1967 был юбилейным – 50 лет Великой Октябрьской Революции. Это означало необходимость демонстрации новых достижений во всех областях жизни СССР. Нужно было убедительно доказать миру преимущества советской модели социализма. Главной демонстрацией успехов, стал с 1957 г., космос. Спутник и Гагарин cтали основными символами СССР. Завоевание космоса обеспечивало технический прогресс всего человечества. В 1966 году был создан, еще по проектам покойного «Главного конструктора» Сергея Павловича Королева, имя которого почти все узнали лишь из его некролога, новый космический корабль «Союз», рассчитанный на трех космонавтов и способный к стыковкам с другими космическими кораблями. ( Сергей Королев умер 14 января 1966 г. в возрасте 59 лет на операционном столе во время достаточно рутинной операции по удалению полипов прямой кишки. Эту слишком затянувшиюся из-за осложнений операцию проводил лично Министр здравоохранения СССР профессор Б. В. Петровский, бывший в прошлом хирургом). Сокрытие имен главных разработчиков военной техники было продуманной политикой. Оно переносило славу их достижений на «руководителей партии и правительства». На 1967 год был запланирован полет в космос «Союза-1» и стыковка его с «Союзом-2». Это общение двух команд в космосе должно было поразить весь мир. В команду «Союза-1» готовили не только Владимира Комарова, уже опытного космонавта – инженера, дважды Героя Советского Союза, но и Юрия Гагарина, который хотел вернуться к полетам. Однако предварительные испытательные беспилотные полеты «Союза-1» оказались неудачными. Первый из них был взорван по команде с Земли, так как он сбился с орбиты. При запуске резервного аппарата взорвалась на космодроме ракета-носитель. Третий беспилотный испытательный запуск прошел успешно. Но космический корабль при спуске сбился с курса и упал в Аральское море, где и затонул. Несмотря на неудачи, которые, как обычно, скрывались, было принято решение в четвертый раз отправить пилотируемый «Союз-1», но лишь c Владимиром Комаровым, оставив Юрия Гагарина дублером. Резервных космических кораблей уже не осталось. «Союз-2», в случае успеха, должен был лететь на стыковку на следующий день с тремя космонавтами. «Союз-1» с Владимиром Комаровым успешно вышел на орибиту 23 апреля. Однако солнечные батареи по неизвестным причинам не раскрылись. Необходимой энергии для стыковки и жизнеобеспечения не было. Полет «Союза-2» был отменен и Комаров получил инструкцию спускаться на Землю. При входе в плотные слои атмосферы не раскрылся основной парашют, а запасной запутался в стропах. Трагедия Комарова, раскаленная капсула которого ушла глубоко в землю, потрясла всех.
В научных институтах юбилейный год отмечался конференциями и ИМР не был исключением. Сборник трудов конференции ИМР: « Радиация и организм: 50-летию Советской власти посвящается» хранится в моей библиотеке до сих пор. Первый доклад «Радиационная генетика популяций» сделал Н. В. Тимофеев-Ресовский, второй, «Радиочувствительность организма млекопитающих», В. И. Корогодин с сотрудниками. Наш отдел уже явно доминировал в экспериментальной работе института. Из 80 опубликованных докладов почти двадцать вышли из трех лабораторий отдела радиобиологии и генетики. Мой доклад «Действие облучения на биосинтез гемоглобина» обобщал результаты опытов, начатых еще в 1963 году. В январе 1967 года я также закончил новую книгу «Молекулярно-генетические механизмы развития». Ее быстро одобрили в издательстве «Медицина» и в Редакционно-издательском совете при Президиуме АМН СССР. Уже в марте рукопись была сдана в набор и я стал получать листы корректуры. Был обеспечен и перевод книги на английский в нью-йоркском издательстве “Plenum Press”, уже без моего непосредственного участия. «Медицина» (бывший «Медгиз») могла продавать права на перевод по рукописям, или по версткам, обеспечивая иностранных партнеров качественными копиями рисунков, фотографий и графиков. ( Русский тираж книги вышел в продажу в начале 1968 г.на хорощей бумаге и с суперобложкой, тиражем 5000 экз., английский в 1970 г.).
