Владимир Борщев
Путч, до и после*
1. Три дня
В августе я был в отпуске, жил на даче (170 км от Москвы, 4,5 часа от дома на общественном транспорте). Лида работала и жила в Москве. 19 августа я как раз собирался ехать в Москву – 20-го у Лиды день рождения, а 21-го мы собирались вместе приехать на дачу. Радио у меня не было. Рано утром 19-го пошел за грибами. Вернулся и, ничего не зная, занимался дачными делами. Дальше привожу страничку, написанную в тот день на даче, в ожидании автобуса.
Было чуть больше часа. Я косил траву на участке. Услышал разговор соседей: «… Горбачева сняли… Нет, какой же переворот…».[1] Подошел, спросил. Говорят, утром объявили. Вначале, что Горбачева сняли по болезни. Вместо него Янаев. Потом говорят, музыка. А через некоторое время, что какой-то комитет образован – Янаев, Пуго, Язов, Крючков…
Таки решились, сволочи. Сейчас поеду в Москву. Я собирался уехать в 14. 45, так и уеду.
Что же будет? Прежде всего, какой размах? Есть ли аресты? И в каком масштабе? Что Ельцин?, Попов? Дем. Россия? Какая реакция?
Наверное самый эффективный протест сейчас – забастовки. Тюмень, Кузбасс – перекрыть энергоснабжение. Какая реакция в республиках? На Украине, прежде всего. В Армении, Грузии, Прибалтике., Молдове реакция предсказуема.[2] Результат –конфронтация. Что в Казахстане? Там , небось, ихние «наши» снимут Назарбаева и дело с концом. Остальная Средняя Азия замрет, да и только.
Что с армией? Все ли послушны? Какова внешняя реакция? В общем, пока одни вопросы. Пока – еду в Москву. Мы с Лидой собирались вернуться в среду. Вернемся ли? Что в Москве происходит? И будут ли ходить поезда?
На этом запись кончается. Больше в дни событий я, к сожалению, ничего не писал. Поэтому сейчас, через месяц, запишу, что видел сам.
19 августа. Часа в три я сел в автобус до Ново-Иерусалимской. Три часа езды. Разговоры в автобусе: «…Да, опята еще не пошли, нет совсем… Картошка плохая нынче…» И т.д. О путче – ни слова, как будто ничего не случилось, либо это совсем их не касается.
Эта реакция, вернее, отсутствие всякой реакции, как будто этот путч где-то на Луне, вначале раздражает, хочется вопить – ведь ваша жизнь изменится… Но потом, задним умом понимаешь, что все это совершенно естественно и никак нельзя этих людей порицать. Всю жизнь они слышат «сверху обещания, трескотню, вранье. И привыкают не обращать на это никакого внимания, а заниматься своими делами. Что важнее дома, картошки и тех же грибов?
Кстати, точно так же осознается реакция в республиках. Когда в имперском Центре идет какая-то борьба, их естественная реакция – не солидаризироваться с какими-то силами, а обособиться, отгородиться.
Новый Иерусалим. Платформа. Электричка. Тут уже иногда слышно – Горбачев, комитет… Но, в основном, люди угрюмо молчат.
По дороге от электрички до дома мой автобус проезжает развязку кольцевой дороги и Волоколамского шоссе. На кольцевой дороге БТРы, три у самой развязки и дальше, к Строгино еще штук восемь. Первое (для меня) «материальное» явление путча. Как-то поневоле поеживаешься.
Домой добираюсь часам к восьми. Лида рассказывает, что знает. Ельцин, слава Богу, на свободе, в Белом доме, призывает к всеобщей забастовке. Слушаем «Свободу». Ельцин объявил путчистов государственными преступниками. Призывы защищать Белый дом. Явная аналогия с Литвой. Разница в том, что тут им телевидение не надо захватывать.
Поведение Ельцина в дни путча – гениально. Особенно важно было с психологической точки зрения именно объявление этой сволочи государственным преступниками. Оно сразу задавало нужную систему координат.
