Дневник

П.Н.Филонов

1930

Дневник. 1930 [стр. 77-96 книги]

ТЕТРАДЬ 1

30 мая 1930 — 16 декабря 1930

Организация коллектива Мастеров аналитического искусства (школа Филонова)1

30 (тридцатого) мая 1930 г. в 6 ч. вечера в комнате Филонова (ул. Литераторов, д. 19)2 собрались по уговору товарищи, члены коллектива Маст[еров] ан[алитического] иск[усства] (школа Филонова) — Глебова3, Закликовская4, Иванова5, Капитанова6, Порэт7, Тагрина8. В 7 ч. открыли собрание как собрание инициативной группы. Председатель — Филонов. Текст первой принятой резолюции: «В 8 ч. 47 м. (30 мая) 1930 г. организован коллектив МАИ (коллектив Мастеров аналит[ического] искусства) — школа Филонова. Политориентация — позиция ЦК партии ВКП(б)», за подписями Ивановой, Глебовой, Порэт, Закликовской, Тагриной, Капитановой, Филонова.

Второе постановление — заявление, посланное в старый коллектив Маст[еров] ан[алитического] иск[усства] (школа Филонова)9: «Ввиду идеологических разногласий по ряду положений идеологии аналитического искусства (школа Филонова) мы, нижеподписавшиеся, выходим из коллектива, о чем доводим до сведения секретаря коллектива т. Евграфова10", за подписями Порэт, Глебовой, Ивановой, Закликовской, Капитановой, Тагриной, Филонова.

Председателем вновь организованного коллектива избран т. Филонов, секретарем т. Тагрина. Тагрина же временно выбрана казначеем. Членских взносов собрано 76 к. (семьдесят шесть копеек).

Постановлено: при самой строгой профессионально-идеологической дисциплине, исходя из положений идеологии анал[итического] иск[усства], при самом строгом, точном, взаимно продуманном и согласованном ее проведении, основою всего внутреннего строя и распорядка коллектива, всей его работы и деятельности во всех взаимоотношениях в искусстве вся власть коллектива над самим собой и над каждым его членом принадлежит коллективу в целом, в лице общего собрания. С этой целью вся текущая работа, буквально во всех взаимоотношениях искусства, начиная с приема новых членов, ведется кворумом коллектива (советом коллектива), которому и передается власть между собраниями.

Члены кворума: Глебова, Иванова, Филонов. Следующее общее собрание — пятница, 13 июня (при кворуме в 4 человека).

Докладчик на это собрание т. Глебова, содокладчик Порэт. Тема доклада: «Понятие классовости в искусстве».

Собрание инициативной группы закончилось в 11 ч. 20 м. В продолжение всего собрания присутствовал т. Цыбасов11, пришедший перед началом собрания случайно. Помимо общего разговора и обсуждения положения групп меньшинства и большинства старого коллектива МАИ, причин и сущности возникших идеологических разногласий т. Цыбасов, член старого коллектива, нейтральный по отношению обеих групп, в голосованиях не участвовал, оставаясь нейтральным.

Т[оварищу] Цыбасову было поручено собранием передать заявление о выходе группы меньшинства из коллектива секретарю коллектива МАИ т. Евграфову.

Далее постановлено, что т. Филонов не входит ни в какие профессионально-педагогические отношения ни с одним членом группы большинства, ни с группою в целом (включая в это и антирелигиозные картины, которые должны вестись мастерами старого коллектива за их ответственностью, как говорится в вызове старого коллектива о безбожных картинах)12 без полной идеологической предварительной договоренности. Все переговоры об этом ведутся через кворум или общее собрание нового коллектива МАИ. Этим снимается всякая ответственность т. Филонова за вызов старого коллектива на соревнование по исполнению антирелигиозных картин.

Членская задолженность в старый коллектив не платится.

Коллектив строится как пролетарская изо-партия, как единая сила, мысль и воля, при едином полит-критерии и изо-критерии, где все за одного и один за всех.

Доклад Глебовой 13 [июня] не состоялся. В этот вечер Иванова, Тагрина, Филонов, по обсуждении, отправили товарищам из старого коллектива полученное по адресу Филонова приглашение из Москвы избрать мастеров из «Группы Филонова» для посылки в колхозы13.

5 июля. Получил заявление от тт. Макарова14 и Николаева15 о приеме в коллектив.

Обоим им мною была дана постановка на сделанность еще в 1925 г. в Академии. Макаров состоял членом старого коллектива. В деле Капитановой голосовал на стороне меньшинства — на первом собрании. На остальных не присутствовал. Николаев работает в Колпине как слесарь. Ведет картину «Ленин разговаривает с двумя матросами в коридоре Смольного». Они оба окончили ленинградскую Академию как живописцы.

Были три американки из Нью-Йорка (пришли ко мне познакомиться и посмотреть работы, после того как посмотрели мои работы в Русском музее)16. Это было около 6 июня.

Недели через 2—3 приходили еще две американки, одна из них, мисс Или, привезла мне письмо от Элены Хантингтон-Хукер17.

Дал постановку на сделанность 4—5 ученикам, фамилий не спрашивал, двое из Ленинграда, одна из Иркутска18.

Вел переговоры о тактике и задачах ан[алитического] иск[усства] и группы меньшинства, о факте и причинах раскола старого коллектива МАИ19 со следующими лицами: Миша Цыбасов, Вахрамеев20, Лукстынь21, Мешков22, Мерзляков23, Ганкевич24. Смотрел картину Ганкевича.

Заявление в коллектив МАИ

Просим кол[лек]тив принять в число членов кол[лек]тива МАИ нижеподписавшихся лиц:

Макаров М.К.

Николаев Ст.А.

5/VII.[19]30 г.

Лен[ин]град, Рузовская, 29, кв. 33. Макаров

Ст. Колпино, Финляндская ул., д. 9, кв. 12. Николаев

Коллективу Мастеров аналит[ического] иск[усства] школы Филонова

Заявление

Разобравшись во всем происшедшем инциденте, послужившем причиной отхода большинства МАИ (шк[олы] Филонова), я заявляю, что осуждаю мнение и поступок большинства, как измену общему делу Пролетарской Революции в искусстве, и считаю позицию меньшинства, занятую в деле т. Капитановой, единственно правильной, а потому прошу коллектив МАИ школы Филонова по прежнему считать меня в числе членов своего общества.

Сергей Ганкевич

Ленинград,

19 август[а] 1930 г.

Адрес: г. В.Луки Смоленской области, Барановская улица, №18

Копия

Письмо С.В.Ганкевич[а] коллективу Мастер[ов] аналит[ического] ис[кусства]

26.VIII.[1]930

Посылая вам мое заявление о выходе из кол[лектива] МАИ и присоединении к группе меньшинства, я хочу в этом письме более подробно изложить вам свое мнение как относительно самого раскола, так и о причинах, побудивших меня поступить так, а не иначе.

Я, как вам известно, не присутствовал лично при всех перипетиях этого дела, а также совершенно незнаком с т. Капитановой, из-за которой, как говорится, загорелся весь сыр-бор. Но я со всем своим терпением и вниманием и еще большим удивлением выслушал сначала весьма поверхностные, отрывистые «сообщения» одного из товарищей, членов вашего коллектива (фамилию его, если нужно будет, назову), сплошь переполненные невозможным бахвальством («мы», мол, «уже переплюнули Филонова»!), издевательством («выжил старикашка из ума со своим мировым расцветом») и обвинениями в контрреволюции т. Капитановой, а заодно с ней и т. Филонова («мы будем с ними бороться!»), выслушал и гораздо более сдержанные и вполне толковые разъяснения сути всего раскола т.Гурвича25, долго думал над этими последними и только перед самым отъездом из Ленинграда решил сходить к т. Филонову (как совершенно справедливо советовал мне т. Гурвич) для того, чтобы, выслушав и другую сторону — сторону обвиняемых, прийти к одному определенному решению.

Должен сказать, что, еще не будучи у т. Филонова, но выслушав довольно противоречивые сообщения обоих товарищей о расколе, я был глубоко поражен совершившимся фактом, которого никак не мог оправдать.

Мне совершенно непонятно, каким образом целая группа взрослых людей, объединенных одной идеологией искусства, члены одного коллектива, работающие под руководством одного мастера, в конце концов оказались какими-то детьми, не сумевшими понять его целиком. Ведь Филонов как основатель и идеолог был и остался до конца самим собой. Ведь никто не осмелится причислить его к числу лиц, в 15 минут меняющих свои убеждения! Он учил вас пять лет, затрачивая на это массу энергии и труда. Сделал из вас то, чем вы являетесь теперь, т.е. дал вам в руки средства и научил владеть ими, с наибольшей силой и возможностью развивать свою личность и указал путь безграничного совершенствования. И все-таки, несмотря на это, вы отказались его понять.