Юбилеи, однако, могут омрачаться не только трагедиями в космосе. Как-то поздно вечером ко мне в кабинет в институте прибежал возбужденный Станислав Харлампович, мой друг и старший научный сотрудник отдела радиационной патоморфологии, расположенного этажом выше. «.. Жорес!.. срочно нужны 20 литров абсолютного спирта.. Для фиксации легких… Меня вызвали из дома для неотложной работы..». В железном шкафу в комнатке при кабинете я хранил токсичные реактивы и большой запас спирта. Я взял десятилитровую бутыль, Станислав понес вторую. В отделе патоморфологии уже никого не было, рабочий день давно закончился. В препараторской комнате в целлофановых или полиэтиленовых пакетах лежали на льду 12 пар свежих человеческих легких, еще желто-серых, с обрезками трахей, явно отпрепарированных совсем недавно у погибших людей, вдохнувших очень концентрированный радиоактивный аэрозоль. В каком-то реакторе - их собирали и испытывали в Обнинске для подводных лодок - произошло, очевидно, расплавление топливной сборки и повреждение герметизации. Предотвратить более крупную аварию кто-пытался без нужной защиты. Деталей Харлампович не знал и я его не распрашивал. Ему поручили срочно зафиксировать ткани легких для последующей радиоавтографии и микрорадиоавтографии, которые могли бы установить природу «горячих» радиоактивных частиц, осевших в альвеолах. Ткани легких явно были источником внешней радиации, но мы ее не измеряли. Закончив фиксацию, мы уехали домой, у Харламповича был «Москвич». Никаких обсуждений этого случая между нами никогда впоследствии не было. Гибель людей и ее причины оставались тайной, даже в Обнинске. Сколько еще людей получили разные дозы облучения при данной аварии и куда их отправили оставалось неизвестным. Все сотрудники пострадавшего «объекта» и члены их семей дают подписку о неразглашении –это обязательное условие финансовой компенсации и пенсионных выплат. Я также не рассказывал никому об этом эпизоде и не пытался выяснить его причины. Заведующие лабораториями и отделами в ИМР также давали обязательную подписку «О неразглашении государственных секретов» на срок в 25 лет. Однако от чтения секретных документов я всегда отказывался, объясняя в спецотделе, что моя работа этого не требует. «Допуск» к секретным материалам я также не оформлял. ( В сентябре 2011 года, давая интервью на разные темы городской обнинской "Новой газете", я упомянул и этот эпизод. Перед публикацией материала редакция попыталась проверить информацию. Харлампович умер несколько лет назад, но его жена Людмила Уклонская сказала, "что она смутно припоминает, что однажды мужа срочно вызвали для работы с легкими, но, по ее мнению, это могли быть легкие животных, умерших во время какого-нибудь эксперимента". НГ. №39, стр.6. 7 октября 2011). Станислав, по понятным причинам, не рассказывал дома про свою экстренную работу. Экспериментыльными животными в то время могли быть лишь мыши, крысы, морские свинки или кролики. Спутать легкие грызунов с человеческими было невозможно. Прим. автора).
Но о том, что Жорес Медведев случайно узнал секрет данной аварии нигде не было известно. Харлампович не имел права обращаться ко мне за помощью и несомненно никому об этом не докладывал. У него поздно вечером в тот день просто не было другого выхода. Это облегчило мою жизнь и в будущем. Жизнь «секретоносителей» в СССР была слишком сложной и имела множество ограничений. (Лишь недавно стало известно, что 18 января 1970г. на заводе «Красное Сормово» в Горьком при испытании реактора для подводной лодки К-320 произошел выброс радиоактивности, при котором облучились сотни человек. Быстрая смерть наступила у трех рабочих, десятки других погибли позже от острой лучевой болезни. Дозиметрии не проводили, так как рабочие из цеха, их было около тысячи, в панике разбежались, даже не сняв спецодежды. Эта авария стала известной лишь через 30 лет, после истечения срока подписки о неразглашении. Пострадавшие рабочие и участники ликвидации объединились в общество «Январь-70», добиваясь лучшей медицинской помощи и компенсаций.( См. «Чернобыль на «Красном Сормове». Российская Федерация Сегодня № 8, 2004).
