<11-ая книжка, 1934 г.>
Для рассказа.
Когда ей было трудно
от сала на коже,
выходила на ветер —
и ветер и песок обмывал<и>
ее своим движением.
Лежит печальная
печать.
Для
Счастлив<ой> Москвы
Друг<ая>
жизнь иногда — вцепляется и задерживает безостановочно.
Время героизма и
время жулья, ловкачества, вранья, стихийного
самопохваленья,
авантюризма и т.д.
Все эти Трабские, Тришины, Козины etc...
Туркменка, это — ни
в носу не ковыряет, ни соплей не чувствует, ни грязи своей,— это другое соотношение
с природой, другое совсем самоощущение, чем у нас.
Ощущение Дж<умаль> (?) родины,
Персии за горами — все время. Но горы
пусты, на гребне их никогда никто не показывается. Так близка родина ее за горами.
Персид<ские> имена — Муж<ские> — Жен<ские>
—
< Оставлено
чистое место для записей.>
Наверно, в высоких
сферах — выше стратосферы — живут тысячелетние птицы и спускаются есть однажды
вдруг среди внезапных веков: отсюда, именно из реальности, многие легенды.
Именно наверху
есть наилучший воздух и температура, и долгий свет, обеззараживающий от
смерти, которые обеспечивают почти вечную жизнь.
143
Над землей есть
несомненные птицы!
Боже мой — беспрерывное напряжение
приспособленчества и безошибочности.
Аннау:
Ребенок, воспитанный в нищете, в говне, в
песчаном ветру, в развалинах пятисотлетней
мечети, на руинах веков.
[Ей было так тоскливо, что она ходила
испражняться, когда ей не хотелось и было не
нужно, лишь бы заняться.]
[Доверяй мертвым
свои тайны и желания,— их душа исчезает на небо и захватывает твою просьбой с
собой.]
Для
Счастл<ивой> Москвы:
Сарториус — исслед<ователь>,
безвозвратный искатель фактов, никуда не возвращавшийся ни путем, ни желанием,
проникавший жизнью сквозь всю толщу
действительности и обраставший ею.
Это новый мировой тип! Новое состояние
жизни — необратимость души. Таких людей нет,
но каждый такой.
Я вся растаяла в
слезах и истекла ими.
Во Франции девушки зарабатывают на
приданое проституцией, уже имея жениха.
Один жених убил невесту-проститутку,
застав ее душевно любезничающей с другим.
На суде убийцу спросили:
— Она ведь каждый день вам изменяла...
— Нет, никогда,— сказал жених,— то была работа (le travai). Его оправдали.
Туркменский батрак всю жизнь зарабатывает
на калым и живет с ишачкой.
Усопшая пустыня.
Казаки с детьми в
помещении «вокзала» Репетек. Вообще, ст<ан-ция> Репетек.
Аннау: мечеть под Копет-Дагом;
изразцы: цвет неба пополам с [сумрачно] сумраком глубокого колодца.
144
Шаляпин не имел своего голоса: он входил
в характер роли и пел по ее существу.
Странно, но необходимо, что в мире существуют «пустóты» для вмещения всего без субъективных помех.
Утро 7/V. Туркменка на ст<анции> Теджен —
похожа на Джу-маль.
Кладбище из 4-х крестов, огороженное
колючей проволокой, в центре растительного заповедника, защищаемого сторожами с
ружьями и собаками. Как тут поминать
усопших и любить родителей?
Для Сч<астливой> Москвы
Жизнь для Сарториуса действительно стала
неповторимой, поскольку он делал все время
несуществовавшие факты.
Житель
международного вагона прямого сообщения.
Причина, м.б.,
главная (но не единственная) происхождения пустынь Ср<едней> Аз<ии> —
ветер со всей системы Небесных Гор — вплоть до Копет-Дага на Каспийском Западе. Песчинка — часть твердых горных пород, вытертая ветром с камня.
Прощай, Туркмения! — Вот Аму, Фараб,
дальше уже не ты, а Узбекистан, казаки, родина.
6 ч<асов> веч<ера> 7/V, мост через Амударью у Чарджуя. Конец эоловой
печали.
От ударов топором саксаула — из него
сыплются искры (такова плотность этого
дерева-бедняка, жадность к сбережению влаги, тесная скупость растительного тела).
Истина всегда сама на себя не похожа.
Есть и другие страсти, кроме любви,
которыми может жить человек, если будет
необходимость.
Джигун — араб<ское>
назв<ание> Аму; некот<орые> туркмены и сейчас еще называют ее так.
Туркм<ены>
говорят:
— [Нам не] У нас нет тени от дерева, и
нет тени царя (их). Каждый из нас царь!
145
Туркменка — жениху
герою:
— Где твоя душа? —
Тво» душа в твоем мече, твоя душа в золотой стреле!
