, да ко всему соемлека сколько влезет. Так как писобед кончился только в 2 ч. то решил, отяжелев, главным образом, от соемлека, конечно, окончательно махнуть рукой на несчастную Академию и поехал в Радио. В 5 ч. хороший «северный» обед, усиленный хорошим омлетом, вполне благополучно улегся на писательскую заправку. Так можно жить. Сейчас 18 ч. и я сыт, сыт по-настоящему. Прикрепление на булку — завтра.

Дома ожидал меня капитальнейший праздник: Галя получила двухде-кадный паек, за одну декаду и принесла все сразу домой, в частности

192

2 кг хлеба. Трудно достается ей это. Ушла в 10 ч., вернулась в 7 ч. вечера, в душном, набитом магазине одном провел 4 часа. Заканчиваю светлый день хорошим ужином и сладко полно все существо блаженною сытой.

1-е ноября. Сегодня первое воскресенье месяца, и поэтому я должен работать в Радио. С утра разбита рама с бабушкой. Вдруг неожиданное волнение — дают керосин, по поллитра, но увы, не по промтоварным, а по продуктовым карточкам и вся сумбуровская коллекция пропадает даром. Волнует и дивный, обильный донорский завтрак. Вчера вечером неожиданно вручили новый пропуск в «Северный». Так как это северное кормление имеет великое значение в нашей жизни этого периода, то приклеиваю здесь на память корешок от пропуска на октябрь. Вот он. Велик в своей простоте!

Опять возникает дровяная возможность. Договариваюсь с батом на предмет посещения завтра: буду просить машину. В «Северном» съедаю рисовую кашу и наконец прикрепляюсь на булку. Благодаря донорству предпринимаем перепуск хлебных карточек. Давно мечтал я об этом. Там же еще новость: Ниночка сообщает мне, что в меня влюблена другая официантка, белокурая Лида, но я что-то ее себе не представляю. Каковы консеквенции?!

Вчера и сегодня, после привоза овощей и при виде всего этого скудного обилия в доме особенно больно вспоминаю Вас, родной мамик, Ваше голодание, Вашу борьбу и смерть. Вы ушли от меня накануне перелома. Вспоминаю Вас, и когда читаю опубликованные дары октябрьские (это ведь тоже документ и поэтому приклеиваю и его на обороте сего листа).* И когда сегодня в редакции толстый и сытый немец Фриц и розовая сытая его жена вдвоем кричали на старушку уборщицу, не прибравшую во время, а старушка сдержанно и покорно пыталась в ответ что-то объяснить, и была она слаба и сутулилась, а лицо все в обвисших складках пустой кожи, покрытое страшной темной желтизной дистрофии, и цвет и складки кожи и большие глаза с больным блеском и голодом в них, — все это совсем, как было у Вас, родная, в те страшные дни, когда видел я с каждым днем, как Вы слабели и падали. Рваная старая одежонка, и метелка в руках — все это было, как тогда у Вас. Вы ведь всегда все убирали и чистили почти до самого конца. И такое дикое горе прорезало меня, дорогая, почти сытого сейчас, недостойного, не помогавшего Вам, сведшего Вас в могилу, нет — в топку Кирпичного завода, что только Вы, дорогая, знаете это горе. Помогите мне! С воплем я к Вам устремляюсь, мама, приласкай одинокого, приласкай окаянного, плохого, никчемного твоего, не умевшего жить и жизнь другим не умевшего сделать. Прости и помилуй!

Милая Марианна совершенно восхищает меня стойкостью, находчивостью, умением выходить из всяких положений. Им хорошо теперь и

__________

* Подклеено объявление в газете: «Извещения от Отдела торговли Исполкома Ленгорсовета депутатов трудящихся об очередной выдаче- населению продовольственных товаров в ноябре месяце».

193

материально — за две недели она перехватила три донорских декадника, и все они подпитались.

Получил в ДУ пропуска (Гале нужно там заниматься общественно! работой, если нет — больше не дадут) и там фурорное событие: разразился Кронштадт, 4-го в 6 ч. 30 м. поездка на Лисий Нос и до 20-го!!! Но ехать, конечно, нельзя из-за Радио, где предпраздничное напряжение. А соответствующий чин ЛДУ говорит: если не 4-го, то вовсе нельзя. Вечером звоню, поговорив с Фуксом и Ходореночкой, в ЛДУ — не могу мол. И неожиданный ответ: ну, после праздников. Но пропуск на выезд надо получать завтра. Ладно, получим и, если не выявятся воентаджики, то может быть и удастся — золотая мечта!

Галино посещение Домписа опять выявляет там улучшение несомненное: выросли иждивенческие порции вдруг до прежних размеров, так что на ужин мне была даже кашка и соемлека опять было сколько хочешь, За крагами опять не пошел — не сдвинулся после еды, из тепла на холодный, мокрый мрак и туман, да и Галя устала, просит не уходить» спать надо лечь пораньше. Я и не настаивал, остался. Написан ответ Кисляку, с приложением заявления в Таджигиз.

2-ое ноября. Чудно, капитально выспался и отдохнул. День начался бурно, и еще предстоят всякие мощные прыжки. С утра, пока колол дрова, прибегает взбудораженная теща — управхоз получил для дома дрова, надо грузить на трамвай, сторожить там ночью и т.п. За это ей и Гале по два метра. Дом уже разобран. Ухожу в разгар этих переживаний утрясок, предоставив решение им, конечно.

Завтрак в «Северном» сегодня пропускается, т.к. масляную карточку Галя затащила в тот дом и, конечно, забыла там, а в дровяном и продуктовом торопливом и раздраженном сумбуре не до карточки. Ухожу, немного хлопнув дверью. Все еще усложнено неясностью — брать ли крупяные талоны рисом или проедать их в столовых и т.п.

Иду в ДУ, где оставляю паспорт для оформления Кронштадта. Там же в кулуарах под секретом сногсшибательное известие — вопрос о безвырезном питании решен положительно. Когда, что, как — не ясно, Утка?...

Приехал Хрыч (еще в пятницу вечером)! Он также говорит об утверждении питания. Привез он с собой и благодарность и повышение оклада и нам — и кое-какие обещания.

Совершенно и блистательно провалились дровмашинные демарши: чертов бат, куда я ездил, полностью отказал — нет, де, горючего, а оба моих «моряка» из заведения, где читал лекцию о Турции, уехали вообще. Так что пока все село на мель.

В «Северном» принято еще несколько сот человек — теперь столуется тысяча, но благодаря каким-то мерам обед протек не медленнее, а вдвое быстрее. Там же получено полкило вкусной булки, наконец; немного отъел за обедом, а остальное несу младенцам. В портфеле, уже 3 дня не нагружавшемся горючим, едут полученные во временную носку краги. На сегодня остался еще один прыжок — в ДУ за паспортом. Совершенно

194

нет денег (осталось 2 р.), т.к. Марианна все не может отдать взятые в долг 200 руб. Чем будем завтра питаться и на что выкупать продукты?

Прыжок в ДУ закончился извлечением паспорта, но никакого пропуска нет — нужны еще справки из ЖАК-а, заполнение анкет, которых нет -в общем, вся заваруха завтра с начала. Там же подтверждение и уточнение безвырезной «утки» — будто бы с 5-го, на 400 человек и уже заняты организацией этого дела. Как быть тогда с наличием писательского и «северного» безвыреза? Сознаться и не получить? Не сознаваться и безумно рисковать? Или не возбраняется такая полибезвырезность? Теряюсь... Звоню воентаджикам и печален их ответ: вопрос все еще не решен, можно спокойно уехать в Кронштадт. Так медленно расплывается этот кот в стране чудес, осталась уже одна улыбка.

Около Дома Радио сегодня утром какая-то женщина волокла сумку с тяжелой ношей. Оборвалась ручка, она попросила прохожего военного постеречь — сбегаю, мол, домой за веревкой, тут рядом. Ушла и пропала. Военный ждал, ждал и наконец пригласил милиционера. Раскрыли сумку, а в ней человеческое мясо, рука, бедро. Много. Женщина, конечно, так и не появилась. Зато повели в участок другую, из любопытных, вызвавшую чем-то подозрение.

Считают, что прибавление народу в «Северном» повлечет ухудшение. Да, улучшения во всяком случае не будет. Начальник мой, несмотря на угрозы, в этот месяц опять получил карточку плюс к пайку. Почему же я должен отказаться от «утки»? От Кронштадта? Надо брать пример с того, как он цепко, жизнеборственно, упорно сбычившись и не взирая ни на что, дрался за этот подкорм.

Да, прыжки еще вовсе не закончились сегодня. Возвращался я в действительно убийственной мгле и под сильным дождем. Вваливаюсь в безумной радости домой и сразу огорчение — сидит скверная, бесконечно нудная, плаксивая старуха сверху. Сидит, трещит и подлейшим образом не собирается уходить. Сорвана вся сладость, думал я, задыхаясь от ярости, домашнего вечернего отдыха, покоя, скромного супчика, вся прелесть этого одного часа, которые оставляет мне жизнь для себя! Вот уже согрет супчик, но я не могу есть при ней, и мрачно сидя у печки, собираюсь духом попросить ее уйти — как вдруг вой сирены, тревога! В такую темень и мглу? Галя член ПВО, одевается, уходит. Уходит и старуха. Я один. Ем супчик, пью с горя соемлеко. Нервно, противно, тревожно стучит радио. Уже скоро десять. Ухают, вернее как-то колотят зенитки. Тихо и сладко посапывает Машутка. Бедная теща где-то за городом во мраке, дожде, сторожит дрова. Галя при ЖАКТ-е на улице. Осада. В не нашей сводке Алагир.

3-е ноября. Тревога кончилась около 11-ти; только легли — вторая. Но мы уже не вставали. Утром, в 7 ч. — опять тревога, но опять не реагируем. Пошла писать предпраздничная губерния! Сегодня проливной дождь, очень тепло. Говорят, в прошлом году в это время уже были морозы и выпадал снег.

После мощной дровяной заготовки (начато первое доморазборочное бревно), отправился в ДУ, где и сижу, оформляя Кронштадт. Дома полное

196

смятение — бедной старушки тещи все еще нет с ночного дежурства, Гале надо в магазин, в донорский институт за пайком второй декады, причем вчера был плохой слух о совсем новых порядках, по которым ей вовсе могут не дать. Она нервничает, конечно, также из-за матери, которая, оказывается дежурила одна в темноте, под дождем на пустыре у черта на рогах, и еще тревога, смена выехала, кажется, только часов в 9. Объявлено оставление Нальчика, а те еще в четверг говорили. В «Северный» теперь решил утром не ходить, экономя масло, и продать кашку в ИРЛИ вместе с хряпными щами, которые там все еще процветают.