Это не случайность, что такой (по-видимому) тесно спаянный коллектив, сумевший благодаря своей энергии и энергии мастера-руководителя в невероятно тяжелых условиях работы выработать свое особое, необыкновенно четкое, определенное лицо, при своей легализации вдруг распался.

Несомненно, что одной из причин этого раскола является сегодняшний момент, момент обострения классовой борьбы на фронте искусства, классовой дифференциации и ликвидации многих буржуазных художественных группировок.

Новый легализированный коллектив, дорожа своим завоеванным правом, убоялся при своей организации принять революционные положения т. Филонова, опасаясь, как бы за это ему не нагорело, как бы кто не посчитал его, не разобрав, в чем дело, за контрреволюционный, как бы его не ликвидировали, и трусливо пожертвовал своим вождем и немногими оставшимися с ним товарищами, только бы быть вне всяких подозрений, забывая о том, что он коллектив революционного искусства, принципы организации которого могут весьма существенно отличаться от принципов построения всякого другого теченческого общества.

Говоря попросту, здесь сыграл свою подлую роль исключительно шкурный вопрос.

Я понимаю, целиком и полностью разделяю и горячо приветствую «святое» желание каждого честного члена коллектива выйти на открытую, более широкую дорогу служения пролетариату, но жестоко осуждаю тот путь, которым вы стремитесь этого достигнуть.

Этот путь для меня неприемлем. Вы легко пошли по проторенной дорожке, боясь обвинений враждебного лагеря, становясь на путь хвостизма.

Согласитесь сами, что такой поступок, мягко выражаясь, «не заслуживает никакого уважения»!

Т[овари]щ Филонов представил мне ясную картину всего произошедшего, со всеми по пунктам обвинениями, предъявляемыми вами т.Капитановой, в которых я, при всей моей настроенности против нее, как послужившей косвенной причиной раскола коллектива, к которому принадлежал и я, не увидел ничего такого, за что, собственно, следовало бы исключить ее из коллектива.

В данном случае вы совершили громадную несправедливость и оскорбили одного из своих товарищей.

Это не преступление, что т. Капитанова обладает способностью с исключительной остротой подмечать и выявлять отрицательные явления нашей действительности.

В отношении же ее слов, сказанных на выставке на замечание одного из посетителей по адресу ее работы, она сама признает, что не была достаточно выдержанна, т.к. не учла, что говорит с человеком другого лагеря, который легко может перетолковать ее ответ в противную сторону, что, как это ни странно, случилось и со всеми вами.

То же и относительно разговора в трамвае. Ведь подобные нападки (вспомните! — неужели вы забыли?) приходилось переносить и вам за «Чубаров переулок»26 и другие вещи, в которых, по выражению присяжного критика, вы выражали свое «патологическое глумление над человеком»27.

Ведь это же не ново для нас!

Ведь мы это уже слышали!

Вы должны это помнить!

Почему же теперь и вы стали на сторону улюлюкающих?

Вопрос о Капитановой уперся в вопрос организации коллектива. Кого следует принимать в члены коллектива.

И здесь правда и логика остались на стороне т. Филонова и меньшинства. Они правы, когда говорят, что надо принимать всех приходящих, с тем чтобы путем работы заставить их перевоспитать себя, перевариться в идеологии искусства коллектива и научить их делать вещи, нужные пролетариату и революции искусства. Надо иметь в себе силу верить и сделать это.

Ведь вспомните, когда вы сами приходили к т. Филонову, делал ли он какие-нибудь различия между вами? Спрашивал ли он, «кто из вас эллин и кто иудей»?28 Нет! Потому что твердо был уверен, что научит всех вас делать единственно то, что нужно. Так ли это было?.. Ведь вы не протестовали против этого тогда, потому что тогда не существовало шкурного вопроса. Ведь вы сами, наверное более чем на половину, выходцы из буржуазной и мелкобуржуазной среды. И что же? Разве вы делали вредные, ненужные, плохие вещи?..

Т[овари]щ Филонов прав и в том, что даже контрреволюционные вещи в известной степени могут быть нужны пролетариату. (Это прекрасно учло и наше правительство. Вспомните статьи черносотенца Шульгина29, печатавшиеся в наших «Известиях»!) Они могут быть нужны как полное раскрытие их буржуазной сущности, как раскрытые карты шулера.

Это уже другой вопрос, где, как и когда ими действовать.

Надо иметь мужество и силу работать не за страх, а за совесть, перенося всю травлю вплоть до гонения, но не поступаться ни одним из принципов и только этим путем, путем борьбы, а не уступок, выйти на дорогу настоящих строителей социализма!

Наконец, для меня совершенно неясно еще следующее: вы все работали как коллектив МАИ школы Филонова, только сделанными под руководством т. Филонова вещами вы добились наконец права на официальное признание в виде легализации общества.

Теперь вы не можете более считаться МАИ школы Филонова. Вы утратили на это право! Оставаясь логичными, вы должны отрицать теперь ваши прежние работы, как свои старые ошибки. Вы не можете ими действовать как и где бы то ни было. Вы должны их уничтожить! Боюсь, что для этого не хватит у вас мужества! Наконец, вы не по праву пользуетесь легализацией как заслуженной еще школой Филонова.

Т[овари]щ Филонов и группа меньшинства остались на прежней, неизменной и единственно правильной позиции МАИ школы Филонова, не боясь никаких нападков, а вы изменили ее положения, приспособили наиболее удобным для себя в данный момент образом, стараясь подогнать организацию и свою работу под общий уровень лжепролетарского искусства. И это вы называете быть современным?

Неужели вы думаете, что вы большие революционеры и коммунисты, чем т. Филонов? Или, может быть, теперь вы все, как некоторые из вас (так недавно видевшие современность и коммунизм даже в его абстрактных вещах), совсем отрицаете коммунизм т. Филонова и революционность и современность его искусства, считая т.Филонова, как Эссен30 и прочие с ним, за вредного мастера упадочного искусства разлагающейся буржуазии, с которым необходимо бороться? Все может быть!

Кто вас теперь поймет!

Никто не отрицает права каждого члена коллектива иметь свое мнение в вопросе организации коллектива и во всяком другом случае. Я считаю, что уверенность в себе (но не заносчивость!) — вещь весьма почтенная, но не тогда, когда она покоится на безопасности своей позиции, не тогда, когда вы идете в сторону наименьшего сопротивления, не считаясь с мнением мастера, своего руководителя, основателя и идеолога революционного движения в искусстве, выработавшего свои убеждения в жесточайшей и непримиримейшей 25-летней борьбе на фронте искусства.

Обидно за т. Филонова, который так много работал над коллективом, развивая каждого из вас как личность и как мастера, который много дал революции искусства и еще много мог бы дать вам, еще не окрепшим в борьбе.

Я не собираюсь петь хвалебные панегирики т. Филонову — и я, и вы хорошо знаем, что он в них никогда не нуждался и не нуждается, но я не могу не высказать вам здесь моего глубокого уважения его мужеству, стойкости и силе — качествам, которых так не хватает теперь вам.

Т[овари]щ Филонов пожертвовал всей своей работой, которую в течение 5 лет вел в коллективе, так энергично продолжавшем и укреплявшем дело революции и пролетаризации искусства, но ни на одну йоту не изменил своим убеждениям, оставаясь твердым и несокрушимым, как настоящий революционер и борец.

Сергей Ганкевич

Копия письма

27.VIII.[1]930

Коллективу МАИ школы Филонова (груп[пе] меньшинства)

Посылаю вам для сведения копии моего заявления и письма кол[лекти]ву МАИ. Я хотел бы знать ваше мнение: может быть, я что-нибудь не так понял и не так написал.

Прошу также сообщить мне состав коллектива и адрес, хотя бы председателя или секретаря, чтобы я мог, если нужно будет, написать в коллектив.

Кроме т. Рикки Поррет31, я, кажется, никого не знаю.

Затем еще вот что: будучи у Павла Николаевича, я случайно узнал о существовании взносов членов коллектива. Поэтому прошу т. секретаря сообщить мне мою задолженность со времени моего вступления в коллектив прежнего состава, которую сейчас же погашу.

Привет всем товарищам!

Адрес: Великие Луки,

Барановская ул., №18

С.Ганкевич

Копия

Коллективу Мастеров аналитического искусства

(в Ленинграде)

Заявление

В связи с расколом в коллективе МАИ довожу до вашего сведения, что я выхожу из состава коллектива и присоединяюсь к группе меньшинства.

26.VIII.[1]930.

Сергей Ганкевич

Собрание инициативной группы МАИ 4 сент[ября] 1930 г.

1) Согласно устному заявлению т. Лукстыня, целиком и полностью разделяющего позицию гр[уппы] меньшинства, постановлено считать его членом иниц[иативной] группы.