Около одиннадцати вечера еду к Белому дому. Лиде говорю, что вернусь с последними поездами метро. Сам в этом не уверен – на месте видно будет. На «Баррикадной» внизу на стенах – листовки. У них небольшая толпа. Какой-то человек говорит: «Мужики, некогда читать, к Белому дому…» Наверху, прямо от станции – поток людей к Белому дому. Навстречу, оттуда – примерно такой же. У Белого дома баррикады. Их немного. Перед ними танки, БТРы, грузовики с солдатами. Все они окружены народом, идет «диалог».
Ощущение странное, какое-то сочетание напряженности и театральности. Вроде бы в глубине души ни люди вокруг танков, ни эти ребята в танках не верят, что это всерьез. И в то же время ясно, что в этом театре все может произойти.
Подхожу к Белому дому. На углу – кучка людей, в центре – Глеб Якунин, еще какие-то депутаты. Глеб Якунин говорит, что важно продержаться ночь. Потом многое будет зависеть от того, встанет ли утром Москва (в смысле всеобщей забастовки). Посланы депутаты говорить с войсками.
Эти надежды на забастовку не оправдались ни в Москве, ни в Тюмени, ни в Кузбассе. До провинции вообще информация доходила медленно, какие-то шахты забастовали, наверное, Кузбасс и забастовал бы весь, но это произошло бы не сразу, путч кончился раньше и реально забастовки на ход путча не повлияли.
А вот разговоры с войсками, как депутатов, так и обычных людей, оказали, видимо, влияние на ход событий. Я потом уже читал в какой-то газете рассказ человека, кажется, кооператора, который привел к Белому дому эти знаменитые 12 танков, «перешедших на сторону народа». Он уговаривал их командира, кажется, майора Емельянова, тот попросил принести ему бумагу от Ельцина, кооператор пошел в Белый дом, достал бумагу и привел эти танки.
Обхожу здание, никогда раньше тут не был. Большое, размером с «обычный» сталинский дом. План примерно такой.
Толпа не слишком густая. В основном – на цокольной части вокруг дома. Часть людей – перед «задним фасадом».
Меня окликает Игорь Богуславский. Они с Олей только вчера вернулись из Бельгии. Игорь там лекции читал. И – с корабля на бал. Сегодня днем уже строили баррикады. Оля учила, как стоять в цепочке, передающей кирпичи, удобнее лицом друг к другу. Говорит, что изрядно устала. Теория – теорией, а возраст – возрастом. Они тут с сыном. Тот только что вернулся из турпохода. Поэтому они хорошо экипированы на ночь – с туристскими матрасиками, сумками с продуктами, чаем. У их стоянки, в углу, на приступочке к громадным окнам, сидит еще Диковский и какая-то женщина (потом оказалось, что это Никита Введенская, известная в Москве женщина).
Болтаем. Удивляемся, какой идиотский путч. Все знают, как нужно было бы его делать. Превентивные аресты, как в Польше. Лидер, один, авторитетный и решительный, а не эти идиоты. Демагогия, обещания и много водки. В общем, все «разочарованы».
Будет ли штурм? Ясно, что эта жидкая толпа, все эти баррикады – все это психологическая защита. Модель ситуации – стояние на Унже. Как всегда – у кого guts хватит (по-русски – у кого кишка не тонка). Понятно, что все это не надолго. Но сколько это продлится? Спекулируем опять – шахтеры, республики…
Иду звонить Лиде, что остаюсь на ночь. Телефоны далеко – у самого метро. Около часу ночи. Примерно половина народу уходит – спешат уехать на метро. Остается не слишком густая толпа, потом говорили – тысяч 5 – 7, правдоподобно (оценить трудно, здание громадное, люди со всех сторон).