Главной политической сенсацией марта 1967 года стал побег из СССР в США Светланы Аллилуевой, дочери Сталина. Сороколетняя женщина, мать двух детей, кандидат исторических наук , член КПСС и научный сотрудник Института мировой литературы, Аллилуева, приняв фамилию своей матери, не обращала на себя внимания, живя зимой в элитном «Доме на Набережной», а летом в не менее элитном дачном поселке «Жуковка». О том, что она писала мемуары, никто не знал. Побег через Индию был спланирован очевидно задолго и с редким воображением. Рукопись воспоминаний Светлана провезла в урне с прахом своего последнего мужа Браджеша Сингха, престарелого индийского коммуниста, тяжело болевшего уже при вступлении в брак с дочерью Сталина, у которой он был четвертым или пятым супругом. Похороны покойного мужа по религиозной традиции и завещанию обязательно следовало проводить на родине, прах покойного развеивался над водами Ганга. Вернувшись в Нью Дели с похорон Аллилуева сумела войти в американское посольство и попросить политическое убежище. При переезде Аллилуевой из Индии в США агенты КГБ в Италии, по приказу В. Семичастного, пытались ее похитить, но потерпели провал. США предоставили дочери Сталина политическое убежище. Ее пресс-конференция в апреле 1967 года передавалась всеми радиостанциями. Лично я слушал ее по «Голосу Америки». Глушение иностранных радиопередач, достаточно эффективное в Москве, было заметно слабее в Калужской области.
Столь крупный провал КГБ привел к неизбежному смещению В. Семичастного и к переводу его «на другую работу» в Украину. На пост Председателя КГБ был назначен Юрий Андропов, для которого это было повышением. Еще в 1966 году Президиум ЦК КПСС получил прежнее наименование «Политбюро», а Первый Секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев вернул себе титул «Генерального секретаря». Эта реформа психологически усиливала власть Брежнева, которой он, однако, не злоупотреблял. Он больше всего любил спокойную комфортабельную жизнь, охоту, застолья и все другие «земные» удовольствия. Его гордостью стала большая коллекция спортивных и представительских автомобилей, новые модели которых он получал в подарок от лидеров разных стран. Второй его страстью были ордена и медали, их было у него теперь больше, чем у многих боевых маршалов. Но почти все они были получены уже после окончания войны.
Переход Андропова на пост Председателя КГБ сопровождался введением его и в состав Политбюро, сначала "кандидатом". Соответственно происходило и значительное расширение этой организации, особенно ее политических функций. Постепенно начали создаваться отделы и группы КГБ для борьбы с актами «идеологической диверсии», этим расплывчатым термином стали обозначать почти все формы политической оппозиции или просто критики властей. Эти отделы объединились в новое «Пятое» Управление КГБ, получившее название « Управление по организации работы по борьбе с идеологическими диверсиями противника». Впоследствии его переименовали в«Управление по защите конституционного строя СССР». Штат управления, имевшего областные и региональные отделы, был определен в 2500 сотрудников. Все эти подробности стали известны лишь в 1992 году после рассекречивания переписки между КГБ и ЦК КПСС. Именно из этих рассекреченных документов я узнал впоследствии и то, что Жорес Медведев попал под более плотное наблюдение КГБ в 1967 г.
31 июля 1967 года КГБ в докладной с грифом «совершенно секретно» сообщал в ЦК КПСС:
« Комитет госбезопасности докладывает, что по полученным данным, проживающие в Обнинске Калужской области кандидат биологических наук МЕДВЕДЕВ Жорес и его близкий знакомый ПАВЛЕНЧУК Валерий приступили к размножению на пишущей машинке неопубликованного романа А. Солженицына « В круге первом» с целью распространения его
среди научных сотрудников в г. Обнинске. Для этой же цели планирует свою поездку в Обнинск научный сотрудник Института истории АН СССР ЯКИР Петр Ионович, который известен как участник ряда антиобщественных проявлений и выступающий с политически вредными заявлениями.