2) Зачитано письмо т. Ганкевича. Постановлено считать его членом иниц[иативной] гр[уппы] и ответить ему письмом.

3) Постановлено считать тт. Николаева и Макарова членами иниц[иативной] гр[уппы].

4) Принято к сведению, что тт. Вахрамеев, Мерзляков и Мешков считают позицию гр[уппы] меньшинства правильной.

Принято к сведению, что т. Цыбасов, считая позицию меньшинства правильной, решил примкнуть к нему и подать группе большинства заявление о выходе из нее. Постановлено считать его членом иниц[иативной] гр[уппы].

5) Принято к сведению, что член артели «Кустпром» (Детское Село, пр. К.Маркса) т. Гронфан предложил сделать для «Кус[т]прома» ряд моделей для игрушек — собаку, петуха, козла и т.д. и что т. Иванова начала работать над моделью петуха.

6) Принято к сведению, что в Батуме неизвестное лицо выдает себя за Филонова, о чем сообщает вернувшийся оттуда художник Кручинин32.

7) Постановлено как можно упорнее вести картины и рисунки.

8) В случае надобности собрания кворума или общие собрания могут быть созваны по требованию любого из членов иниц[иативной] группы, который должен обратиться для этого в кворум, представив свои мотивировки нужности собрания.

9) В случае отвода кворумом мотивировок, предъявленных членом для созыва общего собрания, оно все же должно быть созвано кворумом при повторной просьбе члена, хотя бы мотивировки и оставались теми же, что и при первой просьбе.

Копия письма

от иниц[иативной] группы т. Ганкевичу

Ознакомившись с вашим письмом группе большинства, мы приветствуем его как решительный, правильный и нужный шаг. Мы согласны с ним целиком и полностью. Рады считать вас, как и прежде, своим товарищем.

Председателем инициативной группы (нового коллектива МАИ) является т. Филонов, секретарем т. Тагрина.

Заявление т. Цыбасова (Миша)

В общество МАИ

Будучи не согласен с большинством товарищей, которые вследствие ряда вопросов по идеологии и организации аналитического искусства вместо их разрешения сделали неверный поступок, приведший организацию к расколу и ослаблению, — вынужден поэтому заявить о своем выходе из общества МАИ, чтобы в дальнейшем работать в принципах организации и идеологии аналитического искусства, как и до сих пор, т.е. в составе группы, работающей с т.Филоновым на основании положений созданной им школы (школы Филонова).

М.Цыбасов. 8 октября 1930 г.

25 октября. Была т. Клепикова33 и сказала, что она на первом вечере дела Капитановой голосовала вместе с меньшинством, на остальных собраниях не присутствовала, будучи больной.

Просила считать ее членом иниц[иативной] группы.

(Постановлением членов кворума Ивановой, Глебовой, Филонова и секрет[аря] Тагриной принята в группу).

Дочка, моя жена34, послала в Москву письмо жене т. Кон35 Христине (сестры народоволки Фани Морейнис), ее старой знакомой по Одессе, где пояснила историю с моей выставкой и подлую игру Исакова36 и Ивасенко37.

25 ноября 1930 г. в «Вечерн[ей] Красной газете» помещено письмо И.И.Бродского в защиту моей выставки38 и отклик на него тт. Бурова39 и Цыбасова. Инициатором и организатором этого дела является Н.Н.Глебов-Путиловский40.

27—[2]8 ноября. Дочка послала 2-е письмо жене Кона о выставке, приложив вырезку из «Красной газеты» с письмом Бродского. Оба раза я говорил ей, что ответа она не получит и пишет, вероятнее всего, впустую.

30 [ноября]. Дал постановку на сделанность т. Зальцман[у]41.

2 декабря. Дал постановку на сделанность т. Шилиной42.

5 декабря. Руковод[итель] московского ТРАМа43 т.Волков44 вызвал меня по телефону, и мы с ним условились встретиться у меня 6 декабря в 12 ч. дня.

6 декабря. Волков, бывший редактор «Смены» и «Юного пролетария», вместе с т. Чичеровым45 пришли ко мне в назначенное время с целью выяснить ряд вопросов относительно моего метода Изо и целевой установки, предлагая мне «пока платонически», как выразился Волков, работать с ТРАМом и обещая в будущем включить меня в их работу. Я дал условное согласие работать с ними и, если нужно, переехать для этого в Москву.

Они взяли у меня для ознакомления 1) «Декларацию Мирового расцвета»46, 2) статью о педагогике Изо в Академии47, 3) рукопись доклада 1923 г. (одна из тетрадей по идеологии, которая ходит по рукам)48.

Я дал им адрес Соболевой49, для того чтобы у нее они взяли 4) вторую тетрадь «Идеологии» — редакцию 1923 г.50

8 декабря. Часов в 8 приходил т. Ипатьев, посланец Соколова51. Он принес всю мою «Идеологию», кроме тетради, взятой у Соболевой, и сказал, что Соколов, уезжая этим вечером в Москву, просит разрешить взять ее с собою, т.к. ее он не успел переписать. Я согласился, и тетрадь уехала на время в Москву.

«Павел Николаевич!

Я неоднократно вам звонил сегодня, но так и не дозвонился. В 10.30 веч[ера] я должен уехать в Москву, но вы об нас и обо мне услышите, несмотря на 600 км, весьма скоро.

У меня к вам просьба: мы только сегодня достали у Соболевой «Идеологию» и поэтому, конечно, не смогли перепечатать. Не разрешите ли вы взять ее с собой? Завтра, 9-го, мы перепечатаем и вечером заказным-спешным вышлем обратно.

Был бы очень вам обязан. Могу вам выслать несколько перепечатанных экземпляров.

Жалею, что не удалось встретиться, но в первом же письме напишу вам свои замечания к В[ашему] докл[аду] в Академии.

Привет вашей жене.

Ув[ажающий] Вас Павел Соколов"

(письмо т. Соколова получено 8/12, 1930 г.).

8 дек[абря]. Т[оварищ] Зальцман принес показать свою работу, сделанную по принципу ан[алитического] иск[усства]. Работа идет замечательно правильно.

10 дек[абря]. Т[оварищ] Мешков приходил утром и вечером и прочел свое письмо в редакцию «Веч[ерней] Красн[ой газеты]»52 по поводу письма Бродского в защиту моей выставки. Мы с ним решили послать его в «Смену», «Резец», «Вечернюю Москву», «Комсомольскую правду» и «Литературную газету».

10 декабря. Паненков53, студент Ленингр[адской] Акад[емии] иск[усств]. Он приходил и 11 декабря. Я, частично, дал ему постановку на идеологию анал[итического] иск[усства].

11 и 12 дек[абря]. Дал постановку на сделанность Михайлову. Он сын гравера Рашевского54, работавшего до революции в «Ниве», по профессии присяжный поверенный, затем счетовод, решил бросить эти занятия и работать по Изо.

16 декабря. Вышла в «Веч[ерней] Красной [газете]» вторая статья о моей выставке55.

ТЕТРАДЬ 2

26 декабря 1930 — 15 августа 1931

26 декабря. Был подлейший общественный просмотр моей выставки в Русском музее56.

27 декабря. Получил из HКСО письмо, где говорится, что ряд советских организаций и обществ[енных] учреждений ходатайствует о назначении мне пенсии.

Дочка купила 10 каталогов моей выставки в Русском музее.

30 дек[абря]. Получил письмо от Н.П.Баскакова57 из г. Камня. Последнее перед этим письмо от него получил к новому, 1930 г.

Комментарии:

1 Речь идет об оформлении нового коллектива МАИ, организованного после раскола прежнего, существовавшего с 1925 г. Подробнее см. коммент. 9, 19.

2 С 1919 г. Филонов жил на ул. Литераторов, д. 19, комн. 7. Здесь в 1905 г. разместилось основанное в Петербурге в 1895 г. Общество пособия нуждающимся литераторам и ученым: «Кроме всем известного Дома литераторов при Наркомпросе на Бассейной [д.11], имеется еще в Петрограде Дом писателей на Карповке <...> учрежденный <...> при Литературном фонде и управляющийся выделенным из <...> фонда советом. Нуждающиеся писатели пользовались в Доме писателей комнатой по недорогой цене, имели <...> бесплатно общий телефон и библиотеку и, за особую плату, могли заказать на кухне обед» [318, с. 188].