Для этой первой ночи такие выражения, что люди «были на баррикадах» – это figure of speech. Действительно, у баррикад на лестнице и у «входных» – на цоколь – было какое-то количество «организованных» людей. Во второй половине ночи даже сумки проверяли, прямо как в Израиле у Стены плача, не пронес бы кто-нибудь чего лишнего. Но в основном, вокруг Белого дома была именно толпа, состоящая из кучек знакомых (либо толкущихся, либо бродящих одиночек). Играли на гитарах, жгли костры. Слушали радио, вещавшее (очень тихим голосом) из окна с одной стороны этой буквы П, и людей, зачитывающих очередные указы Ельцина – с другой стороны этого П.
Надо сказать, что не все просто «толпились. Какая-то часть людей, в основном, молодежь, продолжала строить баррикады. За ночь появились баррикады на дальних подступах к Белому дому, со стороны метро. Носили доски, мусорные баки, «купола» с детских площадок и другой подсобный материал из соседних дворов. Какие-то бульдозеры ездили. Стоявшие близко бесхозные (ночью) грузовики открывали и перегоняли, делали из них заграждения.
Видел, как надували аэростат – он потом поднял антенну, то ли Радио России, то ли другой радиостанции. И несколько российских флагов на нем висело.
Я то сидел в «нашем углу», то бродил вокруг. Смотрел, в частности, куда бежать, если что. Но этот дом – замечательная ловушка. С цоколя особенно не прыгнешь, высота – метров 10 – 12. А входы загорожены баррикадами. Так что в случае обещанной газовой атаки деться некуда.
На цокольной платформе несколько БТР-ов, «перешедших на сторону народа». С их экипажами разговаривают, их угощают. Какие-то девушки, видимо, кооператоры, раздают всем желающим бутерброды с колбасой. Рядом молодые люди режут на куски рулон пленки – раздают накидки от дождя (время от времени моросит).
Интересно, что состав публики существенно отличается от обычного «митингового». Гораздо больше молодежи. Подавляющее большинство – интеллигенция.
Обстановка спокойная, хотя, конечно, напряжение чувствуется. Время от времени где-то вдали раздается гул моторов, все поднимают головы, смотрят. Ничего не видно, успокаиваются.
Какие-то молодые люди пилят арматуру на куски – «вооружаются». Раздаются «ответственные « голоса – не делать этого. В случае чего – не сопротивляться, не провоцировать солдат. А на случай возможной газовой атаки – «скорее всего будет слезоточивый газ, вряд ли они посмеют отравляющий пустить» – намочить носовой платок, еще лучше пописать на него.
В общем, ночь проходит спокойно. Когда начинает светать, напряжение спадает. Рядом молодые люди говорят – теперь надо идти и штурмовать телецентр.
Как потом оказалось, спокойствие было обманчивым. Именно в эту ночь пресловутая «Альфа» должна была штурмовать Белый дом, «разметав собравшихся». И газы они собирались применять отнюдь не слезоточивые.
В начале шестого я еще раз обошел Белый дом и пошел к метро.
20 августа. Приехал домой. Потрепались с Лидой и я лег спать. Проснулся в середине дня.
Лидин день рождения. Будем праздновать, они нам этого не испортят. Ожидаемые гости звонят – все будут.
Днем вышел погулять. В газетах «на столбах» прочел все «путчевые» документы. Радио слушаем – иногда «Эхо» пробивается.
Вечер, гости. Празднуем день рождения. Лида, наслушавшись радио (передавали сообщение Станкевича об изоляции Горбачева), предложила первый тост за Горбачева, чтобы с ним ничего не случилось. На нее зашикали. Сам во всем виноват, скорее всего – соучастник. Просто в кустах отсиживается (в основном, в роли «гласа народа» – Таня Королева).
По радио объявили комендантский час. Лида заволновалась, доберутся ли гости домой, чуть ли не выпроваживая их. Только Тоня Лычагина проявила стойкость и сидела часов до 12.
Я размяк слегка от выпивки и недосыпу, и в эту ночь решил не ехать «на защиту». Днем съезжу, небось не одна ночь еще предстоит.