Учитывая, что роман А. Солженицына «В круге первом» является политически вредным произведением, в случае выезда Якира П.И. в Обнинск и получения им экземпляров романа считаем необходимым Якира П.И. задержать и изъять у него эти рукописи, а в отношении Медведева Жореса поручить Обнинскому горкому КПСС принять меры к пресечению его антиобщественной деятельности.
Прошу рассмотреть.
Председатель Комитета госбезопасности Андропов» (Росс.гос. архив новейшей истории (РГАНИ) Коллекция, ф.89, перечень 17, док.45).
Этот документ, судя по подписям, прочитали Суслов, Кириленко, Пономарев и другие члены Политбюро (кроме Брежнева). Общая резолюция была «Согласиться».
Эта докладная в ЦК КПСС была основана на ложной информации, полученной, по-видимому, в результате прослушивания разговоров Якира, который никогда не отличался осторожностью. Роман «В круге первом» я прочитал еще в январе 1965 года на квартире генетика В. П. Эфроимсона в Москве. Он был знаком с Солженицыным и получил от него рукопись на хранение. Друзья могли читать, но без выноса из квартиры. Я тогда провел у Эфроимсона почти сутки. Роман по советским стандартам был очень интересен, но слишком перегружен многочисленными отступлениями и рассуждениями. Это было почти 900 страниц машинописи. Для «самиздата» такой большой объем не годился. Вообще никаких рукописей «самиздата» я не перепечатывал и не распространял. Валерий Павлинчук, молодой талантливый физик – теоретик, был в 1967 г. моим хорошим другом. Он, как я уже упоминал, являлся одним из главных участников обнинской команды КВН.
Валерий Павлинчук был в середине 60-х годов наиболее яркой фигурой в Обнинске среди молодых физиков. В 1964 году, когда я с ним познакомился, ему исполнилось лишь 27 лет. Но он уже был не только сотрудником, но и парторгом теоретического отдела Физико-энергетического института (ФЭИ). Чем конкретно он там занимался я не знал, вопросов об этом работникам секретных институтов обычно не задают. Именно Павлинчук был инициатором создания обнинской команды КВН. Ему принадлежала и идея организации «Дома ученых» в клубе ФЭИ, в котором он стал председателем «Программного совета». От имени «Дома ученых» Павлинчук обращался к многим известным тогда писателям, артистам и ученым, большинство из которых соглашалось приехать в Обнинск для встреч, выступлений и дискуссий. Власть партийных и местных городских организаций в Обнинске была слабой, просто потому, что институты были секретными и «московского» подчинения. Даже Секретарь калужского обкома Кандренков не мог, например, пройти на территорию ФЭИ, где каждое здание имело самостоятельную систему пропусков.
В 1965 Павлинчук, Валентин Турчин, Николай Работнов и Юрий Конобеев, все из теоретического отдела ФЭИ, стали готовить небольшую книжку «Физики шутят», которая после публикации в 1966 году в издательстве «Мир» быстро оказалась «советским» бестселлером. Научный юмор стал новым жанром. Здесь были собраны разные юмористические, шутливые высказывания и необычные случаи из жизни и каррикатуры знаменитых зарубежных и советских физиков. Некоторые имели политический контекст.