3 Глебова Татьяна Николаевна (1900—1985) — живописец, график, художник театра. В 1924—1926 гг. занималась в частной студии А.И.Савинова, в 1926—1932 гг. состояла в коллективе МАИ. Являясь членом так называемого ядра группы, участвовала во всех совместных работах и выставках (см. коммент. 9). Для «Калевалы» исполнила четыре иллюстрации/$FЗдесь и далее сведения об исполненных филоновцами иллюстрациях к финскому эпосу основаны на карандашных пометках И.И.Суворова в принадлежавшем С.Л.Закликовской экземпляре «Калевалы», который в настоящее время хранится в семье дочери Суворова и Закликовской — скульптора Киры Иннокентьевны Суворовой./. Находясь в эвакуации в Алма-Ате в период Великой Отечественной войны, познакомилась с В.В.Стерлиговым, с которым работала по возвращении в Ленинград, разделив позднее (1960) его идею новой живописной системы. Иллюстрировала произведения О.Ф.Берггольц, С.Я.Маршака, Д.И.Хармса, А.И.Введенского и др.; над некоторыми детскими книгами работала вместе с А.И. Порет [123, с. 211]. Экспонент отечественных и зарубежных выставок. Автор воспоминаний о Филонове, советами которого продолжала пользоваться до 1941 г. [21, с. 108—127].

4 Закликовская Софья Людвиговна (1899—1975) — живописец, график. Жена ученика Филонова — скульптора И.И.Суворова. Училась в АХ (1922—1926) у А.Е.Карева и К.С.Петрова-Водкина. Будучи студенткой АХ, вступила в коллектив МАИ. Дипломная работа «На Псковщине» (1926, ГРМ) создавалась под руководством Филонова. До 1932 г. — постоянный член коллектива. Для «Калевалы» ею были сделаны две иллюстрации. Об одной из них, по свидетельству О.В.Покровского, вспоминала: «Редакция назвала мою работу »Куллерво" — «Батрак»... Это совсем не так. Мы изображали не отдельные эпизоды, а полузабытую подоснову. Вы видите, что пространство просвечивается сквозь пространство, а время переливается сквозь время. Мы называли это — концентрированное время и пространство" [233, л. 89 — опубл.: 88, с. 496—510]. Во время Великой Отечественной войны, находясь в эвакуации в Комсомольске-на-Амуре, занималась росписью плафонов городского Дома Советов. После войны работала в системе Ленизо.

5 Иванова Нина Владимировна — живописец, скульптор. Жена брата скульптора И.И.Суворова — А.И.Суворова. В коллектив МАИ пришла, вероятно, вскоре после выставки в Доме печати и далее была участницей всех выставок и коллективных работ школы Филонова. После раскола в 1930 г. осталась с группой меньшинства. Сделала для оформления «Калевалы» шесть иллюстраций. Восстановить более подробно биографию художницы не удалось. Предположительно, ее личное дело хранится в НБА АХ [170]. Со слов родственников, умерла в Рыбинске в 1970-х гг.

6 Капитанова (Арапова) Юлия Григорьевна (1889—1976) — живописец, график, художник театра. Занятия живописью начала под руководством мужа, художника А.А.Арапова; училась в Москве во Вхутемасе у П.П.Кончаловского (1923—1924) и А.А.Осмеркина (1924—1926). С 1926 по 1940 г. жила в Ленинграде. Вероятно, в 1929—1930 гг. вступила в коллектив МАИ и оставалась в нем до 1932 г. На Первой общегородской выставке изобразительных искусств (1930) участвовала под псевдонимом Юлиан Кольцов [147, с. 346]. Близко знавшие Капитанову отмечали ее творческую одаренность, ум и независимость суждений. Арапов писал, что женитьба на ней послужила для него «основанием к более углубленному отношению к жизни и творчеству» [346, л. 20]. Ум и талант художницы отмечал и Филонов, негодуя, однако, на ее «плохой» характер [236, ед. хр. 41, л. 49 об., 92]. По мнению многих членов коллектива МАИ, вспоминавших о расколе, именно поведение Капитановой послужило поводом к разногласиям/$FЗаметим, что в монографии «Pavel Filonov. A Hero and His Fate», изданной Н.Мислер и Д.Боултом, опубликована репродукция с хранящейся в частном собрании работы Капитановой, близкой по сюжету рисунку «Марсово поле», исполненному ею для Первой общегородской выставки и вызвавшему, по свидетельству Е.А.Кибрика, осуждение некоторыми членами коллектива [129, р. 106]./, обнажившим более глубинные процессы [21, с. 120—123; 56, №1, с. 209—210; 58, с. 45; 236, ед. хр. 41, л. 89—90; ед. хр. 42, л. 3—4]. Вероятно, ей оказался чужд коллективный метод работы, учитывая, что она пришла в объединение в достаточно сложный период, когда уже ощущался разрыв между филоновским замыслом «коллективной мастерской» и его воплощением в конкретной историко-бытовой ситуации. Как свидетельствуют очевидцы событий, в этот период в школе Филонова действительно имел место диктат, давление со стороны «старых», или «ведущих», членов коллектива, «ревностных мастеров», как их характеризовала Т.Н.Глебова [21, с. 116, 122]. Кроме того, жесткий устав объединения МАИ подавлял, в понимании Капитановой, индивидуальность/$FХарактерно, что подобное впечатление поначалу возникло у Т.Н.Глебовой [21, с. 112] и Е.А.Серебряковой [236, ед. хр. 41, л. 48 об.]./. В период работы над «Калевалой» Филонов вынужден был расстаться с художницей. Однако сами иллюстрации оказались для нее необычайно важны и интересны в творческом плане. Судя по ответным письмам Арапова, она делилась с ним своими мыслями и сомнениями как в отношении иллюстраций, так и в связи с усложняющейся атмосферой в коллективе [337, ед. хр. 22, л. 27 об., 34 об.]. Далее работала в театрах Ленинграда и Москвы, помогая Арапову в оформлении спектаклей.

7 Порет (у Филонова — Порэт, Поррет) Алиса Ивановна (1902—1984) — живописец, график. В 1917—1919 гг. училась в Рисовальной школе ОПХ, в 1920 г. поступила в ХПТ в Петрограде, откуда в 1921 г. была переведена без экзаменов в АХ в класс К.С.Петрова-Водкина (дипломная работа — «Четверо за столом», 1925) [185; 203, л. 103]. С 1925 г. начала посещать мастерскую Филонова. Для «Калевалы» исполнила шесть иллюстраций. В дальнейшем оформляла книги в издательствах «Academia» и «Малыш», работала на ЛФЗ. В конце жизни начала писать серию мемуаров, в которых проявился ее литературный дар [89, с. 345—359; 90, с. 392—408].

8 Тагрина Любовь Николаевна (1884—1955) — живописец, график, художник-прикладник. Родилась в Таганроге. В 1910-х гг. училась в частной студии в Париже, затем в Рисовальной школе ОПХ. Около 1929 г. пришла в школу Филонова. Участвовала в Первой общегородской выставке изобразительных искусств картиной «Цыгане» [135, с. 26]. Для «Калевалы» сделала пять иллюстраций. В 1940 г. выполнила портрет Филонова [опубл.: 35, с. 128], отличающийся некоторой декларативностью, на который, по свидетельству учеников, мастер отреагировал следующим образом: «Что это вы делаете из меня террориста?» [356, л. 78]. В послевоенные годы работала в системе Ленизо.

9 Первый коллектив МАИ возник в стенах АХ не только «территориально», но и фактически. Он был создан как антитеза переживающей кризис академической системе образования, с которой Филонов находился в состоянии перманентного конфликта еще с дореволюционных времен. Существуют устные свидетельства учеников художника, записанные П.П.Ефимовым [356, л. 14], о том, что мастерская Филонова существовала уже в начале 1920-х гг. Косвенным подтверждением этого являются некоторые записи в дневнике художника [246, л. 5; 247, л. 75]. За первой выставкой коллектива в АХ (осень 1925 г.) последовали новые совместные выступления: выставка произведений МАИ и оформление спектакля «Ревизор» в Доме печати (1927), а также выставка «Современные ленинградские художественные группировки» в Московско-Нарвском доме культуры (1928—1929), которая первоначально планировалась как передвижная в домах культуры рабочих районов [134, Предисл.]. В автобиографии (апрель 1929 г.) Филонов называет четыре выставки коллектива МАИ [238, л. 2]. Вероятно, четвертой была юбилейная выставка изобразительных искусств к 10-й годовщине Октябрьской революции, на которой произошел инцидент с работой Я.К.Лукстыня «Ленин» (см. коммент. 336), вследствие чего члены филоновского объединения отказались от экспонирования своих произведений. Последней совместной выставкой, во время подготовки к которой произошел раскол, явилась Первая общегородская выставка изобразительных искусств в АХ (1930).