Ложимся спать около часу ночи и все время слушаем радио. «Эхо» работает. Вдруг – тревожно. Передают – по Садовому кольцу двигаются танки. Стреляют в воздух трассирующими пулями. Людей просят отойти от стен Белого дома – ждут штурма и освобождают пространство, чтобы можно было отстреливаться. Потом «Эхо» вырубили.
Засыпаем на какое-то время, просыпаемся, снова включаем радио – «Эхо» работает. Штурма нет, но напряжение нарастает. На Садовом кольце были жертвы, несколько человек. Кто-то под гусеницами, кого-то застрелили.
Это погибли те самые трое. И несколько человек там же были ранены. Как потом выяснилось, эти БТРы как раз не шли на штурм (в эту ночь на штурм хотели послать десантников), а просто патрулировали по приказу Садовое кольцо (впрочем, потом мог поступить другой приказ). Трагедия – следствие напряжения с обеих сторон. Войска стреляли в воздух, чтобы попугать и самим храбрости набраться. Потом эти БТРы попали в ловушку в туннеле, стали метаться, стрелять. А народ тоже озверел – тоже страшное напряжение. Виновата, конечно, та сволочь, которая все это затеяла. И так удивительно, что жертв было так мало, что под колеса тысяч танков и БТР-ов не попали десятки людей. Танки ведь плохо соблюдают правила движения.
Всю ночь – засыпаем на полчаса, потом слушаем час-полтора, пока в очередной раз не вырубят «Эхо».
21 августа. Утро. Слава Богу, штурма не было. Радио передает очень противный приказ военного коменданта Москвы Калинина. Он назначил военных комендантов районов. Ночные жертвы – пьяные экстремисты.
Решаем, что на дачу не поедем. Еду сдавать билеты (на автостанцию в Тушино). У той же развязки Кольцевая – Волоколамское шоссе уже нет БТР-ов.
Потом еду к Белому дому. Там громадная толпа. Уже, по сути дела, народное гуляние. Идет сессия Верховного Совета РСФСР. А с балкона выступает Гдлян (я-то его не вижу, слышу только голос по динамику). Идет мелкий дождь. Люди стоят, укрывшись громадными кусками пленки. Один кусок – человек на 20. Забота о людях.
Немного слушаю, потом хожу вокруг. На цоколь, где мы были в первую ночь, уже не пускают. На набережной, у СЭВа – везде толпа. Никакого напряжения. Ощущение – все, путч кончился. И действительно, в это время они уже удирали.
Еду домой. Уже работают и «Радио России» и «Эхо». Передают сессию Верховного Совета, потом – что ГКЧП удрал к Горбачеву, Руцкой их догоняет. Войска выводятся. Путч действительно кончился. Зря сдал билеты – можно было спокойно ехать на дачу. Ничего – уедем завтра.
До путча. Тупик. Наши.
Летом вдруг ощущение тупика. Вроде бы Ельцин победил, российские власти копошатся, что-то пытаются сделать. Но ясно, что пока «наши» у власти – а все рычаги у них в руках – никаких реальных реформ не будет, они этого не позволят. И все так и будет разваливаться, пока не рухнет окончательно.
Словечко «наши» ввел в оборот Невзоров в своих репортажах: «наши ребята» на захваченном в Вильнюсе телевидении, как им бедным там плохо, «наших» обижают в Приднестровьи и т.д. У него ассоциация простая – «наших бьют». Но слово сразу пошло в другом смысле, по модели того самого исключающего мы – мы (наши войска) вошли в Афганистан, сбили южнокорейский Боинг и т.п., т.е. того самого замечательного словоупотребления, когда говорящий исключает себя из этого мы. Т.е. наши – это они, та сволочь, которая нами правит – партия, КГБ, генералы и т.д., все, что стало ГКЧП.
Но тупик в том, что «наши» тоже уже ничего не могут сделать с Ельциным, с российской властью, только ставить им палки в колеса.