Туркм<енские>
женщины часто воспитыв<ают> лошадей и ласкают их. Лошади очень чуткие и смышленые. Они иногда пасут-сторожат детей вдали от кибиток и не дают им уйти
слишком далеко в пески. Заблудившихся пащенков — разыскивают среди барханов и
пригоняют, как жеребят.
И Джумаль потушила свет маханием руки. Направление для зла
— «в леса и озера».
Степные вороны сидят
на телеграфных столбах; после прохода поезда они бросаются на линии и пожирают
отбросы. Тем и живут в голой степи. Джумаль тоже этим жила некоторое время.
После опустошения Самарканда номадами
(начало 18 века), в нем остался ровно 1 житель,—
и этот житель затем размножился.
Гость-человек в Туркмении ценится совсем
не так, как в России. Человек это все,— остальное же — кибитка, пыль, пустота, грусть бедного сердца, отчаяние старого моего
знакомца — сердца.
В сущности — все,
«социально-сознательные», стремятся лишь к одному — сесть на поезд и уехать в Москву.
Только кочевые туркмены не знают «Москвы» в этом духе.
Когда
видишь многих современных людей (К.Больш<акова>, Тр<ишина> etc.), то признаешь
необходимость Тамерлана. М.б., мы станем в будущем Тамерланом, отчасти им...
[Такыр звенит от
зноя под копытами ослов и верблюдов, также как бесснежный голый грунт, обдутый зимним ветром, в Забайкальской равнине.]
Прошло еще три дня
и две ночи среди них.
Дикий осел родится
и умирает в тревоге, в ужасе, убегая беспрерывно от движущегося кочевника.
146
«Народонаселение»
начинается с того, что ребенок-сирота изгоняется, загрызается попреками в хлебе
родственниками, у которых ребенок остался после смерти отца-матери.
Либо назвать роман «Отец-мать»?
Только
деклассированные, выродившиеся из своего класса, «ублюдки» истории и делали
прежде революции (бурж<уазные> и феод<альные>).
Да здравствуют
безымянные «ублюдки» и всякие «отбросы» человечества!
Но не оттого ли, что «отбросы» и т.д.
Как быстро, боже мой, все совершается — и ни к чему! Милый Никодим
Стратилат, всюду ты!
Первый раз растение
производится из семени отца-матери, второй раз оно производится из почвы, состоящей
из праха отца-матери. Прах отца-матери — непрерывное основание жизни сына.
Мы поднимаемся на
прахе своих отцов! <Фраза дописана чернилами, очевидно,
вписана позже. >
«Истина, ведь это
пустяки».
Назв<ание>
курса лекций (5 лекций по 15 р. в час) — «Плодотворная борьба с безуспешной жизнью».
[На телеграфной
проволоке сидит совсем мелкая птичка и надменно попевает. Мимо мчатся экспрессы, в
купе ебутся гении литературы,
и птичка поет.— Еще неизвестно: чья возьмет — птички или экспресса.
Ишь растолстел, ноги
в сапоги не влезают.
«Нет выхода даже в мыслях, в гипотезах, в фантазии,— после хорошего рассмотрения обязательно окажется гдъ. Что бы ни было!»
Старик:
«Даже выдумать что-нибудь нарочно,
противоположное гдъ не удается. Мы действительно, мы — весь мир, попались в
страшную
147
|
|
ловушку, в мертвый тупик. Вероятно, в истории это уже
бывало не раз».
(Вагон, 8/Х)
Что же такое Тамерлан? — Пустыня.
Земля невелика и
необильна,— и это жалкое приспособленчество мы называем культурой!
Что делать с
миллиардом послевоенных (К.А., Нов<иков>, Сердц<ев>, мн<огие> др.)
выродков.
В
«Македон<ском> офицере»
В<ы>лепить
характер Тамерлана, как бой за выход из смертельного исторического положения — и
экон<омического>, и психического, и etc...
Великая тема Азии — тема гостя (можно
веселого, а можно и печального, можно еще
другого).
Об испуге, об
уважении (массовом притом) перед лжеавторитетом (перед настоящим нет),
котор<ые> существуют действительно (настоящее сердит),— мы и понятия не имеем.
Доктор:
«Жизнь наполнена
ложными событиями, и настоящие события — неизвестны».
Это редко, как
радуга над Каракумами.
Чисто животное в
любви нас, м.б., и прельщает, но оскорбляет бесчеловечие, безумие, бездушие такой
любви — Sexus'a.
Тарасов — всемирный тип нашего времени. «Когда огонь,
товарищи, ушел из наших рук».
Тарасов на пожаре — вот всемирная тема. Мальчик целует
свое отображение в стекле.
|
79 |
Всех понять, всех
освоить = всех уеть.
Как [нищий] слепой в
крапиве
Рассказ:
«Меропр<иятия>
по борьбе с безуспешной жизнью».