10 Евграфов Николай Иванович (1904—1941) — живописец, график, художник театра. Относительно места рождения существуют две версии: Ленинград [343, л. 30] и Нижний Новгород [138, с. 36.]. Учился в Нижегородском художественно-промышленном техникуме, затем в АХ. Работал в клубных театрах. Был одним их первых учеников в группе Филонова, однако, согласно тем же источникам, время его членства в коллективе МАИ датируется 1927—1930 гг. и 1925—1932 гг. Т.Н.Глебова называет Евграфова в числе учеников, ушедших из школы Филонова в 1930 г. [21, с. 122]. Для спектакля «Ревизор» в Доме печати исполнил эскизы пяти костюмов и задника к I акту [343, л. 30]. В конце 1930-х гг. отошел от филоновских принципов творчества. В последний раз его произведения экспонировались на «Выставке живописи и скульптуры Ленинградского горкома художников» (Дом искусств им. К.С.Станиславского, 1941) [149, с. 24]. Участвовал в советско-финляндской войне 1939—1940 гг. [58, с. 38; 263, л. 1, 2]. В начале Великой Отечественной войны погиб на Ленинградском фронте.

11 Цыбасов Михаил Петрович (1904—1967) — живописец, график, художник театра и кино. Из автобиографии (1949): «До 18 лет я рос и учился в В[еликом] Устюге. Окончил шк[олу] 1-й ступени. Одновременно занимался в Художественной студии Пролеткульта. В 1924 г. по командировке Губкома приехал в Ленинград, поступил в ЛХПТ, где проучился до 1927 г. в мастерской П.А.Мансурова» [305, л. 4]. С 1926 г. — член коллектива МАИ. Для спектакля «Ревизор» выполнил эскизы пяти костюмов и задника ко II акту [343, л. 30]. Участвовал в выставках объединения. Для издания «Калевалы» сделал семь иллюстраций и фронтиспис. Исключенный в 1935 г. «за формализм» из Союза художников, с 1936 г. работал на киностудии «Ленфильм», участвуя в работе над художественными и документальными фильмами: «Сухэ-Батор», «Они сражались за Родину», «Антон Иванович сердится», «Эрмитаж» и др. Одновременно выполнял заказы различных издательств по оформлению книг. Один их любимых учеников Филонова, он до конца жизни сохранил благодарную память об учителе, исполнив во второй половине 1960-х гг. несколько его графических портретов. Умер в Ленинграде.

12 Еще до раскола коллектив МАИ выступил с инициативой, смысл которой был изложен в статье «Художники, на фронт безбожия!», помещенной в газете «Смена» от 14 мая 1930 г. Члены филоновского объединения призвали всех деятелей искусства к созданию произведений антирелигиозного содержания, аргументируя свой призыв следующим тезисом: «Веками искусство было мощным оружием Церкви и тем самым средством классового порабощения. Долг близкого пролетариату художника бороться за разоблачение и уничтожение религии и Церкви» [345, л. 6]. Подобное обращение не было случайным фактом в эпоху, выдвинувшую лозунг об антирелигиозном воспитании народа. Считалось, что одним из действенных средств такого воспитания является искусство, а его проводником в массы — художник-атеист. Сорабис, активно действовавший на культурном фронте, ревностно следил за «чистотой» своих рядов, чему имеется много свидетельств в его архиве и в прессе того времени [92, с. 52; 313, л. 22].

13 Поездки на крупные стройки с последующими выставками-отчетами широко практиковались в конце 1920-х и в первой половине 1930-х гг. В 1929 г. ряд газет выступил с призывом к художникам о необходимости участвовать в социалистическом строительстве: «Старая художническая традиция — летние вылазки на лоно природы. <...> Лето — »Искусству для искусства"! <...> Пора рвать безжалостно и резко с этой буржуазной традицией: «Художник — трудовой винтик страны строящегося социализма <...>

В Донбасс, Днепрострой, на Урал!

В донецкие и волжские степи,

В колхозы, в совхозы-гиганты!

На фронт, художник,

Пролетарской борьбы за

Будущее нашей страны!"" [122, с. 5—6].

Сохранились протоколы заседаний секции Изо Ленинградского областного союза работников искусств по обсуждению и реализации этих обращений [315, л. 81, 93, 106], в которых встречаются фамилии учеников Филонова — Цыбасова, Купцова, Сашина, Евграфова.

14 Макаров Михаил Константинович (1904 — вторая половина 1960-х) — живописец. Учился в быв. Центральном училище технического рисования барона Штиглица в Петрограде (1920—1922), затем — в АХ (1922—1926). Вероятно, был знаком с Филоновым еще в годы учебы в АХ, но в коллектив МАИ пришел после 1927 г. [21, с. 122]. Участвовал вместе с другими членами объединения в выставке «Современные ленинградские художественные группировки». Для «Калевалы» сделал одну иллюстрацию и оформил обложку. О.В.Покровский приводит воспоминания Закликовской об этом периоде работы Макарова: «...Михаил Константинович жаловался мне на свою измотанность и жестокость требований Филонова. »Этот кусок лучше, а этот хуже", — говорил Павел Николаевич на просмотре. Миша переделывал. «А теперь этот кусок лучше, а этот хуже». Макаров опять переделывал. Хотел передать ощущение древних рун. Вымотался, но сделал" [233, л. 88]. Сведений о дальнейшей творческой деятельности не найдено. Возможно, после Великой Отечественной войны занимался монументальной живописью.

15 Николаев Степан Андреевич (1902—?) — живописец. Рабочий Октябрьской железной дороги и Ижорского завода. Короткое время обучался в быв. Центральном училище технического рисования барона Штиглица у А.Е.Карева, откуда зимой 1922/23 г. был переведен в АХ, образование в которой завершил в 1926 г. [203, л. 90]. Тема дипломной работы, вероятно, связана с художественным отображением строительства Волховской гидроэнергетической станции [183, л. 26]. В 1925 г. начал посещать мастерскую Филонова.

16 В это время в Русском музее находились произведения Филонова, еще весной 1929 г. принятые администрацией на его персональную выставку.

17 Хантингтон-Хукер Элен (Huntington-Hooker Helen) — художница из Нью-Йорка, с которой Филонов познакомился в декабре 1928 г. Общение с молодой американкой, судя по дневнику Серебряковой, произвело на него большое впечатление. Филонов занимался с ней некоторое время по своей системе, в надежде, что она «распространит в Нью-Йорке» идеологию аналитического искусства [20, с. 161—162; 236, ед. хр. 39, л. 25 об.].

18 Возможно, Александра Николаевна Якобсон, которая в 1930 г. оканчивала живописный факультет АХ.

19 Возникновение школы Филонова, ее деятельность и раскол необходимо рассматривать в контексте этого сложного, во многом трагического времени. Безусловно, раскол коллектива явился прежде всего результатом ужесточения политической ситуации в стране, наступления на т.н. левые течения, в частности, планомерной травли искусства Филонова и его последователей, о чем свидетельствуют, помимо известных фактов, и версии, приводимые непосредственными очевидцами событий: «Спорили о том, доступно, нужно ли их искусство пролетариату» (Л.Ф.Фролова-Багреева); «Причина раскола — политическая. Комсомольцы и партийцы выступали против аполитичности некоторых произведений» (Е.А.Кибрик). Ученикам Филонова, не отрекшимся от него, трудно было найти работу. Поэтому, наряду с основным поводом к расколу, назывались и причины, связанные с экономическими трудностями: «...было трудное время — пятилетка, индустриализация. Продукты выдавались по карточкам только постоянно работавшим. Ученики обзаводились семьями, которые нужно было кормить» (Р.М.Левитон) [356, л. 65]. Однако, может быть, следует обратить внимание и на причины так называемого внутреннего порядка, которые могли сыграть определенную деструктивную роль в судьбе коллектива. В основу деятельности филоновской школы была положена идея коллективной работы. При этом, провозглашая как единственно возможный метод обучение в коллективной мастерской с достаточно суровым уставом, с системой товарищеского суда при отборе вещей на выставки [323, л. 3 об.; 326], Филонов строил свою модель мастерской «по ренессансному идеалу, где »мастер" не ставит себя в авторитарно-иерархическое положение по отношению к ученику, но является человеком, владеющим инструментом и секретом ремесла. <...> Мaстера и ученика связывает не столько профессиональное обучение, сколько полное единство духовных и моральных принципов, принятие общих обетов почти религиозного братства, принятие особой веры, самодисциплины и самоограничений" [75, с. 241]. Но то, что было органично для Филонова, что вытекало из неповторимого склада его личности, не обязательно оказывалось таковым для всех членов коллектива МАИ, этого сложного организма, к моменту раскола объединявшего людей, различных по характеру, темпераменту, взглядам, образованию, наконец, степени таланта и профессиональной подготовки. Во главе школы стоял профессионал, личность в высшей степени талантливая, яркая, неординарная, в характере которой подвижничество, бескомпромиссность и жесткость в отстаивании своих принципов сочетались с такими редкостными качествами, как бескорыстие, жертвенность. Филонов, несомненно, вызывал желание подражать ему, однако это желание зачастую наталкивалось на невозможность до конца понять и принять предложенную им формулу жизни в искусстве. Размышляя много позднее о причинах раскола, Т.Н.Глебова напишет: «Зачатки раскола были, по-видимому, при начале образования коллектива МАИ» [21, с. 114]. Возможно, уже тогда, в 1926 г., вскоре после прихода в коллектив, она изнутри сумела почувствовать зарождающуюся напряженность атмосферы, оказавшейся к 1930 г. чреватой взрывом.