Ельцин, видимо ощущая этот тупик, нанес явно провоцирующий удар, «указал» прекратить всякую партийную деятельность на работе, в армии и т.д., т.е. попросту выкинуть КПСС оттуда.
Что заставило «наших» пойти на путч? Этот Ельцинский ход может быть был последней каплей. Но причина, наверное, тривиальна – просто все с их точки зрения катилось не туда. А рецепт у них один – «порядок», т.е. сила, вернуть себе всю власть. Хотя что они могли с этой властью сделать? Поздно уже.
После путча
Театр. Путч кончился внезапно. Напряжение, с которым мы жили в те дни, было «запрограммировано» на более долгий срок. Возникло ощущение, которое, утрируя, можно было передать формулами «нас обманули», «мы так переживали, а перед нами разыграли спектакль».
Это ощущение было, конечно у разных людей в разной степени с разными оттенками. Лида (в первые дни) говорила о театре. «Почему они так быстро сдались? Почему полетели к Горбачеву? Конечно, он все знал, а теперь устраивают спектакль. И Ельцин все знал…» И Невзоров кричал о спектакле, называя главным режиссером Ельцина.
Не могу сказать, что я верил в заранее срежиссированный спектакль, но что-то в этих «театральных» обвинениях верно. Прежде всего, всех тайных пружин путча и действующих лиц мы не знаем и, может быть, никогда не узнаем. Какой был расклад сил и метаний у военных. Что на самом деле было с Горбачевым. Ясно, что он много врал и, конечно, многое знал заранее. Наверняка и Ельцин какую-то информацию имел.
Горбачев. Он, конечно, жертва путча, но совсем не в том смысле, как он пытался это представить. В том, что он в путче замешан, кажется, никто не сомневается. Хотя вряд ли мы скоро узнаем, что там было на самом деле. Сам он явно привирал, а главное, старался замазать, заболтать суть того, что произошло. Скорее всего, он хотел путча, но более мягкого, более «приличного». С этими идиотами он, видимо, не сторговался, поэтому сидел на своей даче и пережидал – чья возьмет, понимая, что если они выиграют, то без него не обойдутся. И не зря они к нему прилетели, убегая из Москвы.
Но в результате он перехитрил сам себя и действительно вернулся в другую страну. Он еще пытался что-то вещать о соц. выборе, но его приложили несколько раз на глазах у всей страны мордой об стол, а потом, скорее всего, заключили с ним сделку, явную, или подразумеваемую – веди себя, как надо, а то «разоблачим». Он сдался, хотя, продолжая свое канатоходство, надеялся, видимо, вывернуться, опираясь на остатки своих людей, всяких Примаковых и Вольских, пытаясь «сохранить Союз» и т.д.
Как политик, он кончился уже давно, наверное, еще до Литвы, но уж после Литвы из него весь воздух вышел. Конечно, надо отдать ему должное. Заслуг у него не меньше, чем у Хрущева, в историю он вошел и по праву. Но теперь пора бы ему из нее выйти. Сейчас он человек вредный. Он уже фигура паразитная и весь «центр», который на нем висит (от Верховного Совета СССР до группы «Альфа», которая собиралась штурмовать Белый дом) – все это паразитные структуры. Они уже ничего не решают и совершенно безответственны. Главный их вред – психологический. Создавая иллюзию какой-то деятельности (и делая что-то, как правило ненужное или вредное, печатая деньги, ведя какие-то переговоры с Западом и т.д.) они мешают Ельцину и другим руководителям республик осознать, что вся ответственность за все теперь лежит только на них.
Я написал этот текст полтора месяца назад, а как раз сегодня – 21 декабря, когда я набираю это текст, Горбачева и Союз окончательно «отменили». Ельцин, конечно, не хуже меня понимал всю вредность Горбачева и его «центра», но, видимо, только сейчас решил, что пора.