Галя сумела утром взять в долг 90 руб. Сейчас я уже в Академии, где пусто и прохладно. Берусь за любимые книжечки — так и не было возможности познакомиться с тех самых пор, как я подобрал их.

Оказывается, две бомбы где-то в районе стыка Выборгской и Петроградской упали из-за облаков (первая тревога), когда радио еще концертировало. В домах на Дворянской вылетали стекла.

Вот и узнал, где были бомбы — в Соляном переулке — две и обе до тревоги. Сейчас без четверти 4 и снова тревога. А к 5-ти надо за паспортом в ДУ! С каким наслаждением прочел я 4 странички наивного персидского исторического литографированного текста «Тюркдаран-и Хинд»* о халлиджах, суверенах моего Амира Хисрава. Горестно думал я, что изменил сему основному, радиофицировался во имя чрева... а Хрыч вчера на заседании объявил и о прибавке денег и о посылках с концентратами и витаминами и безвырезные обеды (вот уже не с 5-го, а с 8-го). Эх, думалось, не дождался, не вытерпел жрец науки, не проявил мужества настоящего. Но вот уже больше месяца я все сытей и сытей, а у Хрыча только бумажка в руках и словеса и сколько еще ждать придется и дождешься ли — неизвестно. А жизнь властно, сметая все на дороге, требует: есть, жить!

Опять пробежка через мрак и дождь. Галя дежурит до 12-ти (с 6-ти) в штабе ПВО. Машутка спит у бабушки. Последняя вернулась измученная, голодная, одна дежурила ночь на пустыре. Свершилось Галино огорчение: второй декады ей не дали. Может быть, завтра удастся еще выскандалить? Радио проквакало: 6-го и 7-го в квартиры будет дан свет.

С жадностью съел, разогрев в одиночестве на принесенных книжечках, три тарелки дивного капустно-гречневого супа, кусочек козеинового сыру, хлебца и уже праздничного изюмчика. Ни в «Северном» ни в Академии не завтракал сегодня. В Радио вдруг отобраны хлебные карточки. Сразу дикая мысль: не для меня ли, в виде премии? Да, держи карман... В ДУ так и не поехал (тревога), ночюю без паспорта. Несколько беспокоюсь за него.

4-ое ноября. Сегодня первый снег, мокрый, сразу тающий. Начинается

день с удачного прыжка за сладкими выдачами. Из трех перепущенных

наших хлебных карточек две уже, конечно, съехали обратно. Моя держится

пока и приношу 400 гр. чудной булки каждодневно (100 гр. съедаю хлебом

в «Северном» за обедом). Радио сообщает о назначении Чрезвычайной

__________

* «Тюркские владетели Индии» — сочинение Амира Хосрова Дихлави.

197

митрополит Николай. Также и о недоброкачественной выдумке лондонского радио относительно 4-х дневного перемирия у Сталинграда. Резкий, резкий тон! Ох, что-то готовится!

После прекрасного завтрака отдаю в точку ножовку (за табак), возможно, возьмет и пилу. Если бы! Мучительно водить тупыми орудиями по огромным балкам!

Затем, минуя «Северный», скоком к прекраснейшему зубному старцу, который начинает обработку второго, очень злостного зуба. Оттуда в ДУ -паспорт и пропуск в Кронштадт в кармане! На бланке — командировка ДУ. В тексте немецк. и английск. надписи. Слева — девять ошибок и опечаток! Из ДУ в Эрмитаж — забираю еще Федей много лет тому назад перетащенный персидский словарь и водворяю его в Академии у себя на столе, точно буду заниматься.

Марианне, наконец, улыбнулось капитальное счастье, не без моего совета мобилизовалась она по настоящему в какую то полувоенную организацию — играть на рояле. Правда, ездить надо каждый день вглубь Вас. Острова, но паек (II норма) больше двух карточек 1-й категории. Она уже привезла 9 кг хлеба. Вот мои воентаджики дали бы даже больше. Тень надежды на их возрождение еще осталась.

М.И. Щербачева и Тапир Лисенков были из тех, кто бежал из Пятигорска пешком в чем были, через горы. Как Вы были бы этим поражены и взволнованы, мамика милая. Вы так глубоко прониклись интересами учреждений и людей, в которых и с которыми работали. Сколько было у Вас разговоров о Тапире, в частности, с Сергеем Митрофановичем и как много несчастный этот Тапир причинил Вам искренних и глубоких, несправедливых огорчений!

Сейчас в двадцать минут четвертого опять завыли сирены воздушной тревоги. Где-то Галя?

6-ое ноября. Вчера был первый ясный, солнечный мороз. Он длится и сегодня. В 12 ч. читал лекцию в госпитале, двор и стены которого ежедневно наблюдал из окон скверного своего бата. Путь от Академии до этого госпиталя проделал пешком во время тревоги. Был радушно покормлен приличным обедом. Из Радио возвращался после 10-ти и при тревоге (бомбы были в Аничкин мост и в Райком по штуке). Никто , ничего не спросил и не проверял. Ночью опять тревога, поэтому сижу дома, пропуская зубврача, и пишу, днем без пропуска идти боюсь, так как ; Галю третьего дня оштрафовали («Давайте 25 руб.» — «Нету» — «Ну, 10!»).

Тетрадочки всей осадной записи направляю на время поездки в Кронштадт на хранение в ИРЛИ. Ехать собираюсь завтра. Все праздничные продукты получены (водка — поллитра 60 р., вино 0, 25 л. — 25 р.!). Сегодня для праздника хлеба давали белым батоном. Получили две банки дивных американских мясных консервов. Со вчерашнего дня облачился в краги и старенькие экспедиционные таджикские бриджи! Сегодня ожидают выступления И.В. Сталина по радио.

Сейчас был в ДУ — там представитель Кронштадта приехал за нами. Мне надо ехать завтра днем. А в Академии известие — после 9-го навертывается эвак! Тоже, вот переплет... А представитель говорит: «Ну,

198

к нам меньше чем на месяц не приезжают»! Ладно, кидаюсь в эту пучину неразберихи, зажмуриваю глаза. Будь что будет! И.В. Сталин выступал с замечательной по простоте речью, я слышал ее.

9-ое ноября. Шестое, седьмое и восьмое отличаются все крепнущим морозом (до минус 15 с ветром) и частыми дневными и ночными тревогами с бомбежкой. Мороз и сирена, пальба зениток, ночные одевания, высиживание в передней — настала вторая осадная зима! Правда, нынешние налеты гораздо менее бомбежисты, пока 7-ое и 8-ое прошли в безуспешных попытках прорваться в Кронштадт. Катера прекратили рейсы из-за быстро нарастающего льда и обстрелов. Пешеходные пробеги на вокзал, зоологические драки в трамваях (Матросы срывали на остановке у Невского людей с подножки, площадки, меня в том числе, прорывали себе дорогу. 1918 год!), бесплодные мотания от вокзала в Лисьем Носу на взморье, на пирс (километра 3), целый день без еды, на морозе, ветру, в тисках сомнений (ехать — ждать ночь — не ехать) и типичной неразберихи, пожиранье домашних Галиных крох вечером после неудачных этих попыток (и зубы еще болят и болят) — есть от чего измотаться...

Седьмого без пяти И вечера — бомба где-то на Кабинетской, дикий толчок, в нашем доме много стекол вылетело. Вчера, 8-го, опять три крепких толчка (слившихся как бы в один), громовые раскаты — говорят, где-то на Боровой. Почему все наш район? Этот удар распахнул рамы у нас и в соседней комнате. Рамы еще не замазаны в комнате. Сегодня утром было только семь градусов. Сегодня день протек так: с утра тревога, как угорелый бегу в лавку, дабы взять хлеб пока не закрыли. Затем в Академию — о, счастье, эвак почти не двигается никак. Хватаю из ИРЛИ сии тетрадочки обратно и полубегом к дивному зубному старичку, где дивное избавление от болей. В «Северном» за завтраком узнаю капитальные известия об американской высадке в Северной Африке и об разгроме армии Роммеля. Прорицаю: это и есть начало второго фронта!!!

Оттуда в ДУ, откладываю Кронштадт и получаю 50 гр. табаку. Опять тревога, иду обедать (обед хорош) и в Радио,где делать нечего, пишу сие и жду пропуска (будет ли ответ?). Опять тревога. Что-то будет! В этом году на бомбежки реакция гораздо хуже, болезненней, Галя впадает просто в отчаяние. Машутик молодцом. Все женщины моего семейства были против Кронштадта. Так он провалился, принеся вместо подпитки одно истощение и первичность. Если бы не оглядка на моих, на старичка и эвак в Академии и, главное, на неудобство длительного удира из Радио, дающего мне «Северный», великий «Северный», то я бы прорвался и добрался бы хоть полуживой, но на 3—4 дня не стоило. Такие мучения компенсировались бы лишь двух-трех недельным откормом, но это совершенно невозможно. Эх, опоздал, опоздал военпитовский подспор...

В ДУ что-то заглох опять безвырез, хотя собирались ввести чуть ли не с 8-го. В общем чувствую — начинается опять полусумасшедший

199

осадно-зимний разворот жизни. Это все я пишу в крайнем внутреннем взвинте, скручивающим все естество. 6-го и 7-го воистину блаженствовали с настоящим электричеством. Сегодня ровно 11 месяцев, как была начата «Осадная Запись».

Все в той же ажитации, после многих попыток, дозвонился до двух неутешительных ответов: из больницы Мечникова — «Пока ничего нет нового» (это о возможности подать жалобу на Галин донорский обсчет) и от воентаджиков — «все никак не могут подобрать людей, может продлиться еще неделю, две, три»... Значит, растаяла воентаджикская улыбка, кот улыбнулся и растаял уже, по-видимому, окончательно, и [ кисляковское письмо явилось, действительно плохим знаком.

Сейчас 8 ч. и снова завыла сирена. Мои одни дома и с тоскою вижу, как они в темноте, в трепете, впопыхах бегут в убежище, к бабушке. | Тоска. Последние сводки из Лондона: армия Роммеля бежит, потеряв почти всю авиацию и танки, итальянские дивизии частью уничтожены и сдались (6 дивизий!), остальные в безнадежном положении. (Ловкий старый! английский прием — разделить, итальянцы без германской поддержки, видимо, небоеспособны). В Алжире и Марокко высадка американцев и бои продолжаются — в Оране, Бон, Филипвиле и Сафи (первый и последний в Марокко), г. Алжир уже капитулировал. Офомные события!