20 Вахрамеев Константин Васильевич (1889—1934) — живописец, график. Родился в Ярославле. Учился на живописном факультете Ярославских художественных мастерских, в 1921—1922 гг. — в Петроградских ВХТМ, откуда был командирован в АХ. Во время учебы, ввиду трудного материального положения, работал наборщиком в академической типографии. Курс обучения закончил в 1925 г., однако, поскольку у студента Вахрамеева вовремя не оказалось денег «на постановку живой натуры», согласно разрешению ректора Э.Э.Эссена он приступил «к исполнению дипломной работы с выпуском 1926 г.» [160]. Один из первых учеников Филонова. Участвовал почти во всех выставках коллектива МАИ. Три произведения Вахрамеева («Автопортрет», 1927—1928; «5 в 2" и этюд к картине »1905 год в Ярославле") были приняты на выставку ленинградских художников «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» [221, л. 41, 43 об.]/$FОб этой выставке и участии или попытке участия в ней коллектива МАИ см. коммент. 124./. Во время работы над иллюстрациями к «Калевале» произошел разрыв с Филоновым. Разобраться в причинах этого конфликта теперь сложно, во всяком случае он находился в прямой связи с осложнением отношений Филонова с Капитановой. После ухода из коллектива экспонировал свои произведения на выставках ленинградских художников [148, с. 19, 50, 95].

21 Лукстынь Ян Карлович (1887—1930-е) — живописец, график. Родился в Риге. Работал слесарем. В 1918—1919 гг. воевал на фронтах гражданской войны, в результате ранения потерял правую руку; в 1919—1920 гг. находился в белогвардейском плену. Командированный в 1922 г. Латышской секцией РКП(б) в АХ, сначала был зачислен на общий курс, а затем переведен на живописный факультет. Любопытное свидетельство о материальном положении Лукстыня в этот период сохранилось в его студенческом личном деле: не имея средств на оплату натурщиков, Лукстынь просит правление АХ разрешить ему пользоваться в работе некоторыми предметами академической костюмерной — «манекеном, костюмом офицера и одним револьвером» [176, л. 12]. Знакомство с Филоновым произошло не позднее 1925 г. Косвенным подтверждением этого является заявление Лукстыня в правление АХ от 17 декабря 1925 г. об оставлении им учебного заведения. В заявлении явно прослеживается влияние взглядов Филонова на систему академического образования: «...Академия художеств не несет те знания, которые могли создать художника, полезного работника для Советского Союза. Учебный план не соответствует даже низшей школе времени царя. Академия художеств не имеет в своих рядах тех художников, которые действительно могли бы поставить Акад[емию] худож[еств] на должную высоту профессионального мастерства» [там же, л. 18]. Став в 1925—1926 гг. членом МАИ, Лукстынь участвовал в большинстве совместных работ коллектива. Художник не присутствовал на собраниях, приведших к расколу; не работал над иллюстрациями к «Калевале» и постепенно отошел от группы [21, с. 122]. На выставку «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» представил три картины («Известие о смерти Ленина», «Женский портрет» и «Портрет Ленина») [221, л. 46]. В 1930-х гг. был репрессирован/$FСвидетельство П.П.Ефимова со слов П.М.Кондратьева./.

22 Мешков Владимир Алексеевич (1893—1976) — живописец, график. В коллектив МАИ пришел, вероятнее всего, в 1929 г., перед Первой общегородской выставкой, в которой участвовал работой «Человек» (тушь) [135, с. 18]. На выставку «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» представил четыре работы, которые не были приняты комиссией к экспонированию [221, л. 8]. Для «Калевалы» исполнил пять иллюстраций.

23 Мерзляков Николай Петрович — скульптор. Вероятно, работал с Филоновым в течение 1930 г. Участвовал двумя работами («Ун» и «Сын Уна» в выставке «Советское изобразительное искусство реконструктивного периода» [221, л. 8]).

24 Ганкевич Сергей Васильевич (1892—1942) — график. Родился в Умани. Окончил Киевское художественное училище, продолжил образование в Москве. В 1918—1919 гг. работал преподавателем графического искусства и лепки в учительской семинарии г. Великие Луки. Затем — гражданская война, ранение, плен. В 1923—1930 гг. продолжил педагогическую деятельность в великолукских школах. Знакомство с Филоновым произошло, вероятно, в 1928 г., когда, по воспоминаниям Е.А.Серебряковой, Ганкевич познакомился с филоновским методом и «был поставлен »на сделанность"" [236, ед. хр. 39, л. 7 об.]. Можно предположить, что и в дальнейшем он неоднократно пользовался советами Филонова, показывая ему свои работы и работы учеников, о чем свидетельствует продолжение тех же записей Серебряковой: «У П.Н. был учитель из Великих Лук. Привез много образцов [работ] своих учеников, детей от 10 до 14 лет. Некоторые работы меня поразили выразительностью и тщательностью <...> учитель преподает по филоновскому методу. <...> Он произвел на меня впечатление человека дерзающего, упорного, с большим норовом, энергичного и любящего свое дело. В Великих Луках его считают сумасшедшим и [говорят], что дети рисуют неподобающие вещи. Рисуют они город, деревню, поле, кооператив, домашнюю обстановку, демонстрации и т.п. Толпа у некоторых из них выходит лучше, чем у некоторых художников, картины которых выставляются. Он ставит в клубах спектакли со своеобразными декорациями» [там же, л. 7—7 об.]. В составе коллектива МАИ Ганкевич участвовал в выставках «Современные ленинградские художественные группировки» [134, с. 29; 236, ед. хр. 39, л. 6 об.] и Первой общегородской выставке изобразительных искусств [135, с. 7]. Во время раскола коллектива остался с группой меньшинства. С 1931 г. жил в Ленинграде.

25 Гурвич Борис Исаакович (1905—1985) — живописец, график, художник театра. Учился в Петроградских художественно-промышленных мастерских (1919—1920) у А.Р.Эберлинга и в АХ (1921—1926) у М.В.Добужинского и К.С.Петрова-Водкина. В 1923 г. познакомился с Филоновым, в 1924 г. вошел в складывающийся коллектив МАИ и вскоре стал одним из ведущих членов «ядра» школы, ее «идеологом». До 1930 г. участвовал во всех выступлениях группы. Явился, по воспоминаниям очевидцев, одним из инициаторов раскола МАИ, в результате которого вышел из коллектива [21, с. 116, 122]. Уйдя от Филонова, работал в горкоме художников, был оформителем музейных и выставочных интерьеров, в частности павильона СССР на Международной выставке в Париже (1937). С 1938 г. преимущественно был художником-оформителем в театрах Ленинграда, Москвы, Киева, Донецка [278, л. 25], продолжая заниматься и станковой живописью.

26 Название панно, выполненного К.В.Вахрамеевым и Е.Н.Борцовой [356, л. 31] к выставке коллектива МАИ в Доме печати. Темой для панно послужило нашумевшее в 1920-х гг. дело о групповом изнасиловании в Чубаровом переулке (с 1935 г. — Транспортный) в Ленинграде. Воспоминания одного из учеников Филонова — О.В.Покровского — о «чубаровском деле» и об экспонировании панно дают некоторое представление о композиции произведения, дальнейшая судьба которого неизвестна: «Не боялись выставлять картины самого страшного содержания. Касались кистью самых темных язв. Всем вспомнился холст Вахрамеева »Чубаровщина" <...> Белое платье жертвы и черные силуэты преступников. Дамы в мехах, посещавшие выставку, холеные дамы нэпа бледнели, закрывали лицо руками, видя эту жуткую картину" [233, л. 68—69].

27 Вероятно, Ганкевич имеет в виду один из многочисленных откликов прессы на выставку коллектива МАИ в Доме печати — статью Э.Г. (Э.Ф.Голлербах) «Школа Филонова (Выставка в Доме печати)», опубликованную в веч. вып. «Красной газеты», где присутствует следующая оценка работ филоновцев: «Общественно-политический гротеск с уклоном в патологическую анатомию — вот наиболее точное определение того, что выставила в Доме печати школа Филонова» [126, л. 5].

28 Ганкевич цитирует по памяти строки Нового Завета: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал., 3, 28).

29 Шульгин Василий Витальевич (1878—1976) — политический деятель, монархист, один из лидеров четвертой Государственной думы; журналист.