Они не виноваты. В конце сентября или в октябре в «Правде» были опубликованы письма в защиту путчистов – писали Е. Лигачев, Шенин (то ли из тюрьмы, то ли накануне ареста), жена Крючкова. Тема одна. Это были замечательные люди. Всю жизнь работали на благо. И сейчас – хотели только хорошего. Разве что в некоторых деталях были чуть-чуть неправы. И обвинять их в тяжких преступлениях, в государственной измене по меньшей мере несправедливо.
И действительно, несправедливо… Разве до сих пор они не вели себя точно так же? Тбилиси, Баку, Вильнюс – этот ряд давно уже стал банальностью, как и то, что он был продолжением всей советской истории. Ну, подумаешь, Президента отстранили, будто раньше первых лиц не отстраняли (да и то, тут не все ясно, скорее всего, они бы его вскоре вернули, врагом своим они его не считали). Они действовали в полном соответствии со своими нормами поведения, другое дело, что нормы эти так же отличаются от нормальной человеческой морали, как мораль тараканов или рыбы пираньи. Не осуждаем же мы тараканов. Просто лучше жить без тараканов.
Ельцин и российская власть
Не по немецкой модели. Во время путча Ельцин вел себя гениально – это все признают. Мгновенная реакция и, главное, этот первый шаг – объявление их (путчистов) государственными преступниками, не имея в тот момент, казалось бы, за собой никакой реальной силы.
Но в линии поведения ельцинской команды было одно слабое место. Они упирали на устранение Горбачева, как на главную улику незаконности путча. Но улика была слабая (и слегка лицемерная). Если бы путчистам больше повезло, они бы и Горбачева призвали, и Верховный совет все бы одобрил. Было бы честнее и лучше говорить прежде всего о преступности чрезвычайного положения без всяких к тому оснований, вводу войск и т.д.
Потом победа, полная и внезапная. Казалось бы, все враги повержены, абсолютная народная поддержка. Надо не упустить шанс, не теряя времени не то что закрепить, а воплотить эту победу. Естественно использовать немецкую модель 45 года. Враг разбит, безоговорочная капитуляция, надо срочно разрушить все структуры – партию, гестапо, вермахт и т.д. И юридическое основание одно, вернее, два – победа и очевидная, не требующая доказательств преступность побежденных. По сути дела по этой модели проходили все «бархатные революции» в Восточной Европе.
Но Ельцин не решается или не может действовать по этой модели. Он наносит только один беспощадный удар – по партии, сразу, по сути дела, запретив ее и конфисковав всю ее собственность. А с остальными «нашими» ограничивается полумерами – ставит во главе КГБ, милиции, армии, правительства своих или почти своих людей. Горбачеву возвращается президентство. При этом явно демонстрируется, что это не вполне всерьез, его как бы водят, как куклу, а он делает все, как ему говорит настоящий хозяин – Ельцин.
Горбачев унижен, почти выпорот, но ему дают возможность восстановить «центр», не такой, конечно, как раньше, но все же. Он верховный главнокомандующий, принимает указы, снимает и назначает министров, суетится с новой версией Союзного договора и вообще – имитирует бурную деятельность.
Сделка с ведьмами. Сразу после путча записные демократы, вроде Попова, выкинули лозунг: самое главное – не допустить охоты на ведьм. Хотя ведьм вокруг немного, в основном везде шлюхи.
А вот с настоящими ведьмами почему-то заключили сделку – сидите на своем месте и не мешайте, компромату на вас достаточно. Явная боязнь массовых разоблачений. Дело по ГКЧП сужено до предела, арестовано не больше полутора десятков людей, хотя, конечно, непосредственно участвовали сотни, если не тысячи, во всех райкомах и горкомах несколько дней подряд жгли документы. И в КГБ – во всех центральных и местных органах. О расследовании – никакой информации, кроме явно спровоцированной «утечки» в Шпигеле. Впечатление, что дело с удовольствием замяли.