Благодаря своим многочисленным контактам в Москве Валерий Павлинчук стал привозить в Обнинск и некоторые работы «самиздата», которые читались главным образом сотрудниками ФЭИ. На деятельность Павлинчука, по-видимому, обратили внимание и в Москве. На одно из выступлений в «Доме ученых» удалось пригласить Анастаса Ивановича Микояна, ставшего пенсионером в 1965 году. «Сталинского наркома» встретили сначала настороженно. Но он, опытный оратор, подробно рассказал, как именно ему удалось, прилетев на Кубу в 1962 году, уладить компромисом без серьезных конфликтов известный «Кубинский ракетный кризис», грозивший миру атомной войной. Его характеристики Хрущева, Кастро и Кеннеди были исключительно интересными. Отношение к Микояну сразу изменилось. В честь оратора в клубе ФЭИ устроили обед. Один из сопровождавших Микояна людей, пожилой человек Г., быстро нашел с молодыми физиками общий язык. Он пригласил Павлинчука к себе домой в Москве и показал ему не только литературу «самиздата», но и «тамиздата», книги на русском, изданные за границей. Он разрешал Павлинчуку брать некоторые книги в Обнинск. Но по возвращении книг, он всегда интересовался, кто именно прочитал ту или иную работу. (Впоследствии я узнал, что он оказывал такие же «услуги» и некоторым московским диссидентам). Среди диссидентов такие вопросы обычно не задавались. Но Павлинчук был доверчив и неопытен. Однажды Павлинчук привез из Москвы книги Милована Джиласа «Новый класс» и «Три встречи со Сталиным». Это была формально «запрещенная литература». Она служила приманкой для многих. Обыск, вскоре проведенный в теоретическом отделе ФЭИ, обнаружил книги Джиласа, «Письмо Ф. Раскольникова Сталину» и некоторые другие «нелегальные» издания. Была создана комиссия горкома КПСС, в которую в период 14-17 ноября 1967 года вызывались « на собеседование» работники теоретического отдела. Павлинчук, признанный «зачинщиком», был исключен из КПСС и лишен «допуска» к секретным работам. Это означало автоматическое увольнение из ФЭИ. Вскоре Валерий Павлинчук попал в больницу. У него обострился хронический нефрит. Пересадок почек в то время еще не делали. Но почечный диализ, который уже был освоен, мог бы спасти жизнь Валерия. На всех больных диализных аппаратов, однако, не хватало и решения о том, кого именно следует лечить этим медодом принималось в Министерстве здравоохранения СССР. Павленчук не попал в число привилегированных пациентов. Похороны Валерия Павлинчука превратились в Обнинске в демонстрацию. Приехало немало и москвичей. Был среди них и тот пожилой партиец, который обеспечивал ФЭИ «тамиздатом». Процессия с гробом через город по проспекту Ленина фотографировалась видеокамерами. Фиксировались и прощальные речи на кладбище . В это время готовилось второе расширенное издание книги «Физики шутят». Ее подписывали к печати уже после смерти Павлинчука. В новом названии книги «Физики продолжают шутить» был ясный для всех намек, который цензура не смогла уловить.
Юбилей в геронтологии и Алекс Комфорт (Alex Comfort)
Всесоюзное геронтологическое общество и Институт геронтологии АМН СССР в Киеве отмечали полувековой юбилей Октябрьской Революции организацией международного симозиума в Киеве по теме «Биология старения». Симпозиум планировался на начало июня и я, с докладом «Генетические аспекты старения», был одним из его участников. Иностранных ученых было немного. Среди них была Анна Аслан (Anna Aslan) из румынского Института геронтологии, утверждавшая, что их институт создал препарат геровитал, способный омолаживать стариков. Приехал 86-летний Фриц Верзар (Friz Verzar), директор небольшого швейцарского частного института геронтологии, автор теории старения, связывавшей этот процесс с ростом числа сшивок между волокнами коллагена. Был приглашен и Алекс Комфорт (Alex Comfort), автор лучшей в то время книги по биологии старения ("The Biology of Senescence"), второе издание которой было как раз в это время переведено на русский язык. Алекс Комфорт в 1965 году основал в Англии новый международный журнал “Experimental Gerontology”, что расширяло возможность публикации статей по проблемам старения, не относящимся к медицине.
Киевский институт геронтологии АМН СССР, созданный в 1956 по инициативе старейшего тогда члена ЦК КПСС и Председателя Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова, стал крупнейшим в этой области не только в Европе, но и в мире. Стареющие члены советской элиты верили, что продление жизни теми или иными препаратами возможно и не скупились на финансирование работ института. Здесь была создана довольно большая клиника, в которую помещали только долгожителей, людей достигших не менее 95 лет. Задача состояла в том, чтобы раскрыть секреты их долгой жизни, исследовать их физиологию, биохимию, питание и образ жизни. К 1967 году, когда Ворошилову было уже 84 года, институт все еще не имел для него никаких рекомендаций и не подтвердил полезных свойств геровитала.