Иду скоро домой, пробираясь в тревогу к моим. За предкронштадтские дни и за 7-е и 8-е прочел три трагедии Еврепида, наивных, не трогающих никак: Ипполит, Неистовый Геракл, Медея. Греческая драматургия знала только один способ сообщить зрителю о переживании персонажа: это оглашенный крик персонажа о том, что ему тяжко. Трамвайное чтение теперь прекратилось из-за холода и драки в трамвае. Сегодня радио передало приветствие тов. Сталину, среди прочих и от патриаршего местоблюстителя Сергия. «Бог да поможет вам» и пр. Великие вещи зрим.

Вот я и дома — один, младенцы ночуют у бабушки, и тревога там их застала, никуда не бегали. Анекдот: «Кого ты больше всего любишь?» -«Маму, папу и отбой». После прекрасного хлебо-супового закуса, с добавкой хлебца от М.О. Перед самым уходом получен пропуск по ВТ и я гордо бежал с ним по не очень темным улицам. Хотя все равно никто не останавливает, но ощущение другое совершенно. Автомобили дуют с полными фарами. Эх, ПВО, ты мое ПВО!

Кстати, об ощущениях: последние 3—4 дня все время чувствую правую ногу теплой, даже горячей, а левая все время стынет. Странно. Отбой произошел, когда я подходил к воротам. Бабушка честно дежурила у пустого убежища. Она ведь комендант, отдувается по всем тревогам и днем, и ночью. Зато убежищный фонарь с керосином и дровишками немного ее утешают.

Представьте себе, родная, на ней оказалась Ваша шубка, которую Вы носили все время, и эта шубка внезапно ожила не ней, стала спадать теми же складками, что и на Вас, также отстегнулась нижняя пуговица... больно, родная, больно кутику, мальчику больно. Вы ушли от морозов,

200

бомб и мрака второй зимы. О, как красиво было Ваше умиротворенное лицо. Я отрезал прядь Ваших серебряных волос. Мамочка, много нам впереди еще мучиться? Машуту Вы очень любили. Она стала умненькая, знаешь, как тебе хотелось всегда, рассудительная и находчивая, спокойная. Простите, прощайте.

Кончив писать, собирался ложиться, когда, без семи минут И — сирена! Опять. Все таки каждый раз думаешь, не последняя ли эта в твоей жизни?... Ну, последняя — не последняя, а вот за стекла душа ноет. Вот захлопали дико зенитки. Опять над нами немец! Праздничное красное вино налито в чудном нашем старом хрустальном графине. При нем малютка стаканчик из дядижоржиных. Сколько раз, милая мамочка, пивали мы с Вами из них в старые времена. Последние дни я изредка хлопаю по стаканчику. Вот и сейчас. Прозит, родная! Утихла пальба, ложусь. Вы ведь посторожите меня?

10 ноября 1942 г. Проснулся ночью раз от петушиной песни отбоя. А затем, в 6 ч., от сводки. Все американские подвиги в Северной Африке подробно рассказаны. Приходят мои, с хлебцем. Ночью было 2 тревоги, но они, даже баба, не вставали. Теперь в 8 ч. еле светло. Опять тревога, краткая. Подсчитываем крупяные талоны — баланс хорош, ем в «Северном» две кашки. С утра вспыхивает новая мысль — быстро издать маленькую книжку об адмирале Макарове! Захожу по пути в «Северный» к рыжеброду — оказывается в прошлом году уже выходила книга какая-то о нем. Шанс на надобность моей книжки стремительно падает. Однако, надо эту книгу посмотреть, м.б. еще не тот тип, да и разошлась наверное, вся. Нева сегодня уже стала плотно. В Академии Хрыч устроил переезд, нас всех загонят в большую холодную комнату, проявляя заботу о научных работниках. До ухода в Радио разыскивал книжечку о Макарове — в БАН-е, в магазинах. Теперь точно известно — это опять Анцыферов, как и об Ушакове, в «Библиотеке краснофлотца», т.е. именно то, что я хотел сделать! Снята, снята пенка... Однако запрос в Публичку направлен.

Хороший обед в «Северном» был украшен еще приятным куском сыра. Вероятно это подвинуло меня на дровяное предприятие в Радио: в каком-то странном подвале наколол гигантскую кучу дров и снес ее на спине в 4-ый этаж. Затопил и через некоторое время комната стала наполняться густейшим дымом. Он стоит уже часа два, слезы текут из глаз. Вот новые печки! неужели мы обречены на эти муки — либо муки холода — на всю зиму?

Сейчас слушал речь Черчиля на завтраке у лорд-мэра. О нас или о французах только одно: «немцы разбиты в Египте тем же оружием, которым они били малые народы и большие неподготовленные народы (and also large unprepaired people).» Операции на востоке и западе Африки, задуманные как две части одного целого, имеют прежде всего значение для обратного завоевания Средиземного Моря, а также как подготовка исходов для открытия 2-го фронта. Армия Роммеля разгромлена. Густой, англо-квакающий голос, типичнейшая классическая великобританская манера говорить (а какие британские лошадиные голоса ржали и крякали в острых местах речи — да, завтрак был у них вероятно не хуже, чем в «Северном»),

201

веские, как бы пустячные короткие фразы производят огромное впечатление.

Помните, мамочка, как Вы были глубоко потрясены, перевернуты прямо речью его, которую мы слушали тогда, до нашествия еще, вместе с Сашей, в светлой и теплой Васиной комнате, в один из тяжелых и мрачных для Англии периодов, речью, которую он кончил стихами Лонгфелло о свете, пробивающемся в конце концов через самый густой мрак? Тогда не знали мы войны и осады...

В Радио ни вчера, ни сегодня не дают ни черта (топлю печь, слушаю, пишу все это). Немец мрачен последние дни и что-то почти не разговаривает. Не начало ли это злоб каких-нибудь служебных? Приветствия митрополитов Сергия и Николая в сегодняшней Ленправде и в ЦО от 9-го. Умопомрачительно. Сегодня уже было 4 или 5 тревог. Тихих.

Вот я и дома. Темнотища была изрядная. Пасмурно и значительно теплее. Оттепели жду как манны небесной. В конце Фонтанки — Загородного далеко где-то огромное зарево. Вероятно, результат почти непрерывной за последние двое суток мощной канонады.

Домашний супчик, разогретый на принесенной макулатурке, был без хлеба, так как опять принес «северную» булку, а младенцы съели весь хлеб за день, булки же я не ем принципиально. Зато отрадно жевалась сухая картошка, два с половиной кило которой получено за поллитра. Ложусь с головной болью от радио-дыма, младенцы ночуют у бабы.

11-ое ноября. Морозец не сдает. Ночью была, конечно, тревога. Сейчас пишу за «северным» обедом, все время тревога, вторая с утра. Первая началась в 9 ч. и длилась часа четыре. Это означает серьезную угрозу для Галиных писательских экспедиций. Так может и обед пропасть! Конечно, все ходят невзирая, но на некоторых углах хватают, а мы живем для попадания в Союзпис очень плохо: Пять Углов и угол Невского и Литейного — опасные зоны.

В Академии ни макаровской книжечки, ни безвыреза (с 25-го?). Эти длинные метания в разные концы города по морозу нехорошо обостряют пищестремления. Во время первой тревоги просидел часа полтора у чудного зубо-старичка. Тепло. Покойное зуб-кресло. Уютно потрескивает печка. Хорошая какая то простота, радушие, что разливает он вокруг себя. Сладостное облегчение в залеченном, запломбированном зубе. Чувствую, что никуда не нужно идти на законном основании — тревога. Все это погрузило меня в хорошую дрему, сладкий отдых. Немецкие войска вошли в неоккупированную Францию с целью предотвратить американскую высадку на Корсике и на южном берегу Франции. Правительству разрешено переехать из Виши в Версаль.

Обратный путь при чистом звездном небе был светел. Младенцы у бабы. Извлеченная Галя накормила меня прекрасным сухокартофельным-килечным месивом, козеиновым писательским сырком, соемлеком. Только проводил ее, как завыла сирена, было без четверти 11ч. Грохочут зенитки, сперва отдаленно, вот теперь ближе — стекла трясутся. Умолкли. Ложусь.

202

12-ое ноября. Сегодня теплее, к вечеру просто тепло, даже где-то моросит вроде дождика. Какое счастье! По выходе из «Северного», который утром подарил прекрасной манной кашей, а в обед — столь любезной сердцу фасольной кашей и двумя котлетками, из которых одна с двумя картофелинами едет в коробочке Машутке, бедная моя голова была терзаема одновременно следующими заботами: эта многозаботность — характерная черта нашей жизни, почему для примера и перечисляю их: 1) как устроить при двух службах лекции в Доме Отдыха комсостава, предложенные мне утром в ДУ, легендарно кормящем? 2) чем кончатся все неотступные шаги по доставанию книжечки о Макарове и по написанию новой книжечки, предпринятые в Публичке, ИРЛИ, биб-ке ДУ, в Литиздате, Политиздате и еще где-то? Как шагать дальше? Писательство мое несомненно теперь нуждается в утверждении, это мощная кормежка. 3) как добиться сухой выдачи грядущего ученого безвыреза? Ведь ловить еще один обед в день почти невозможно. 4) Как лучше осуществить блестящую сегодняшнюю мою идею по переезду нашему со старцем в теплый и дружественный ИРЛИ? 5) Как и когда лучше реализовать 250 гр. хлеба, которые «северная» буфетчица по рассеянности не вырезала из моей карточки, выдав 500 гр. натурой полностью? Укоров совести не ощущаю нисколько — поверьте — у ней есть хлебные ресурсы! 6) Как бы все таки ухитриться заниматься мне, хоть чуть-чуть, милыми сердцу персоштудиями в Академии? 7) Как бы наладить извлечение безвырезного дрожжевого супа из ДУ? Что было бы сильным подспорьем теперь, когда доедаем последние два кочна капусты. 8) Чем кончатся, как разовьются гигантские мировые события последних дней? 9) Как приспособить миф о трехглавом псе Кербере к очередной радио-статье? 10) Как быть с течью в дровяном сарае? 11) Как замазать окна? 12) Как помыться? Грязен до невероятия.

Видел старичка Шенкмана, и он сказал, что спецпаек будет им опять двинут в конце месяца. Еще заботы: починить валенки и достать ватник.