30 Эссен Эдуард Эдуардович (1879—1931) — ректор АХ (1925—1929). В начале 1927 г. правление АХ обратилось с ходатайством в Главпрофобр о преобразовании института с четырехфакультетной структурой в однофакультетный вуз с четырьмя отделениями. Однако такая структура просуществовала лишь около года. Комиссия Главпрофобра при НКП, обследовавшая работу в АХ (март — ноябрь 1928), отметила, что система «парадоксального однофакультетного вуза не оправдала себя, уничтожила самобытность факультетов, подавляя их живое творчество». В результате решением коллегии НКП Эссен был снят с должности [200; 202, л. 12, 13].

31 Ганкевич ошибочно соединил имя и фамилию двух учениц Филонова — Ревекки Михайловны Левитон (Рики, как ее называли друзья; 1906—1987?/$FДаты жизни Р.М.Левитон сообщены П.П.Ефимовым./) и Алисы Ивановны Порет.

32 Возможно, имеется в виду Кручинин Алексей Васильевич (1898—?) — живописец. Учился в АХ в 1918—1925 гг.

33 Клепикова Валентина Ивановна — художница. В 1920-х гг. училась в ЛХПТ у М.П.Бобышова.

34 Серебрякова (Тетельман) Екатерина Александровна (1862—1942) — жена П.Н.Филонова. Бывший член организации «Народная воля»; деятель Ленинградского отделения Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев, существовавшего в 1924—1935 гг. Из автобиографии в дневнике: «...учительница английского языка, переводчица. Образование высшее. С 1879/80 по [18]83 — в России, за границей как член партии Н[ародная] В[оля] занималась пропагандой среди рабочих и молодежи. <...> В [18]82 и [18]83 гг. — член центральной группы партии в Одессе. С [18]83 занималась сбором средств [с] концертов, балов и т.п. для издания ВНВ/$F»Вестник Народной воли", журнал./. С [1]908 по [1]917 член группы помощи шлиссельбуржцам" [236, ед. хр. 43, л. 60 об.]. Филонов называл свою жену «дочкой». Причина этого коренится в раннем периоде их отношений. Вскоре после знакомства с Павлом Николаевичем Серебрякова записала в дневнике: «[Филонов] пришел и говорит: »...у меня столько нежности к вам, как к доченьке своей"" [236, ед. хр. 34, л. 28]. Несмотря на то что это обстоятельство было известно близким и знакомым, нередко возникали забавные недоразумения, подобные описанному Е.Н.Глебовой в ее «Воспоминаниях о брате» [20, с. 156].

35 Кон Феликс Яковлевич (1864—1941) — деятель русского и международного революционного движения. Автор книги воспоминаний «За 50 лет» [62]. Серебрякова, близкая к кругу революционной интеллигенции, писала: «...читаю »За 50 лет" Ф.Кона. Много у нас с ним общих знакомых, да и вообще [много] дорогих мне имен молодости упоминает он" [236, ед. хр. 43, л. 40 об.].

36 Исаков Сергей Константинович (1875—1953) — искусствовед, художественный критик, скульптор, музейный работник. Учился на физико-математическом факультете МГУ (1894—1898). Из автобиографии: «В 1907 г. занял место пом[ощника] хранителя Музея Академии художеств, в како[во]й должности пробыл до 1918 г. <...> Учился самоучкой. Самостоятельно изучал историю искусств» [206, л. 2]. «С 1908 г. участвовал на выставках как скульптор-анималист. Сотрудничал в периодической прессе. Выпустил в 1909—1911 гг. два издания »Скульптура из бумаги". В 1915 — два каталога Музея Акад[емии] худож[еств]" [171, л. 7]. В 1914 г. участвовал в подготовке к изданию «Юбилейного справочника Императорской Академии художеств» [152, с. IV]. В 1922—1929 гг. работал в Музее Революции. С 1929-го — заведующий художественным отделом и заместитель директора ГРМ. В 1934—1953 гг. — в АХ: заведующий кафедрой русского искусства, директор Музея АХ, директор НИИ ВАХ (1937). Неоднократно в своей искусствоведческой деятельности обращался к творчеству Филонова [48, с. 9—10; 49, с. 4—5; 50, с. 1—2; 140].

37 Ивасенко-Чумак Константин Тарасович (1874—?) — советcкий партийный и профсоюзный работник, автор «Хрестоматии международного профдвижения» (1925). В 1929—1931 гг. по направлению Ленинградского обкома ВКП(б) работал в ГРМ в должности заместителя директора по политпросветработе.

38 Бродский Исаак Израилевич (1895—1939) — живописец, график. С 1932 г. — профессор, с 1934 г. — директор ВАХ. Речь идет о «Письме в редакцию» Бродского, помещенном в веч. вып. «Красной газеты» от 25 ноября 1930 г., под заголовком «Тмутараканские дела в Русском музее. Бюрократы и чиновники прячут художника от рабочих», в котором, в частности, говорится о Филонове: «Его производственно-творческие приемы — по краскам, подходу к работе и по глубине мысли — несомненно наложат отпечаток на мировую живопись, и наша страна может им вполне заслуженно гордиться» [345, л. 93]. Под тем же заголовком помещена и заметка А.К.Бурова и М.П.Цыбасова «Открыть выставку Филонова», где авторы, говоря о напряженной работе художника, его бескомпромиссности, пишут: «Мы согласны с письмом в редакцию художника И.И.Бродского, которое ценно еще и потому, что сам Бродский представляет противоположное Филонову крыло в живописи» [там же].

39 Вероятно, речь идет о Бурове Андрее Константиновиче (1900—1957) — архитекторе.

40 Глебов-Путиловский Николай Николаевич (1883—1948) — профессиональный революционер, ветеран партии (член РСДРП с 1901 г.; партийная кличка — Степан Голубь) и рабочего движения; девять раз избирался членом Совета рабочих депутатов от Путиловского завода; работник Коминтерна. В 1919—1921 гг. был заведующим окружным фотокинокомитетом, руководил фотосъемками таких форумов, как 2-й (Петроград, 1920) и 3-й (Москва, 1921) конгрессы Коминтерна. «На одной из фотографий был Николаем Николаевичем запечатлен момент, когда В.И.Ленин слушал выступления делегатов на 3-м конгрессе Коминтерна. Поза Ленина на этом фотоснимке была использована художником И.И.Бродским для создания его известной картины »В.И.Ленин в Смольном" (1930)" [228, л. 71]. Был человеком широко образованным, одаренным в различных областях («талантливый беллетрист, публицист, пропагандист и администратор» [там же, л. 1]). О музыкальной одаренности Глебова, который обучался пению в студии профессора М.Б.Кручини, свидетельствует сохранившаяся в ОР ГРМ программа вокального концерта с его участием в женевском Зале Реформации 11 марта 1905 г. [267] В 1919 г. женился на сестре Филонова — Евдокии Николаевне. В 1938 г. был арестован и сослан на восемь лет в уральский исправительно-трудовой лагерь. После продления срока ссылки умер от дистрофии. В 1958 г. посмертно реабилитирован. Сохранились лагерные письма Глебова родственникам, являющиеся ценным историческим документом [262].

41 Зальцман Павел Яковлевич (1912—1985) — живописец, график, художник кино, искусствовед. Впервые экспонировал свои произведения в 1935 г./$FСведения из архива, хранившегося в период подготовки публикации в Алма-Ате у дочери художника, искусствоведа Елены Павловны Зальцман./ В 1930—1932 гг. был членом коллектива МАИ. «Знакомство с Павлом Николаевичем Филоновым <...> формально было случайным. В журнале »Красная панорама" была опубликована статья с выставки произведений школы Филонова в Доме печати. Помещенные репродукции с нескольких картин и барельефа «Свержение буржуазного строя» (к сожалению, не сохранившегося) настолько заинтересовали Зальцмана, что, узнав адрес Филонова <...> он явился к нему. <...> Первое же посещение, разумеется, вызвало переворот. <...> Ученичество у Филонова и принадлежность его школе продолжались до самой смерти мастера"/$FЗдесь и далее воспоминания о Зальцмане предоставлены искусствоведом В.С.Бучинской, составителем альбома и автором вступительной статьи о художнике [11]./. Зальцман участвовал в оформлении «Калевалы», для которой сделал две иллюстрации. Профессиональная деятельность его была многогранна: он работал на киностудиях «Ленфильм» (1931—1941), затем «Казахфильм»; преподавал историю искусств в Алма-Атинском художественном училище и Казахском государственном университете, оказывая большое влияние на формирование художественного вкуса алма-атинской интеллигенции. В.С.Бучинская вспоминает: «Павел Яковлевич Зальцман значил для меня очень много. <...> В нашей — алмаатинцев — жизни таких людей было немного, можно назвать еще С.И.Калмакова, Е.А.Говорова. Это были представители »той культуры", поэтому мы впитывали в себя все, что способны были увидеть, почувствовать и понять". Зальцман «занимался музыкой, писал песни на свои стихи, писал рассказы, рассказывал о работе над собственной философской системой »об императиве"".