Алекса Комфорта я знал уже давно, но лишь по переписке. Я прочитал еще первое издание его книги, вышедшее в Лондоне в 1956 году. Второе издание, появившееся в 1964, было явно лучшей в мире книгой по общей биологии старения, хотя автор не старался пропагандировать какую либо главную теорию. Я рекомендовал книгу Комфорта к переводу в Издательстве иностранной литературы, только что переименованном в издательство «Мир», и русский перевод появился именно в начале 1967 года. Я привез несколько экземпляров в Киев, вместе с небольшим гонораром в рублях, который издательство начисляло в случае приезда дружественных авторов в СССР по приглашению. В то время я не знал, что Алекс Комфорт является не только геронтологом. Его интенсивная и плодотворная деятельность в этой области, казалось, не оставляла времени для других занятий. Он читал курс сравнительной геронтологии на кафедре зоологии Лондонского университета и был безусловно наиболее авторитетным геронтологом не только в Англии, но во всей Европе. Только в Киеве во время бесед и прогулок по городу я обнаружил, что Комфорт был, прежде всего, писателем и поэтом. Он написал и опубликовал 12 романов, первый из них, когда ему было всего 18 лет, четыре книги поэзии и несколько пьес. По политическим убеждениями Комфорт был анархистом. Он не занимал оплачиваемых «штатных» должностей и вел научную работу по небольшим грантам, не создавая лаборатории. Комфорт также был пацифистом и активным противником атомного оружия. Он участвовал в демонстрациях против ядерных испытаний и за ядерное разоружение. За одну из демонстраций он поплатился месяцем тюрьмы, деля камеру с лордом Бертраном Расселом (Bertrand Russell), лауреатом Нобелевской премии по литературе, инициатором этого протеста. Но я также не знал, что Комфорт был еще и авторитетом в проблемах эротики. После визита в Индию в 1964 году он перевел на английский с санскрита знаменитую книгу древней эротики - "Камасутру"("The Kama Sutra"). Необычайной особенностью Комфорта, возможно объяснявшей столь большую продуктивность ( к 57 годам в 1967 году он написал больше 50 книг по многим темам), была исключительная быстрота мышления, отражавашаяся и в очень быстром разговорном языке. К медицине он относился скептически, называя ее «индустрией болезней».
Но при всей широте интересов и кругозора Комфорт почти совсем не знал СССР, куда приехал в первый раз. Киев произвел на него большое впечатление. Красивый, хорошо спланированный город с прекрасным меторополитеном. Современные здания и старинные соборы, удобный транспорт, благополучное население, отсутствие трущоб. Много парков и бульваров, величественный Днепр. Он хотел посмотреть в Киеве и квартал «красных фонарей», обязательную часть любой западно-европейской столицы. Был удивлен отсутствием здесь этого привычного признака «свободного мира». В беседах мы затрагивали и проблемы политики, в частности, цензуры и контроля переписки. В Лондон Комфорт увез по моей просьбе «Письмо Солженицына IV Всесоюзному Съезду Советских Писателей». Я получил его по почте 15 мая, за три дня до открытия съезда писателей. Солженицын отправил до начала этого форума делегатам и друзьям 250 копий, каждую с собственноручной подписью и обратным рязанским адресом. Текст письма, при его составлении, в начале мая он обсуждал с Тимофеевым-Ресовским. В это время Солженицын жил в «Борзовке», возле Обнинска, интенсивно писал ( уже, как сейчас известно, заканчивая) «Архипелаг» и часто приезжал к Тимофееву-Ресовскому записывать его образные рассказы об аресте, допросах, следствии, «Карлаге», этапах и пересылках.( Многие из этих рассказов вошли в «Архипелаг», я их впоследствии узнавал даже по стилю. Солженицын записывал рассказы без магнитофона, по памяти и в них, особенно в биографии Николая Владимировича, есть неточности). Но о том, что Солженицын писал тогда эпопею Гулага, ни Тимофеев-Ресовский, ни я ничего не знали. Это был глубокий секрет автора). Столь широкая рассылка Солженицыным письма съезду означала фактическую предачу его и в «самиздат» и в «тамиздат» Это явно было и желанием Солженицына, не приглашенного на заседания Съезда. Когда Комфорт спросил меня – кому передать письмо Солженицына в Лондоне - я отправлял оригинал с подписью,- я ответил: « в Буш хауз». «Bush House»- это была резиденция русской службы Би-би-си.