13-ое ноября. Всего минус один градус. Галя сменяла вчера на рынке: за одну пачку «Звездочки» — 300 гр. хлеба, за другую пачку — 700 гр. кислой капусты, за 50 гр. табаку — кочан весом более двух кг С утра получено топленое масло по младенческим карточкам 275 гр., так как повырезаны талоны на столовку. Младенцы ночевали дома, и т.к., около 11-ти опять была тревога, то Галя хватала Машутку на руки и выносила в переднюю, потом клала обратно, жгла спички (она получила на днях презент — полторы тетрадочки спичек) и коптилку и т.д. Добавочные 250 гр. хлеба просто получены утром в нашей лавке и незаметно съедены. А в «Северном» за завтраком обнаружил на столе 10 гр. масляных талонов и, конечно, приобщил их к «делу», опять-таки без каких-либо укоров! Трехголовый пес приспособлен, все остальные вопросы еще будут долго и мучительно разрешаться. Утром опять глупый взрыв из-за пилы, и слово «хулиган» со слезой и провизгом в голосе было мне прощальным напутствием в дверях. Радио сообщило о полном прекращении военных действий в Северной Африке. Она сдалась.

203

Опять нет денег. Марианна дала утром 30 р. А завтра? Между f «Северным» и Академией запломбирован еще один зуб (третий). Остался один, но очень плохой, с ним подожду.

Опять тревога и жаркая пальба. Как-то дойду до «Северной»? В Академии стряпается бумага в Президиум о премировании. Вот уж его ' вряд ли дождемся! Переезд заглох. В этом месяце совершенно крахнуло донорство Галино — добиться пересмотра лишения второй декады не удалось, а новый порядок предусматривает не 30, а 40 дней промежутка между дачами крови. И за 40 дней дадут ей трехдекадник. Значит, следующий раз сдавать ей только 10-го декабря. И она и Машута испытывают последние дни острый хлебный голод, подъедают за день скудную норму до времени и страдают.

Да, хлеба резко не хватает. Сегодня из-за нормального «северного» обеда встал совершенно голодный, и вряд ли потому, что почти не тронул хлеба. Вот голодный и сижу в Радио, думая только о возвращении к домашнему супу. Но 6 долгих часов отделяют меня от него. Увы, он довольно эфемерен. Казалось, почти отделался я уже от проклятой проголоди, а сейчас она снова почему-то свирепствует. Странное ощущение левой и холодной правой ноги все не проходит. Табачная катастрофа медленно, но верно приближается. Табаку давно уже просят на улице военные, даже комсостав. На рынке цена 100 гр. доходит до 300 р. Нет и признаков обычной табачной выдачи в «Северном», срок ее давно уже прошел. Нет и денег. Боже, как все плохо...

Сегодня в газете поздравление от муфтия Центрального Духовного Управления мусульман Абдурахмана Расулаева: «Да поможет вам Аллах и т.д. Аминь!». В статье М.Грезова, воен. прокурора Ленфронта, сказано: «Великий военный деятель России второй пол. XIX века, подлинный русский патриот Драгомиров писал...» и т.д.

14-ое ноября. Снова мороз, ветер. Вчера в 10 ч. вечера опять тревога с перетаскиванием Машутки и т.д. С утра дровозаготовки и две кашки овсяных в «Северном». Из Домписа опять были извлечены 2 литра соемлека и это сразу дает другую окраску всему дню.

Пытаюсь возобновить трамвайное чтение — взял некий очень милый, кажется, немецкий старинный «комический» роман Винтерфельда «Gehe-imnisse einer kleinen Stadt».* Возвращаясь вчера домой, с Чернышева моста вдруг увидел в конце Фонтанки огромный красно-желтый фантастический стручок нового месяца. Он грузно лежал на черной крыше какого-то дома.Под вечер страшный ураган, мокрый ветер. И капитальнейшей вкусноты суп из «водочной» картошки и «табачной» капусты.

15-ое ноября. Воскресенье. Оттепель, весь выпавший ночью довольно густой снег весело течет. Борясь с трамваями, теку в Ручьи и (после долгого перерыва) приношу опять сладостно постороннее брюхо. Это и две пшенных котлеты с шоколадным киселем из «Северного» — единственные мои подарки Гале к сегодняшнему дню ее рождения! Ни весь

__________

* «Тайны одного маленького города», (нем.).

204

день, ни в ночь на сегодня тревог нет. В прошлом году в эти дни (кажется, 11-го и 13-го) была установлена предельно низкая норма хлеба (125 гр. и 250 гр.) и был введен вырез супа. А сегодня за ужином Машутка отодвинула кусок хлеба: «Больше не хочу». Это здорово.

За последние дни морозов у меня покраснели и распухли два пальца на левой руке. Так у многих с пальцами, получаются даже ранки. Вообще первые морозы показали всю слабость в целом — нас, осадников. Многие за несколько холодных дней этих вдруг пришли в полную ветхость. Холод, первый помощник дистрофии, и в этом году он будет пожинать большие плоды. Забыл записать — привез 200 руб., в долг взял. А в Союзписе дают керосин, но меня нет в списках. Это удар. Придется идти завтра выяснять. Говорят, через Ладогу по дну уже проложен кабель от Волховстроя и даже был два—три дня ток, но потом кабель оборвался. Неужели будет светло?! У, какой дождь барабанит в окна! В газете неподражаемое приветствие раввина.

16-ое ноября. Страшный дождь лил всю ночь и все утро. Потом — солнце. Утренние две крепкие «северные» овсянки, которым была хорошая подстилка из домашнего супца с хлебом, дали все необходимое присутствие духа, чтобы в Союзписе быстро и безболезненно восстановить свои керосиновые права, ущемленные, видимо, случайно — технически. Там же приятные сведения о том, что моя писдеятельность в Радио известна и апреснируется* в достаточной мере. Даже «Макарова» м.б. и не нужно, но он уже запущен и зреет где-то в издательских недрах.

В Академии получено две пачки «дистрофического Беломора». В субботу в академию приходила Тамара из Публички, где она, будучи на I категории, почему-то, до неузнаваемости опухла. Обед в «Северном» был очень хорош сегодня. Днем мощная канонада. Из Радио возвращался при ослепительной луне. Галя замазала оба окна в нашей комнате. Марианна получила в виде премии 10 безвырезых обедов. Дома после супчика допили винцо и доели конфеты. Зарастаю дикой грязью. Как и когда вымыться? Письма от Отки, Димы, Андрея.

17-ое ноября. Оттепель, дивная слякоть, промозглость и туман. Сие начал писать в светлом, теплом госпитале в неслыханных трущобах Володарского района — полчаса одной езды на траме и потом еще пешком. Хорошо покормлен перед лекцией и этот обед (густой овощно-крупяной суп — много — и жареная картошка (!) все с белым хлебцем, часть которого едет Кролику) лег плотно на «северный» обед, пред тем поглощенный. Кролику же едет еще подарок из ДУ — еще не разворачивал, не знаю что это. В госпитале был с исключительным, версальским изыском, с драгоценной заботой и трогательным вниманием принят начклубом (не только сразу же накормил, но и махорки отсыпал и спичек дал тетрадочку. У нас есть 175 спичек, т.е. почти на три месяца),** в миру актером театра

___________

* Оценивается

** Приписано внизу страницы.

205

им. Комсомола, куда мы, в свое время, пытались просунуть нашу драму! Театр на безумных хлебах в Архангельске. Радлов в Минводах кажется не столько попал в плен, сколько предался и выступал уже по радио. Вот тебе и п/р! На эту поездку ушло четыре часа, выдернутых из Академии и Радио.

В ДУ обращался с пламенной речью к зав. столовой о сухопайкировании безвыреза. Но ничего еще сказать нельзя по оргстороне этого вопроса в целом. В газете — приветствие католикоса. В эфире — взятие Дерта и Макилы. Сашенька, Саша, не дождался, милый ты мой, всех потрясающих этих вещей, и я в унылом одиночестве нагружаюсь ценностями, весь смысл которых был бы в поделиться. В магазине получено с утра 3 литра великолепного соемлека, а перед тем холодной водой вымыта моя шея и сброшена, наконец, отвратительная, совершенно черная уже рубашка. От этого дух воспрянул, как некий воздушный шар без балласта. Ужин -небесно-густое сухокартофельное варево и млеко. Вот сытный день!

18-ое ноября. Дают шпик, из расчета 30 гр. натуры за 100 гр. талонов. Ноль градусов, идет мягкий, густой снег. Вчера в СП получено 2,5 литра керосина. Нет нужды комментировать капитальную важность этого события. В Академии, где пишу сейчас, нас выбрасывают из комнаты, будем, кажется в ИЯМ-е.

«Северный» обед был не очень-то силен. В Радио лопнула давно и тайно взлелеянная надежда на морскую подпитку, золотая, милая греза! Симпатичнейший Морской Кот, преподнесший пачку «Звездочки» и табачку немного (а в Академии получена еще доппачка «дистрофич. Беломора» в ответ на мое предложение обслуживать его за паек или полпайка, печально заявил, что как ни желательно, вряд ли возможно проявить такую гибкость, чтобы выделить паек, не мобилизуя... Это второй провал, первый — воентаджики. Ну, ладно. В Радио же приятное известие, что Дирекция в восторге от моих писаний. В восторге? Это не пища. Как хорошо возвращаться при лунной светлости!

19-ое ноября. В Академии, где получена зарплатка, совершил переезд в гостеприимный ИЯМ. Устроил себе дивное рабочее место у печки. Но работать вряд ли буду. Достал из библиотеки ИРЛИ почти все необходимые книжечки о Макарове, буду делать доклад. Стремительным галопом возвращаясь из Радио домой, твердил заумно-ритмическую формулу для запоминания основных пунктов содержательного неожиданного разговора с маленьким директором:

дровá, махáнокóмплимéнт. [ямбы]

Горкóмопúт и nápm[e]вcmýn.

Расшифровка: 1) дрова — если поработать на погрузке-выгрузке, то можно получить, с самодоставкой от Михайловской площади. Обязательно надо делать! 2) маханкомплимент — (высокая оценка моей писдеятельности в сферах с пожеланиями видеть ее распространение и за пределы узких интересов нашей редакции. Особенно хороши, будто бы, «Новые вести». 3) горкомопит — так как вчера просили меня отыскать такого человека как я (для другого отдела) с трехразовым безвырезным питанием в столовой Горкома ВЛКСМ, то я и заявил директору, что этот человек — это я.

206

На что он просто вскрикнул в том смысле, что мой «Северный» гораздо лучше. Плохо верится что-то, но разговор и разгоревшиеся было пище-промыслы, конечно, прекратил. 4) парт[е]вступ. ([е] здесь плеонастическое) — внезапный вспых старой луровской истории.* Очевидно, тот же ветер из сфер. Но сейчас, увы, у меня еще меньше времени и, конечно, сил.