42 Возможно, Шилина Ольга Николаевна (1903—?) — архитектор. В 1920—1926 гг. училась в Архитектурном институте при ВАХ, защитила дипломную работу на тему «Здания Академии художеств и Художественно-промышленного техникума» [198].

43 Театр рабочей молодежи. Трамовское движение, участниками которого были в основном самодеятельные полупрофессиональные кружки, возникло во второй половине 1920-х — начале 1930-х гг. Первый ТРАМ был создан в Ленинграде из комсомольского драматического кружка при Доме коммунистического воспитания им. Глерона. Руководил кружком, а затем театром М.В.Соколовский. Вскоре «почин Ленинграда нашел себе живой отклик во всем СССР» [277, л. 1, 3; 105, с. 11]. Центральный Московский ТРАМ (с 1936 г. — Московский театр Ленинского комсомола) открылся 1 октября 1927 г. В 1928—1932 гг. художественное руководство им осуществлял рабочий совет в составе П.И.Соколова, Ф.Ф.Кнорре, Н.К.Чемберджи, Е.А.Кибрика. К концу 1920-х гг. в трамовском движении стал нарастать кризис, вызванный неоднозначным отношением к вопросу профессионализма в театре, роли драматургии и т.д. [80, с. 82; 106, с. 68; 110, с. 143, 147—148; 280, л. 112; 334].

44 Вероятно, Волков Николай Дмитриевич (1898—?) — театровед. Автор статей о ТРАМе [277, л. 1, 3; 280, л. 25].

45 Чичеров И.И.— сотрудник Главискусства, председатель центрального совета ТРАМов, один из теоретиков трамовского движения [280, л. 112; 330; 339, л. 99].

46 Программная статья Филонова по изобразительному искусству [111, с. 13—15].

47 Одна из статей Филонова, посвященных системе преподавания в АХ [239; 240; 243; 253—256].

48 Речь идет о «второй, доразвитой» редакции статьи «Идеология аналитического искусства и принцип сделанности» (1922—1923), которая в тот период, по свидетельству Филонова и Е.Н.Глебовой [238, л. 2; 225, л. 9], «расходилась в рукописях». Первая редакция была написана в 1914—1915 гг.

49 Возможно, Соболева Нина Александровна (1892—1942 ?), которая в 1922—1926 гг. училась на живописном факультете ВАХ [203, л. 119]. Может быть, Соболева Людмила, учившаяся в 1928 г. на 4-м курсе ЛХПТ вместе с П.И.Важновой и Д.З.Двоскиным [351, л. 23].

50 В дневнике Е.А.Серебряковой более подробно освещается беседа Филонова 6 декабря 1930 г. с представителями ЦМ ТРАМа: «...Чичеров и [Волков]/$FНаписанная Серебряковой фамилия »Волков" везде исправлена на «Соколов». Путаница, вероятно, вызвана опозданием жены Филонова к началу беседы. Свидетельством же в пользу того, что беседа Филонова состоялась с Волковым и Чичеровым, может служить фраза из письма Соколова, полученного Филоновым 8 декабря 1930 г.: «...Жалею, что не удалось встретиться» [245, л. 16 об.]./ <...> сегодня явились во втором часу. <...> При мне они звали П.Н. работать с ними в ТРАМе, так как ТР[АМ] развертывает и расширяет свою деятельность в искусстве, затрагивая другие области, и они [трамовцы] думали, познакомившись с его [Филонова] искусством, что он близок им и что никто, как он, в этом деле помочь им не сможет. <...> Попросили дать его идеологию, дабы с нею познакомиться. <...> «Затем, — говорит Чичеров, — <...> попросим вас приехать к нам. Поговорим с вами о ней [об идеологии], а там, может быть, сделаете два-три доклада. А поехали бы вы куда-нибудь работать?» — «Для меня самое подходящее место Ленинград, но если нужно будет, то и на край света отправлюсь». — «А в Москву, ведь вы москвич, кажется?» — «И в Москву поеду». <...> [Волков] <...> спросил Ф[илонова]: «Почему вы одним и тем же методом подходите к живому существу, как, напр[имер], формула городового, и к явлениям природы, как, напр[имер], формула весны. Мне кажется, это явления разного порядка». Ф[илонов] ответил, что двух методов мышления быть не может; есть один лишь метод — диалектический, и им он мерит все явления жизни" [236, ед. хр. 41, л. 7—8].

51 Соколов Павел Илларионович — комсомольский работник, ленинградский журналист, затем руководитель ЦМ ТРАМа.

52 Вероятно, письмо, опубликованное в веч. вып. «Красной газеты» от 16 декабря 1930 г./$FСм. коммент. 55./

53 Паненков Алексей Иванович (1907—?) — живописец-монументалист. Окончил два курса Череповецкого педагогического техникума. В 1928—1930 гг. учился в АХ, получил звание художника монументальной живописи и направление на педагогическую работу (в личном деле фигурируют два адреса: Иркутский изотехникум и Пермский художественный техникум) [184].

54 Вероятно, Рашевского Михаила Николаевича — петербургского художника, гравера, работавшего для издательств И.Д.Сытина и Ступина.

55 В данном номере «Красной газеты», в продолжение дискуссии о выставке произведений Филонова, начатой 25 ноября 1930 г., были помещены три небольшие заметки. В первой — «Еще о выставке Филонова» — было выражено мнение редакции о необходимости общественного просмотра для окончательного решения вопроса о выставке [34, с. 4]. Под рубрикой «За показ творчества Филонова» были напечатаны пять коллективных писем, подписанных помимо В.А.Мешкова Н.Э.Радловым, Н.П.Акимовым, В.В.Дмитриевым, Т.П.Чернышевым, Б.М.Эрбштейном, С.М.Гершовым и коллективом МАИ, в которых художники присоединялись к протесту И.И.Бродского «против возмутительного отношения, проявленного дирекцией Русского музея к выставке Филонова», а также требовали «привлечь к ответственности тормозивших открытие выставки» [91, с. 4]. И наконец, в третьей заметке — «Выставка не была »спрятана"" — инспектор по музеям Зайцев и инспектор изосектора искусств облоно Рабинович писали, что выставка работ Филонова «не была разрешена к открытию инспектором музеев с ведома и согласия сектора облоно. <...> Нужно, чтобы художник если не темой, то, во всяком случае, своим подходом к вещам и явлениям приближался к пролетарскому мировоззрению и мироощущению. Есть ли это у Филонова? По нашему мнению, нет...» [37, с. 4].

56 Речь идет о втором общественном просмотре выставки Филонова. Накануне администрация музея разослала печатное приглашение: «Государственный Русский музей приглашает Вас на общественный просмотр выставки художника Филонова, имеющий быть 26 декабря с.г. в 7 часов вечера в помещении Художественного отдела Государственного Русского музея. Инженерная ул., №4" [345, л. 5]. Об итогах просмотра Филонов писал: »Хотя на втором общественном просмотре выставки Филонова, устроенном музеем, в ответ на статьи в «Веч[ерней] Кр[асной] газ[ете]»/$FИмеется в виду упоминавшаяся серия статей в двух выпусках «Красной газеты» — от 25 ноября и 16 декабря 1930 г./ подавляющее большинство высказалось за открытие выставки — президиум объявил, не голосуя вопроса, что выставка открыта не будет. Единственный деловой довод отвода — музей не будет делать персональных выставок, а только групповые — отводится тем, что в день просмотра музей открывал персональную выставку грузинского художника Пиросманашвили, и тем, что искусство Филонова дело не персональное, а общественное, за ним идут сотни учащихся, от его работ возникло не одно течение в искусстве. На втором общественном просмотре рабочих совершенно не было" [241, л. 1]. Выражая свою неудовлетворенность ходом и итогами второго общественного просмотра, Филонов «требует широкого общественного и партийного просмотра его идеологии. Он протестует против многолетней клеветы и травли. Его надо выслушать, пусть выскажутся и его враги. Надо сделать третий общественный просмотр его выставки...» [там же, л. 8]/$FТексты протоколов общественных просмотров выставки Филонова см.: [212, л. 13—16; 269]./.

57 Баскаков Николай Павлович — сотрудник Наркомпроса, журналист. В конце 1920-х гг. — директор Ленинградского Дома печати. Будучи человеком прогрессивных взглядов, покровительствовал театру режиссера-экспериментатора И.Г.Терентьева, филоновской школе, обэриутам. В 1928 г. был арестован, обвинен в троцкизме и сослан в лагерь, где некоторое время работал фотографом. После лагеря отбывал ссылку. Умер, вероятно, в 1930—1940-е гг.