И с армией, видимо, решили не ссориться, заигрывая с ней – какие они молодцы, что нас не перестреляли, могли ведь, а не стали.
Дележ наследства. Основное занятие новой власти после путча – это дележ партийного наследства. Делается это с упоением – всего так много. Старая площадь, обкомы и горкомы, издательства, гаражи, дачи.
Власть пьянит новых хозяев и делается много глупостей, мелких и не очень. Все почему-то начинают говорить о переделе границ, вызывая естественное бешенство на той стороне этих границ. В Чечне чуть не устроили резню, впечатление, что никто про кавказскую войну не слышал; даже Толстого в школе не читали.
И сразу же повысили себе зарплату – «рядовой» депутат получает 9 минимальных зарплат (интересно, как в Америке, знаю только, что там они могут повысит зарплату только конгрессменам следующего созыва). Во всяком случае стоило раньше так много кричать о привилегиях.
Развал, раздражение. А развал усиливается. В экономике полный распад и бандитизм. Впечатление, что «по правилам» уже ничего не делается, а все воруется и куда-то сбывается. Если раньше воровали в магазинах и ящиками, то теперь воруют с заводов и баз, машинами и эшелонами.
Вроде бы уже провозглашена какая-то экономическая свобода, но все как-то вывернуто наизнанку. Созданы сотни бирж и банков, их уже больше, чем во всем остальном мире, через каждую минуту по радио и телевидению реклама этих бирж. Но «в самом низу» никаких новых предприятий, которые бы что-нибудь производили. Никто уже даже шашлыков не жарит и пирожков не печет. Возникло, пожалуй, только две новых сферы бизнеса – цветы и книги. На каждом углу и то, и другое. Правда, букет цветов встречающему поезд обходится значительно дороже, чем билет на поезд тому, кто приезжает. А на книжных развалах, в основном, конечно, Чейз и Анжелика.
А все эти биржи паразитируют на разлагающемся трупе советской экономики. Они-то и поддерживают этот дикий курс доллара – уже 300 руб за доллар. Можно купить «конвертируемый» товар за рубли (нефть, металл, опилки и т.д.), продать за доллары, купить компьютеры, видики или мерседесы, продать здесь и т.д. За право такой торговли, конечно, нужно давать в лапу. И создается впечатление, что большая часть новой «демократической» власти еще более продажна, чем старая власть (хотя, наверное, в основном, это одни и те же люди).
А народ звереет в очередях и уже никакой любви к «так называемым демократам» нет.
Что сейчас. И вот только сейчас, почти через четыре месяца после путча, новые и, вроде бы, здравые шаги. Провозглашена реформа, уже должна была начаться 16 декабря, но отложили до Нового года. И, наконец, отменили Горбачева и весь этот «центр». Давно пора.
С Горбачевым и «центром» видимо, справятся. А вот с экономикой явно труднее. Главная экономическая мера очевидна – нужно перестать делать танки, т.е. отменить армию и ВПК, но на это явно смелости не хватает. Хотя эта разложившаяся армия, торгующая оружием налево и направо, пока, правда, в основном, Калашниковыми и немного БТРами, самая опасная структура сейчас. Солдат до сих пор там бьют и калечат. Офицеры раздражены – жить негде, жрать нечего. И тридцать тысяч (или сколько там) ядерных боеголовок. Причем они есть и в Азербайджане, и в Грузии, и в Приднестровье, где все время стреляют.
Нужно срочно что-то делать. В идеале бы разоружить и распустить эту армию полностью (и одновременно создавать новую – небольшую и здоровую). И каждому сокращаемому офицеру в виде выкупа собственный дом и пенсию, независимо от возраста и заработка. Но на это денег нет, только на Западе просить. Конечно, Западу было бы дешевле откупиться, чем получить хотя бы один нечаянно выпущенный ядерный заряд, даже если он взорвется на советской территории.
Ну, на этой оптимистической ноте надо кончать.
Декабрь 1991 г.