Теперь задуман новый пищепрыжок: натравить Шенкмана на сферы, знающие меня (в этом вся соль) с целью обмена, юридически мне ведь уже присвоенного ученого безвыреза на спецпаек. Если уже это не выйдет, то... Вообще же у меня последнее время такое чувство, что страшно медленно, но все же подползаем к Большой Пище.

Старичок прочел вчера первую африканскую лекцию в Госпитале, по моему наущению и втискиванию в Пантелея. Был покормлен и весь сиял сегодня. Приятно. Я почти сыт сегодня, благодаря двум «северным» овсянкам, кусочку шпика дома (получил 330 гр.) и густейшему вечернему супу.

В «Северном» сидевшая за одним столиком Егоренкова отодвинула брезгливо наполовину съеденную кашу: «Не лезет, просто не могу больше переносить эти каши».

20-ое ноября. Выше нуля, мокреть, туман — благодать. В «Северном» вдруг сидит официантка Катюша из ДУ, оказывается, там сегодня банкет. Моментально туда устремляюсь, но нет, оказывается, ДУ только дает помещение чужой организации. Сейчас сижу в Академии на новом, светлом и уютном месте, под правым боком топится очаровательная голландочка, горит первый раздробленный мною академический стул. Страшная артиллерийская пальба сотрясает окна. В газете: 1) удар по немцам на подступах к Владикавказу (о том, что сей град является театром военных действий узнаем только из этого) и 2) три новых трамвая — №№ 18, 19 и 24. Это хороший признак с точки зрения энергозапасов осажденного города. С утра слопал сразу всю свою порцию шпика, как уплотнительно сказочно ощущает это желудок! Хождение по городу почему-то опять продлено до И, а трамы, соответственно, до 21 ч. 30 м. (последнее отправление с конечных пунктов).

Поздно вернулся вчера с довольно толкового радио-заседания. По дороге размышлял о луне. С каких только точек зрения не трактовалось сие светило. Но только вот наши условия показывают всю колоссальную заслугу луны именно и только как светила, столь облегчающего жизнь первобытного человека.

21-ое ноября. Морозец. Минуя «Северный», мчусь к Шенкману. У самых врат катастрофическая борьба с проклятым калонапором, загоняющем меня в ученый сортир. У Шенкмана просьба и лишь отдаленное обещание. Сам безвырез этот, оказывается, представляется старику вовсе не решенным. На паек же надежды почти никакой. Паек считается

__________

* Луровская история — И.М. Лурье, Зав. отделом Востока Гос. Эрмитажа неоднократно уговаривал А.Н. Болдырева вступить в ряды ВКП(б), предлагал дать рекомендацию.

207

значительно более мощным. В Академии мебельно-ящичные дровзаготовки, внезапное бритье в ИРЛИ и завтрак: вырезной суп-лапша и полкаши, соединенные в виде некоего месива, которому присвоено обозначение «бефболдырев».

Добрый дурень Пантелей пытается загнать меня на Канатную, но ничего не выходит, ибо из Радио можно и должно выбираться только при условии заклания бедной старушки Академии. Старичок отколол вчера целых две лекции уже — подпитка впрок! Мираж Большой Пищи представляется сегодня опять далеким, неосуществимым, видно, придется жить, как живем. Так можно жить, в общем! Впроголодь для меня, в полсыта для Гали и хорошо для маленького. В то же время без всякого запаса прочности, ни в кладовке, ни в теле, полностью подвешенные тонкой ниточкой к магазинным выдачам.

Ночью такая ослепительно синяя феерия луны, как в Таджикии в те блаженные времена... Днем во время сильного снега при низкой сплошной пелене туч небольшая тихая тревога.

22-ое ноября. В 2 ч. ночи тревога, не встаем, несмотря на недавние угрожающие речи начальства. Сейчас ноль градусов, ясно. Предстоят дрова, ванна. У Гали странное воспаление в деснах.

Пишу после благодатной в своей очистительности ванны. Наконец-то состоялась она, великая! Ей предшествовала могучая дровяная операция: передвижка, перекатка огромных бревен из протекающего угла сарая в сухой, также пилка и колка впрок.

По дороге в «Северный» глупейшим образом налетел на штраф в 20 р. Сев. состоял из: обеда + завтрак и был хорош. Союзпис ограничил -соемлеко полулитром в день.

23-е ноября. Мороз -5°, солнце. Галя дежурила с 1 ч. ночи до 9-ти утра в ПВО, без сна и на холоде, однако перенесла молодцом. Мы с Машутой ночевали вдвоем. Под утро была небольшая тревога и объявление об обстреле. Со вчерашнего вечера радио через небольшие промежутки повторяет сообщение: «в последний час» о мощном прорыве под Сталинградом. В «Северном» сегодня утром две перловки, а в обед вдруг вырезают за гарнир 20 гр. Случайно? Постоянно? Если последнее — то ударчик. Попытка повидать там госполитиздатника относительно Макарова -провалилась. Сегодня в 17 ч. 30 м. лекция в милиции, поэтому академ. утро зарезано.

Какая подлость, какая гадость! Лекция прочитана часовая, пламенная и — мордой об стол. Проклятые менты, проклятущий Пантелей. Перебуровить весь день пообедать в 1 час, вместо двух, зарезать посещение Академии, сбежать из Радио, устать (таскаясь туда и обратно по гололедице, напрягаясь во время лекции) и зря, за рукопожатие. Глупо, жестоко, противно. А откормленный мент-политрук тщательно вывел на обороте путевки в графе «Отзыв о лекции»: «задано вопросов 7 и просют еще сделать лекцию». Эта расписка в глупости и малограмотности есть единственное утешение. Сейчас, в бешенстве и тоске от напрасного унижения, сижу в Радио. Половина восьмого. Дома буду часа через два. Боже, какая хилость. Есть хочется, правда, не очень. А вчера при нелепо-неудачной

208

попытке связаться с театром после премьеры «Франца», пропущен редкий дивный случай поговорить и почитать на душевные предметы.

Вот я и дома и скушал две тарелочки нашего «крестьянского» супа. После писательских и «северных» каш нам остается с карточек около полтора кг круп (это стало возможным только благодаря упомянутому резкому улучшению писпитания). А на вечерние супы нужно 3 кг в месяц. Значит, наш прикупной дефицит еще не изжит в размере 1,5—2-х кило. Это стоит 1000 р. Если действительно прибавит Академия, то справимся, даже без донорства. Оно так шатко, что лучше не принимать его в расчет. Галины десны все болят. У меня была отечность на роже до середины дня. Вчерашние дрова? Трамвайно окончен «У врат царства» (а не «У царских врат» — как в дурацком переводе) К. Гамсуна. Хорошо.

24-ое ноября. Морозец, солнце и красота. Но еще красивее синяя-синяя лунная снежная ночь, как вчера и позавчера. Сейчас полнолуние. Подходит самое темное время года. На него керосинцу хватит, пожалуй, даже с лихвой. Вот первая жертва второй осадной зимы в наших кругах — Лев Александрович Федоров, еще несколько дней тому назад носился он большими, шаркающими и всегда стремительными шагами, большой и сутулый, в зеленом картузе, надвинутом очень низко, в руке мешок, полный всякими дребезжащими железными коробками, банками, скляночками. Последнее время он работал в ИИМК-е, уйдя из Эрмитажа, в который поступил год тому назад, в это время, или несколько позже, когда рассыпалось и-во Акад. Наук. С тех пор жил он только острым, отчаянным поиском пищи, все иное в нем закрылось и умерло. Мены, покупки, обороты, комбинации с талонами, все виды изощренного искусства доставания нашего времени — составляли единственную цель его бытия. Большому, слоновому его телу, в прошлом дородному и бонвивантному все это оказалось, конечно, недостаточным, как только пахнуло зимой. Помню его толстый живот, сановную дородную важность, барские мясистые щеки и холеные руки. Он ведь был каким-то министром у Керенского, что ли... А теперь пережидал во что бы то ни стало — петербуржец! А стало в жизнь. Имеющие уши да слышат?

Утром, перед Академией просто без всяких формальностей договорился с Госполитиздатом (он ныне в Михайловском театре) о книжечке «Макаров» размером 1,5—2 листа, к концу декабря. Что-то не верю в написание оной. Попробую. Однако Пантелей с ликованием решил ее вставить в план свежеиспекаемой исторической секции при ДУ.

Машутка в последнее время взрослеет, умнеет. Рисует с несомненной и оригинальной остротой. Вчера добивалась, оказывается, у матери — скоро ли воскресенье и такое, чтобы папик был весь день дома и чтобы можно было с ним посидеть на диване, почитать, порисовать. «Мы почти с ним не видимся», — закончила она свою речь.

Как известно, в окно индо-тибетского кабинета ИВ влетел в свое время немецкий снаряд. Тяжелую железную раму вырвало начисто. Ею и грудой кирпича был завален и раздавлен книжный шкаф. С великим трудом отгребя его остатки сегодня, вытащил я их на топливо. ИЯМ пожертвовал мне внезапно довольно засаленный ватник-коротышку. В

209

ожидании нового — приспособлю. Ученый безвырез будто бы с первого, чуть ли не трехкратный дневной напит с роскошным ассортиментом. Не верю. Шел домой в сильнейшую пургу, прямо буран. Галя получила справку на I кат. Гора с плеч! С этим донорством живем под страхом ежеминутного провала. Медосмотр назначен на 5-ое, значит дача крови числа 10-го, однако последние 2—3 дня кровь не брали вообще ни у кого. Шаткость и шаткость... Младенцы купили 300 гр. кислой капусты за 45 р. и с жадностью ее растерзали.