Реальное правозащитное движение в СССР началось в результате судебного процесса над писателями А. Синявским и Ю. Даниелем, который был формально «открытым» и продолжался с осени 1965 до февраля 1966 года. Авторов литературных произведений, иногда сатирических, обвиняли по статье 70 УК РСФСР, предусматривавшей лишение свободы до 7 лет «За антисоветскую агитацию и пропаганду, проводимую в целях подрыва или ослабления Советской власти». Литературные произведения, опубликованные во Франции, под эту статью явно не подходили и сам по себе суд в значительно большей степени мог служить и служил «антисоветской пропагандой». Синявского приговорили к 5, Даниеля к 7 годам лишения свободы. В движение за освобождение писателей включились сотни людей. Но власти решили не сдаваться. Поскольку ни литературу, ни публицистику нельзя было считать антисоветской «пропагандой и агитацией», в конце 1966 года был принят дополнительный закон (Указ Президиума Верх. Совета РСФСР от 16 сент.1966г.) 190-1, рассматривавший как преступление «Систематическое распространение заведомо ложных клеветничесих измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Сроки по этой статье, до 3 лет, были немного скромнее. Именно по этой статье предполагалось преследовать авторов и распространителей «самиздата» и «тамиздата», и нам с Роем необходимо было теперь это учитывать.
Лично я примерно в этот период решил сосредоточиться, в дополнение к научным исследованиям, на работе по защите прав ученых. Советская практика резко ограничивала возможность советских ученых, даже в полностью открытых областях, к кооперации со своими коллегами в других странах. Существовало множество ограничений в переписке, обмене литературой, участию в международных конференциях и симпозиумах. Все еще доминировало представление о том, что большинство научных дисциплин можно разделить на «материалистические» и «идеалистические». Ученые не могли подписываться на иностранные журналы, а лишь на их копии, которые изготовлялись и подвергались цензуре в Институте научной информации. Некоторые статьи оригинальных изданий просто не включались в их копии и их заглавия удалялись из оглавлений. Публикация тех или иных исследований в иностранных журналах нужного профиля была почти неразрешимой проблемой для тех советских ученых, которые хотели следовать всем правилам. Публикации же в русских журналах не имели мировой научной аудитории. Существование, благодаря республиканским автономиям, научных журналов на украинском, армянском или грузинском языках, было вообще лишь напрасной тратой средств в угоду национальному престижу ( Научных академических журналов нет ни на голландском, ни на греческом и других языках небольших наций. Есть лишь научно-популярные). Особенно раздражало явное наличие «почтовой» цензуры личных писем , отправляемых за границу и получаемых из-за рубежа. Случаи пропаж писем увеличились в 1967 году. Именно в этот период я начал собирать фактический материал по общей проблеме «Международное сотрудничество ученых и национальные границы», основной идеей которой был тезис о том, что развитие науки ведет к ее международной интеграции. В определенной степени это относилось и к другим сферам, не только интеллектуальным (литература, музыка, живопись), но и к техническим. Я не идеализировал капитализм (свободную рыночную экономику), слишком зависимую от ограниченных ресурсов планеты. Именно борьба за ресурсы вела к войнам. Плановая экономика казалась мне логичной и оправданной. Но государственная идеология советской системы, которая вводила жесткий контроль не только в экономическую, но и в интеллектуальную деятельность людей, в их духовное развитие и творческую активность, становилась чем-то вроде политической религии. Разочаровывал низкий культурный уровень советских лидеров. Лидеры стран с государственной коммунистической идеологией, подобно лидерам религиозных обществ, оправдывали свою власть доктринами, которые невозможно доказать. Монархии были пережитком прошлого. «Великая пролетарская культурная Революция», которая развернулась в Китае в 1966 г без какого-либо объективного повода и начала использовать массовый террор хунвеебинов против интеллигенции именно в 1967 году, была ярким примером опасности тоталитарной коммунистической диктатуры. С другой стороны, в Греции, на родине демократии, власть в 1967 году захватила хунта полковников, установившая военную диктатуру и применявшую террор против коммунистов. Неограниченный рост потребительства не имел перспектив для людей, живущих в ограниченной биосфере Земли. Но рост культурных ценностей, как я считал, не может иметь пределов. Данте, Леонардо да Винчи, Моцарт и Пушкин сделали для будущего всего человечества больше, чем космические полеты на Луну и другие планеты.