25-ое ноября. Ясно, оттепель, дивно! Сижу в Академии, где плюс 10 градусов, в засаленном ватнике и в дядижоржиной ермолке, которую носил всю прошлую зиму дома. Ночью внезапно взревело радио, оповещая о новых сталинградских победах. Неужели начало? Сейчас тихая тревога, но от «Северного» до Академии дошел беспрепятственно задами. А вот за косые переходы последние дни штрафуют нещадно. В «Северном» сегодня вдруг стали продавать перекидной календарь на 1942 г. А варенья вот нет, и младенцы мои в глубоком огорчении. Боюсь ошибиться, но не ощущаю ли последние 2—3 дня признаки успокоения проклятой недоеды? Если подтвердится, буду перебрасывать «северный» обед с 2-х ч. на 4—5. Скверные Сумбуровы носа не кажут больше недели и, видимо, совершенно оставили нас, решили, видимо, что будет, побаловались, плывите сами, единственная дань — то, что смогу запихнуть в себя во время своих визитов два раза в месяц. Эх, только бы окрепнуть настолько, чтобы вовсе к ним прегордо не появляться. Правда, это самый мягкий, самый приятный вид практикуемых мною ныне видов пищевой проституции. Сегодня «Северный» обед переведен благополучно на время ближе к 5-ти. Прекрасный порядок. Сегодня там случилось, наконец-то, о чем я всегда думал со страхом: рухнул на землю огромный поднос, в два яруса уставленный блюдами (со вторым). Горе официантка. Я ее знаю. Она глупа и зовется Верочкой.

В Радио неприятный сюрприз: Ходореночка вдруг нашел, что я получаю слишком много гонорара и срезал наполовину. Ни он, ни Фриц не сочли долгом предупредить меня. И это в разгар махановских одобрений! Пути сего бэдлама неисповедимы, воистину. Остается махнуть рукой, но разговор еще буду иметь, конечно, но уж писать-то теперь — дудки! Был и Морской Кот, одарил десяточком «Звездочки» и спрашивал о возможности моей дальней поездки. Кажется, нет во мне тех талантов, какие ему здесь нужны, да и не очень-то хочется, признаться. В Академии плодотворно и долго готовил Макарова. Засаленный ватник поддел под пальто и ношу. Тепло. Днем 2 или 3 маленьких тревоги.

26-ое ноября. Ночью опять — новые наши сталинградские продвижения по радио. А у нас тихая тревога, длиной с час, который Галя провела на дворе. С утра нахожу внезапно в ванне поллитра молока и полкило хлеба -милый след от имевшего, очевидно, места приезда М.О. вчера, в наше отсутствие. С утра в Академии выцарапывал тома «Морского сборника» и дровозаготовлялся. Опять плюс один градус, солнышко. Каждый безморозный день — выигранный шаг в зимней осадной страде, каждый лишний не упавший градус — лишний не потраченный кусок тепла и

210

жизни. День течет нормально: в Академии — Макаров, Радио — центр, по дороге в который заход к воентаджикам как бы за характеристиками. Там начальства нет, но девушка-секретарь знает, что ничего не вышло из таджиков. А вот казахской вышло уже 5 номеров! Немец хмур, враждебно молчалив. Ох, что-то подземное зреет. Если выйдет ученый безвырез, то не только наплевать, но даже лучше. Вот событие приятное — получен ватник, не новый, правда, но почти чистый, дезинфицированный, мягкий, теплый, кое-где аккуратно зашитый. Браво, это достижение! А первый изрядно омерзителен был, надо сознаться. «Северный» обед опять успешно отнесен на половину 5-го. Однако сегодня снова талонное огорчение: за гарнир ко вкусной котлетке резанули 20 гр. крупы. Младенцы сегодня утром здорово покушали: селедочка, допхлебец, американские консервы (баночку из НЗ праздничной получки — не вытерпели, открыли), молочко настоящее. Вчера взяли в магазине кило пшена и еще осталось 8 каш, кроме ежедневных их и моих. Одну из них я прирезал к ординару утром в «Северном». Был рис, и вышло убедительно. Табаку вот в «Северном» все нет. Вернее — нигде нет, и уже встречаешь людей, бросивших курить. К ним присоединюсь и я, когда кончатся недавно раскупоренные 200 гр. Сейчас 10 минут 8-го и, вот не наше сообщение: «в районе Торопец и Калинин русские войска перешли в ожидаемое наступление на обширном участке фронта». Сталинград, значит, только начало. Развертывается, видимо, нечто гигантское. Сердце замирает. Неужели Канун?! И тут же второе известие: ликвидируется «Северный». Что взамен — неизвестно. Может быть, вторая карточка? А может быть — ничего? Насыщенный вечер.

8 ч. 30 м. Оказывается еще не все. Последняя новость: Ходореночка восстановил мои 400 р. гонорара. И опять не все: приходит наипоследнейшее известие с категорическим опровержением слуха о ликвидации «Северного» и с новым слухом о введении по учреждениям усиленного и дополнительного питания для слабых. Наконец-то!

Сейчас сижу дома, почти сытый и в блаженнейшей легкой — именно легкой — теплоте, от милого легкого серого ватничка. Кончена трамвайно 2-я часть Гамсуновской «Карениады» — «Драма жизни». Плохо до последней степени.

27-ое ноября. Вдруг морозец — минус 5° по нашему старичку реомюру и пронзительный ветер, солнце. Ночью опять сталинградские вести по радио, у нас днем тревога менее часа. Ослепительно блещущие звездочки самолетов чертили в небе на огромной высоте пушистые дымовые выкрутасы. В Академии сплошная физдеятельность: перетаскивание 8 ящиков из подвала на 5-й этаж, перенос архива Коковцова в сухой Среднеазиатский кабинет. Затем отчаянное перерывание в едком дыму толстенных томов «Морского Сборника» в поисках макаровских материалов.

Пантелей сообщает по телефону, что эта лекция должна скоро читаться на всех кораблях не только за разовое питание, но и за какие-то другие всяческие блага. Врет, наверное, или переоценивает данные ему коробы обещаний. Физдеятельность, мороз и тревога загнали меня на обед в «Северный» по старому, в третьем часу. Хорош, хорош он был сегодня,

211

даже допкусок сыра подали. Недели 2—3 тому назад был такой же допсыр, тогда сожрал его моментально, а сейчас прилично и спокойно несу его младенцам, отъев лишь маленькую часть. На завтра вместо масла объявлен яичный порошок и великая общая констернация. Плачевно, младенцам без масла будет плохо. Объявлены и спички — по 3 тетрадки, и соль -по 400 гр. Сегодня был получен и чай — по 25 гр. на нос, и отрадное соемлеко — по поллитра. В Радио волна интереснейших напряженных слушаний, записей, переводов. Немцы схватили Тулон, хвалятся отбитием всего в обеих наших офензивах.* Англы рванулись к Тунису и т.д. Мама, как трепетали бы Вы от всех этих потрясающих, догоняющих и перегоняющих друг друга событий. А ты, Саша, родной... Зубной техник внезапно расцвел. Видимо, не без истерии. Порода не та, не выдерживает.

Марианна вчера дала кровь и получила право на трехдекадный паек. Первую декаду получила сразу же и притащила. Устроила угощение моим младенцам. Вытопили буржуйку, накрыли парадно столик особый, разложили «микроскопики» явств. Машутка в восторге прыгала вокруг стола, верещала, всплескивала ручками. Вот этот общий семейный дележ, когда можно — радостный праздничек в их коренном обычае. Они хорошо кормились последнее время, и вполне вовремя. А вот в теплой радиокомнатке несколько дней уже гаснет в отчаянной дистрофии наша новая переводчица, Сашина посмертная протеже. Она, долго сидевшая до этого на иждивенческой карточке, надорвала «пленочку сил» какой-то тяжкой домашней трагедией (кажется, младший сын, немного дегенерат, был посажен по подозрению в краже какого-то портфеля и несколько дней она таскалась, разыскивая его, а затем вызволяя). Вчера вечером лежала она с тем страшным оскалом верхней челюсти и с тем зловещим потемнением — «голодным загаром» воскового лица, которые видел я у Саши и у многих, многих других перед осадной ленинградской смертью. Да, мы вступаем вторично в месяцы бедствий и роковых испытаний.

28-ое ноября. -5°, но отрадная густейшая пасмурность, валится обильнейший снег. В «Северном» .две мощных овсяночки, масло от одной едет в коробочке младенцу. Ей вчера при страшном крике привили брюшняк. Сегодня нет экстренного сталинградского «в последний час». Свалилась Софья Николаевна Римская-Корсакова. Слыша из радио-тарелки по несколько раз в день произведения великого отца ее, думаю, что могли бы вспомнить о дочери. Была, видимо, какая-то попыточка, являлся к ней на дом проф. Оссовский, но потом заболел, и все тем и заболотилось. Сегодня на дачу крови помчалась и бабушка, тоже, наверное, приволочет паечек.

Вот я в Радио. 4 часа. Ух, какой снежище валит, не переставая. Трамваи уже почти замерли. В Академии совсем мало позанимался (поздно пришел), получил карточку (на этот раз без всяких перетурбаций). Есть слух о выплате разницы и нового оклада уже в следующую получку, также слух из ДУ о твердом введении ученого безвыреза с 1-го декабря. Радиовечер

__________

*Наступательных ударах, (англ.).

212

кончился таской вещей в новую квартиру, куда переезжаем. При этом извлечен однотомник Пушкина под ред. Томашевского — давнишняя мечта! Мой экземпляр пропал ведь в Таджикии. На обратном пути опять видел на Чернышевой мосту живую собаку, накануне тоже, но другую. Это совершенно поразительно.

29-ое ноября. Воскресенье. Ветер, небольшой мороз, снежит немного. Ночью, наконец, сообщено о Калининско-Ржевском нашем ударе, есть это и в газете, где также потрясающие подробности Тулонской катастрофы. Франция может быть великой и в своем унижении. Этот древне-греческий акт войдет в историю как Фермопилы или Жанна Д'Арк. Мы со вчерашнего вечера вошли в пищевую полосу. Прежде всего, приобретены 3 кг отличной пшенички — 2 кг по 25 р. (это дешево), а один кг пошел на 100 гр. табаку. Это дружеское продешевление, ибо на базаре одна пачка «Душистого Беломора» идет за 800 гр. хлеба. Табаку нет и у многих военных моряков. На Дунае за 100 гр. давали 1 кг сахару и т.п. Что за табачная катастрофа?! После двух «северных» кашек отправился в Ручьи. Там то же обильное радушие и радушное обилие. После второй еды мне даже на несколько минут стало плохо. А Галя в это время наслаждается «северным» обедом. Жутковато и тоскливо было возвращаться в полутьме уже по пустым совершенно, безотрадным, заснеженным равнинам. Зато дома супчик, котлеты с кашей, соемлеко, конфетка, а с собой я принес мощную крынку с кислой капустой и пять огромных армейских сухарей. Ночью тревога, Галя отправляется в ЖАКТ и там одна из содежурных сообщает ей вдруг — восстановлены донорские пайки, зажиленные в прошлом месяце. Из «Северного» извлечена в последний раз булочка.

30-ое ноября. Мороз — минус 7°, но не злостный. С утра кидаюсь в магазин — один раз за хлебом, другой — за солью, яичным порошком и крупой. Получаю — рис, 240 гр., если бы не взяли последний раз пшено, то было бы кило рису. Итого сверх «Северного» и писвырезов в этом месяце получили мы 1 кг 740 гр. Мощно! А еще 3 кг пшенички. Какая отрадная уверенность на душе. Затем кидаюсь в «Северный», где две капитальные овсянки, оттуда опять домой, получаю карточки младенцев и, о счастье — без взноса квартплаты, денег ведь у нас нет, вчера заняли 100 р. и если бы потребовался этот взнос, то сели бы в лужу полностью. Возвращаюсь домой, а Галя уже сидит за столом и перед ней две с половиной огромных буханки булки. Зажиленная декада получена! За остальным пайком едет Марианна.

Направляюсь к зубстаричку, который сразу вносит успокоение в подло нывший зуб. Оттуда в ДУ, где безвыреза, конечно, все нет. По пути обнаруживаю, что вчера снаряд угодил во двор Капеллы, но не разорвался. Еще где-то на Б.Конюшенной, говорят, и на Миллионной ул., между казармой и ДУ, тротуар усеян стеклами. Последние дни часто объявляются обстрелы. В Академию не иду, прямо в Радио. И так, над душой сегодня еще висят два дела — спички и варенье. Каждый день по два раза толкаю я в «Северном» это дело и оно все раскачивается, но сегодня, кажется, рее удастся.

213

Сейчас у нас мастер чинит машинку и говорит: «в Ленинграде до войны было 104 мастера (обучаются этому ремеслу 4 года), осталось 2 -он и еще один, у которого 6% зрения».

Ура, сражено одно из двух дел — получено варенье, 1200 гр., черешня сладкая, но с косточками. Теперь проблема доставки. Скользко и темно уже будет сегодня, и подметки резиновые. Луна уменьшилась катастрофически.

1-ое декабря 1942 г. Вдруг мороз — -9°, но без ветра, не едкий. Вчера все успехи закруглились полностью: и благополучно доехало варенье, и спички получены, и паечек. Праздничный ужин завершил волнительный день. Несмотря на краткую ночную тревогу, спали часов 10. В «Северный» пропуск не получен вчера, поэтому сегодня утром обходимся так. Хлебные карточки перепущены — значит имеем в запасе 1300 гр. хлеба. В Академии громоподобное известие: ДУ уже кормит сегодня безвырезно. Идите все с 2-х до 7-и обед и ужин. Так ли? При всей великой пользе этого явления, смущает и нагоняет тоску новая возникшая в связи с этим проблема: проблема извлечения этой пищи.

Конечно, ДУ оказался верен себе и никакого безвыреза там не оказалось, когда приперся я туда форсированным пехом (модным сделалось изречение: у меня нету столько свободного времени, чтобы ездить на трамвае),* пообедал в «Северном» по новому пропуску. «Не успели оформить технически», «вот уж завтра — почти наверное». Это «почти» стоило много, много ученых жизней в прошлую зиму. Разговор с завсто-ловой выяснил полную невозможность превращения этой кормежки в сухую выдачу, возможно лишь извлечение на дом раз в два дня. Придется, видимо, пускаться по шенкмановским инстанциям. Гале не вытянуть этих походов. В Радио мощная порция перетаскивания и перепихивания мебели. В новом помещении как будто лучше. Благодаря этим упражнениям можно пораньше устремиться домой, где сегодня экстра-ужин «на паях».

Ужинок удался наславу! Благородная Мариаська поднесла целое кило хлеба из числа своего 9-ти килограммового МВ-пайка.

2-ое декабря. Снег, метель, градус или два мороза всего. Великолепно! Ночью Галю схватила тошнота и желудочное недомогание. Причина отрадна — перекушала. Вот это я называю достижением. Выясняется, что весь безвырезной обед, приготовленный вчера в ДУ, так и лежит на кухне не съеденный, т.к. соответствующие пропуска «лежат на подписи» у Андреенко, возможно пролежат и сегодня. Это здорово! Велик Отец Пищи воистину! Снова лечил зуб — он довольно сложный. Завтрак в «Северном» так же пропущен, благодаря остаткам вчерашнего ужина. Из ДУ внезапные заказы: сегодня в 19 ч. на «Ермаке» «Макаров», 8-го там же «Балтфлот в 1919 г.». А 5-го уже в ДУ «О конституции» (на все быстро соглашаюсь, ибо первое готово, второе автоматически извлекается из «Морской передачи», а третье есть ничто иное как моя статейка «Не понимают. Поймут.»). Режу на ходу старушку Академию ив 13 ч. уже обедаю в «Северном» для

__________

* Приписано внизу страницы.

214

заблаговременного заполза в Радио, которое предстоит покинуть в 6 ч. Покидаю, но перед тем визит к Ходореночке знаменательнейший: «Северный» прекращается с 15-го. Взамен всем приватпитанцам города выдаются допкарточки, по которым можно столоваться где хочешь. Работникам науки и искусств в виде поощрения даются также теперь «завтра-послезавтра». Две допкарточки иметь нельзя, я должен постоловаться «пару дней» и тут и там (ДУ и «Северный»), сравнить, и лучшее оставить себе, а худшее отдать Ходореночке (как отдам я ему ДУ, например?). Хаос и бэдлам свирепствуют во всю — вот единственный вывод. Что будет — сказать невозможно. В частности, не крахнет ли и писпитание целиком благодаря этой реформе? Но очень может получиться, что Радио окажется без доппита, который пойдет по Академии, и тогда наступит час раскаяния в преждевременной продаже себя за обед. Преждевременной? Два месяца с лишним провел я в «Северном», как раз подготовительные предзимние месяцы и это может быть уже все оправдало...

Удрав из Радио в 6 ч., попадаю в теплую и светлую каюткомпанию «Ермака», что стоит перед Эрмитажем. Там сперва ужин — миска (три полных тарелки) недурного супа и второе в виде небольшого количества пшенки. К сему хлеба гр. 300. Хорошо, но конечно не те корабельные нормы, о которых ходит столько басен. Затем лекция «О Макарове» на «Ермаке» — это здорово! Даже огромная крыса прибежала послушать. Читал удовлетворительно. Затем домой, где супчик и много хлеба. Дают по поллитра керосина!

3-е декабря. Мороз, слава Богу, все небольшой, солнце. От корабельного и домашнего супа рожа с утра заметно подпухла. Был в «Северном», где две каши. За гарнир ко второму в обед будут опять, как и вчера, вырезать 20 гр. Плохо. В Академии написал язвительные замечания о плохой статейке публичковцев об их Рукописном Фонде для зарубежной прессы. Тревожный слух об идущей военной перерегистрации. Мне идти 6-го.

Какое счастье, что есть ты у меня, друг мой и верный собеседник, сия тетрадка. Особенно, когда тяжело и грустно на душе, как сейчас. Акадовская красивая бухгалтерша сделала мне подсчет: вместе с новой зарплатой и разницей мне чистоганом будет около 2500 р., но только числа 17-го. Это порядочный шок, ибо как выплатить срочный крупяной долг?

Радио было богато сегодня неожиданностями. Печка выкрашена какой-то особенной краской, которая при топке, кроме вони, стала испускать мощный слезоточивый газ. Все плакали. Затем появился гениальный Морской Кот с подарком в виде 100 гр. прелестного сухумского табака, мне половина, значит — 50 гр. Вот уж во время! Затем, без пяти минут

7 — звонок Ходореночки: ехать на дрова («сбегайте домой переодеться и поезжайте!». Уточняю: ехать через полчаса, значит без захода домой. Но дело не в переодевании, а в непредуведомлении младенцев. Так как дрова на Охте и ехать на трамвае — значит, с погрузкой-выгрузкой вернешься домой к часам 12-ти. Кроме того, дровишки пока есть. Есть перспектива таски марианниных дров в скором будущем. Есть еще кое-какие наметки.

8 общем, нет пока оснований устраивать (без предупреждения Гали,

215

которая в свое время и не одобрила этого проекта) эту аварийно-ночную надсаду, нет особой нужды. Решаю не ехать. Но не придется ли горько раскаяться?

Сейчас вдруг звонок из ДУ — в субботу, в 1 час дня читать лекцию на другом ледоколе. Трамвайно закончена третья часть Гамсуновской трилогии «Вечерняя заря». Хороша только первая. Вторая вообще не литература, третья — так себе.

4-ое декабря. День волнений. Снова грянул Хрыч в своей искоренительной роли: хочет мотнуть меня на оборонные работы. Отбиваться можно через Радио прежде всего и вот сейчас сижу в «Северном» перед соответствующей диверсией к Ходореночке. Что-то будет... На завтра — явка в Военкомат. Опять страшно, есть плохие слухи. Зубстаричок мой повредил ногу — чуть не перелом — и я так и остался с лекарством в зубе, что дальше — не знаю. В Академии вставлял фанерки и картонки в окна -очень наносит снега много. Сегодня опять метель и не очень холодно.

Вот состоялся визит к Ходореночке. Он просто смеется над хрычевской идеей об отправке меня и обещает разом образумить его через инстанции. Забудет, конечно, и не сделает, и завтра Хрыч взревет, но база для отпора Хрычу в разговоре есть теперь во всяком случае. Ох, легче на душе... Относительно Военкомата также успокаивает Ходореночка. Ну, посмотрим... В ДУ опять, конечно, ничего и даже завтраком не кормят. Зато слух: писатели, ученые, художники, архитекторы объединяются под одной питающей кровлей. Эта кровля — ДУ. Воображаю, бордель получится. Домпис выдал осьмушку махорки!