Одним из главных событий 1967 года была короткая израильско-арабская «шестидневная» война, завершившаяся полным разгромом египетских, сирийских и иорданских армий. Под контроль Израиля перешли Иерусалим, Голанские высоты и вся территория Синайской пустыни до Суэцкого канала. Победа Израиля была дипломатическим и политическим поражением СССР, который поддерживал и вооружал арабские страны. Но эта победа послужила, одновременно, мощным стимулом движению советских евреев, а это были миллионы людей, за свободу эмиграции на «историческую родину». Во многих отношениях правозащитное движение, порожденное арестами писателей и цензурой, сливалось с более массовыми требованиями прав на свободу эмиграции. Это слияние заслоняло патриотический характер правозащитной деятельности. В то же время закрытие Суэцкого канала, ставшего границей между Израилем и Египтом, вызвало экономическую депрессию в Западной Европе, потерявшей короткие морские торговые маршруты в Индию и в Китай и, главное, к арабским и иранским источникам нефти. В связи с этим резко возросла роль СССР, как источника нефти для Европы. Сильно пострадала и японская экономика. Супертанкеров по 500 тысяч тонн и выше тогда еще не было. Суэцкий канал был жизненно-важным для мировой торговли.
В этих условиях какая-либо борьба за демократические реформы в СССР становилась крайне сложной. Наши аргументы состояли в том, что расширение творческой свободы может лишь усилить страну и что знание всей исторической правды служит надежной опорой для правильной национальной и государственной политики, предохранением от повторения ошибок прошлого. Между политическими лидерами и народом должно быть доверие и взаимопонимание.
Политическкое развитие стран происходит не только в результате экономических процессов, постепенно меняющих классовый состав общества. Важную роль играют и идеи. Теория становится материальной силой, как только она овладевает массами - этот тезис Маркса полностью отражал реальную действительность. В 1967 году, при всей противоречивости происходивших событий, массами людей в СССР и в странах СЭВ начинали овладевать идеи социалистической демократии, или демократического социализми («Социализма с человеческим лицом») и идеи свободы интеллектуального творчества, не ограниченного политической цензурой. В наиболее яркой и убедительной форме критика открытой и тайной цензуры литературного творчества была сформулирована Солженицыным в его ставшем знаменитым «Письме Четвертому Съезду Советских Писателей». Этот процесс трансформации новых политических идей в силу народного движения начался в конце 1967 года в Чехословакии. Именно он породил явление, получившее название «Пражская весна». Существовало много причин для того, чтобы политическая цензура была в социалистических странах впервые отменена именно в Чехословакии. Но это не был изолированный чехословацкий феномен. В его постепенном развитии имели значение множество исторических факторов и даже то, что наиболее либеральный международный политический социалистический журнал «Проблемы мира и социализма» выходил на многих языках именно в Праге и не подвергался, благодаря авторитетной редколлегии, дополнительной цензуре. Существенным было и то, что Чехословакия была очень молодой страной, возникшей лишь в 1919 году, как социал демократия после Версальского мира, прошла период нацистской оккупации и была насильно реформирована с применением террора в 1945-48 гг в коммунистическую диктатуру.У Чехословакии не было стабилизирующей национальной и политической истории. Чехи и словаки, объединение которых в одной стране было искусственным, все еще искали для себя национальную идеологию. Еще один ключевой фактор состоял в том, что именно в Чехословакии выдвинулся новый популярный коммунистический лидер, Александр Дубчек, пользовавшийся доверием народа и сформировавшийся не в партийном или государственном аппарате со всеми их номенклатурными ограничениями, а имевший опыт рабочего, воина-подпольщика - антифашиста и получившего впоследствии юридическое и партийное образование. « Пражская весна» воодушевляла и советскую интеллигенцию, которая воспринимала события в Чехословании, как начало нового этапа в развитии социализма. Мы надеялись, что он получит распространение и в СССР.
Zhores Medvedev
Tel: (44)20-8346-4258;
E-mail: zhmedvedev@yahoo.co.uk