6-ое декабря. Воскресенье. Рабочий день в Радио. Мягкий небольшой мороз, пасмурно. Такой выдался вчера денек, что и пописать не успел. Сперва был Военкомат, где получена отсрочка до 31-го марта. Федосей, член комиссии вдруг проявил себя благородно. В ответ на подстрекательные речи военкома в смысле школы мл. лейтенантов, вдруг за меня горой: «он в институте работает и в Радио, нужен и тут и там, и т.д.» А перед этим в ожидалке внушал ему, что Радио будет через Горком отменять мою ссылку на оборонные работы. Федосей, вняв, покладисто соглашался ждать эвентуального уведомления. Последовало оно или нет — не ясно, не ясно и то, как будет все это дальше. Оказалось, что эти оборонные -Ладожская трасса. Был бы один я, может быть и устремился, не выдержав соблазна ладожского трассового нажира! Милейшая доктор Погорельская в медкомиссии признала здоровье мое образцовым. Вообще, за последние 2—3 дня я выслушиваю постоянно комплименты хорошему моему виду. Да, в прошлом году, в это время было иначе! Из Военкомата, минуя Академию, в «Северный». Там ранний и хороший обед. Затем в Радио, где получена зарплата — 279 р. (вычеты 211 р.). В половине пятого мчался я уже на ледокол № 2. Там теплынь, уют, блеск. Вся легендарная корабельность букетом в нос! Лекция о конституции удачная и явная оценка — ужин: много хорошего супа, рисовая каша, компот, хлеб. Оттуда в ДУ, где снова тот же доклад. Первый раз вижу, чтобы даже всплакнули на докладе о Конституции (всплакнули, правда, старушки) в том месте, где говорю я о тех, что не празднуют с нами. Видимо, есть у них такие

216

родные. Читал в Красной гостиной, при тусклом электричестве, в холод. Было десятка два людей, какие-то старушки, несколько официанток из столовой, пара ученых, один подшефный милиционер. Обещанный за лекцию обед переложен, в виду позднего часа, на завтра. Читал хорошо, подходили с комплиментами, говорили, что и не трафаретно».

Оттуда пораньше домой, где прелесть — комбисупокаш густейший, конфетка с выдачи. Корабельный ужин был только благоприятным подстилом. Сколько мог бы я съесть? Увы, приходится отказаться от столь желанной «неограниченной каши», так как в связи с окончанием капусты, стал пожирать во много раз больше круп, так что не покрыть,конечно, никакими экономиями с карточки и «северными» завтраками. От них, видимо, придется совсем отказаться. Получен керосин — полтора литра. Капитально. Слух о возможности света: как только ладожский лед окрепнет настолько, чтобы можно прокладывать кабель. Пешком, говорят, уже ходят.

Любитель-графолог отказался судить обо мне по почерку. Будто бы очень странный, и очень молодого и старика, одновременно, скрытный, со следами неуверенности. Особенно правильно относительно возраста. Галей нашиты на ватник внутренние карманы. Сегодня утром, еще в постели, охватило меня писсмятение, то есть опять мысль о необходимости активизироваться там, страх лишения обеда. Теперь уже не Макаровым, а новым-переводами из Фукса, и Рид, для «Звезды». Вероятно по этому случаю с утра в Радио перевел их три белых стишка. Покажу, вдруг пойдет. Бегал в ДУ за обещанным вчера обедом и — мордой об стол. Дурак Пантелей не взял письменного распоряжения Немцова, а тот уехал, никому ничего не сказав, шеф заболел, а его зам — глуховатый раздатчик у каши и слышать не хочет. Типичная, выразительная для ДУ ахинея. Ухожу не солоно хлебавши. Обещают завтра. Приду, не отступлюсь. Безвыреза же, конечно нет. Говорят, в последний момент вмешался Отец Пищи и заявил: «Хорошо, но только упраздняю все спецпайки, заменяя обедом». Поднялся вой, новые ходатайства, петиции и проч. Вчера ДУ в 15-ый раз подавал в сферы списки на безвырез! В городе как будто начал пошаливать сыпняк. У нас из дома увезли двоих. Радио наше вдруг замолчало.

7-ое декабря. Иногда мне кажется, что самое важное из всего того, что я сейчас делаю — это сии записи. Весь день шел неслыханный снег. Трамваи почти встали. Сегодня, может быть, был исторический день в моей жизни, а может быть — нет. Вечером вчера обнаруживаю дома повестку из РКВ, уже своего, Фрунзенского. Иду сегодня утром: запрос из Москвы. Заполню анкету, опять, опять требуются характеристики. Велят идти в ДКА, оказывается к тем, кого хорошо знаю по Радио. По дороге в Академию пытаюсь безрезультатно извлечь характеристики из воентаджиков: кто-то заболел, кто-то уехал, найти не могут. В Академии выясняется, что ДУ вовсе открестился от безвыреза, все передано Шенкману, который и начал в свой черед кормить «завтраками». По дороге в Радио все таки вырываю из ДУ лекционный обед.

В ДКА подробно записывают все то, что в анкете уже есть. Подтверждают запрос из Москвы, нечто литературно-редакторское-восточное. Значит, Фаддеевское. Если так, то, возможно, придется и ехать. Сейчас, когда

217

вполне можно жить? Бросить младенцев, квартиру? Взяв их с собой? Не высидев осады? Правда, это не вызов еще, а только запрос и много, много военно-канцелярской воды должно протечь, чтобы запрос превратился в вызов, и мало шансов, что превратится. Зубтехник мой просто хватается за голову.

8-ое декабря. Ясно и, натурально, мороз крепкий (-9°). Красота неописанная. Топим с 8-ми ванну, Галя идет на донорский медосмотр.

В «Северном» две кашки, до них — дома и после в Академии -дровозаготовки. Завтра лекция на «Ермаке», а к подготовке еще не притрагивался. Вообще, цейтнот такой, что не успеваю ничего. Макаров не двигается, персидские книжечки вовсе покрываются пылью, отзыв на плохую диссертацию совершенно стоит. Сегодня тронул вперед свою хлебную карточку под донорский хлебец. Не рано ли? В ИРЛИ сотрудник по требованию РВК ложится сегодня в госпиталь. Сообщил Ходореночке о моих военных похождениях: «Хо, Хо — весело воскликнул он, — имейте в виду, что Вы никуда не поедете!». Что ж, так все это и кончится? Отличительная черта нашей жизни — это что живешь всегда под знаком какого либо Страха. Обычно одного большого и одного или нескольких маленьких. Так, сейчас большой страх: изгон из СП, утеря обеда. Это больше кошмары, чем реальные угрозы, давят непрерывно. А вот малые страхи. Они очень быстро сменяются. Последний был, что Галя не успеет получить керосин. Сегодняшний малый страх — Галю задержат в донорском так, что пропустит писательский обед. Вот в Радио получен гонорар (с задолженностью) 450 руб. Это очень здорово и благородно. Галя назначена на 11-ое. Обед не пропал. Радио опять голосит. Скучно было без него.

9-ое декабря. Мороз — минус 6, мягко, хорошо. Сегодня большой день для меня, в границах моего микрокосмоса: ровно год с начала «Осадной Записи». Странно думать об этом. Тогда было начало ужасного спуска. Знай я тогда его глубину, знай, что мама и Саша падут в испытаниях, не настоял ли бы я на общем выезде? Да, настоял бы. Теперь сколь иное положение! Нет, время для сопоставления, для анализа еще не настало. Чаша еще не испита. Когда будет последняя осадная запись и о чем она будет — неизвестно. Неизвестна и та причина, которая заставит эту запись быть последней.

Сейчас звонок в ДУ принес капитальное сведение: включен, грянул ученый безвырез, можно идти. Утка?! Иду. А сегодня у меня еще ледокол. Из-за него зарезана Академия сегодня. Ох, трембалирование, как говорили вы, мамика. Что же, неужели наступило время решать ДУ — «Северный»? Завтра сумасшествие еды примет особо острые формы, так как у Гали пропадет на донорство весь день. Мне, значит, нужно снять обеды с ДУ, Союзписа и «Северного»! Уродство жизни нашей! Уродство и в благе. В Радио, где сейчас пишу +24° и это нормальное явление. Немцы мои, оказываются, южане по взглядам.

Сейчас 9 ч. и я опять в теплом Радио. А в промежутке было так: около 6-ти я был уже в ДУ и по розовому билетику со штампиком ел ПЕРВЫЙ УЧЕНЫЙ БЕЗВЫРЕЗ. Он состоял из — небольшой тарелки каши вроде овсянки,. правда с маслом! И это все. Ну, посмотрим, как

218

будет дальше. Каша стоила рубль. Там же получена коробка «дистрофического Беломора». Затем из ДУ шагаю на «Ермака». Там сперва ужин — тарелки четыре хорошего горохового супа, очень скромная порция пшенки и хлеба кусок, гр. 300. Затем не слишком вдохновенная лекция о Петрограде в 1919 г. Прошу разрешения помыться в душе. Любезно просят в субботу. Следует попасть. Днем купил два крахмальных воротничка и запонки с головою волка анфас за 7 руб. На Невском встречаю молодого саперного лейтенанта, хорошей выправки, чувствуется — фронтовик. Вовка Бектобеков! С начала войны на первейших передовых. Сперва рядовым под Нарвой, затем через месяц — старшина и так далее. С марта безвыездно на Пулковской горке. 38 раз был в атаке. Понадобилась война, чтобы правильно применились кипучие силы этого способного, отпетого бездельника, пьяницы, хулигана, срамника, никчемного и бесшабашного прожигателя! Да, хотя время общего сопоставления не настало, но все же интересна такая подробность: 9-го декабря ровно год тому назад первая запись содержит томительную надежду на Дом Ученых, на половинную вырезку его обедов. А сегодня, ровно через год, запись отмечает первый день полного ученого безвыреза. Может быть, эти записи не разделены 365-ю днями борьбы с голодной смертью? Может быть, ДУ дал просто безвырезной обед вечером того дня, который начался с мечтаний об этом обеде? Тогда я писал не дома и сейчас пишу не дома. Тогда при служебном электрическом свете и в служебном тепле и сейчас так же. Но тогда свет должен был погаснуть через несколько дней и тепло исчезнуть. Тогда должен был я идти ночевать на «противопожарном» эрмитажном топчане, не дома. Тогда подкашивала коленки противная приторная какая-то слабость. Тогда готовил я доклад о «Навои» и на следующий день вы пришли его слушать, родная, с радостным уверением всех духовных сил Ваших. Тогда съел я вечером всего одну чайную ложку яичного порошка — поминки по Вальтеру. Тогда...

Еще сравню: год тому назад я начал Первую тетрадь этой записи, сегодня кончаю Третью (не считая книжечки эпохи военной службы, она приходится на середину Второй тетради). И вот берусь за Четвертую. Хотя и прошло 365 дней, каждый из которых равняется году и мир потрясен ими в своих основаниях, и микроскопический и макроскопический. Все же эту Третью тетрадь можно окончить только теми словами, что и Первую. Аминь.

P.S. Сегодня через минуту после моего возвращения домой, в 10 ч. завыла тревога. Она длилась час, без единого выстрела. Один человек в очереди «к косому штампику» говорил, что кто-то, приехавший из «глубоких тылов», констатировал: «чем дальше от Ленинграда, тем меньше чувствуешь заботу о человеке». Дома я поел крупяно-хряпного супа с хлебом (250 гр.). Это был мой шестой прием пищи сегодня.

219