Бывает, что болит все — и зубы, и понос, и ревматизм, и под ложечкой, и etc.
Для Москвы
Сарт<ориус>:
«Нельзя быть одним
и тем же человеком, слишком горе большое
настает, слишком и
т.д.».
Для Москвы
Он плакал над одним предметом (замком,
напр.), котор<ый> был неподвижен, в то
время как Сарториус проходил нестерпимую жизнь.
Для Москвы
Неподвижным быть
нельзя, но и двигаться нестерпимо. Плач о камне. Вечный покой: это старое, давно не
растущее дерево над каменной плитой могилы, это уезд, победивший всё.
История:
Сам про себя:
«Толяга Ленин (его
звать Анатолий, Толяга), я Толя-коммунар, а Мотька Чебуркова самоварной трубой меня
бьет!»
(Мотька Чебуркова —
рябая кухарка, на которой после развода с женой, в результате пьянства, женился
«Толяга Ленин».)
Потом он пьянствовал
в одиночестве среди размытого чернозема осенней вечерней провинции, и его
сторожила каждый раз новая, безвестная собака, не подпуская к нему прочего,
злостного прохожего.
Он узнал число
собак на свете: оно великое.
В одной деревне: заколоченная избушка; на
ставнях избушки написано мелом, что мы ушли
на 4 года в гости.
Он был пьян от
своего сердца, от ничего.
149
Техника, техника, ты
— все... Прожекторы в ночи, экспрессы, и если ты идёшь вперед, вперед, техника!
[Моя молодость,
прошедшая в организационных наслаждениях.]
Как-то все похоже
на одно и то же: дождь ли идет, соловей ли поет, молния, машина скрежещет etc.— все одна насмешка.
[Все предметы стали
вдруг подобиями, искажениями меня, все они, значит, обратили на меня внимание и
угрюмо усмехнулись на меня своим лицом и положением.]
Для
Македон<ского> офицера
Македонская
кутемалия погибла от розыгрыша одного смеющегося человека.
«Не правда ли, какие роскошные похороны,
как все прошло [мирно] хорошо!» (на
похоронах отца сказал сын)
Затейник — мировой тип; начал жить в
революцию, или чуть раньше.
Вовсе не природа, а
люди виноваты в гибели прежних цивилизаций. <Запись сделана чернилами. >
«Революция имеет литературн<ое>
происхожд<ение> — замысел
ее, революции, был совсем другой, но потом «литераторы» и литература возобладали и придали революции
порочную эволюционную
бесконечность», (это «левые»)
Происхожд<ение>
демократии — это переодетая полиция, это штатскость — для конспирации наблюдения.
[Потом забыли, что демократия — шпики и
т<ак> оставили.] <Фраза дописана
чернилами, очевидно, вписана позже.>
Чр<езвычайно>
важно
Тайна Никодима
Стр<атилата>: это — все всерьез, а все — нарочно.
Страх, хлеб и вера.
150
Чр<езвычайно>
важно
Стратилат Никодим чудовище потому, что он
— чудовищный по сравнению со старым, и Стр<атилат> психологически — чудовище.
[Ненавидишь, отрицаешь человека только
издали, а потом, как увидишь его морщины, переменч<ивое> выражение жизни,
конкретность, так ничего не можешь, станет
стыдно.]
«— Долгота жизни —
»
Десять, двадцать лучших, прекрасных дней
«моей жизни», память о которых стоит неподвижно, как [зеленый] бедная далекая звезда над головою.
Надо изучить трудовые списки граждан СССР
— вот тема народа.
Двигат<ель>
I -
35 л.с.- 20-22 кВт.
II
- 18 л.с.- 10-12 кВт.
Динамо-маш<ина> — 2
V = 220/380
асинхрон<ная> перем<енного> тока
Или:
моторы (2)
I -
29 кВт
обор<оты>
— 1 460
V =
220/380
II 40-50 кВт
от 480/500
Милый мальчик, ты так весел,
так светла твоя улыбка. Не проси об этом
счастье,
отравляющем миры.
Ты не знаешь, ты не знаешь,
что такое эта скрипка, Что такое темный
ужас
начинателей игры,—
Тот кто взял ее однажды
в повелительные руки — У того исчез навеки
безмятежный свет очей,
|
151 |
|
|
Духи ада любят слушать
эти царственные звуки. Бродят бешеные волки
по дороге скрипачей.
И погибни славной
смертью, страшной смертью
скрипача.
[Его занимали мелочи: заводка часов,
топка печей,— так вся жизнь — в комнат<ах>,
с кошкой, от которой идет душевный покой
пассивности.]
О всемирном складе
хлама, где есть все, что нужно для любого.
Усовершенствован<ный>
раб, осложненный (с оппозиц<ионными> настр<оениями>, с
противоречиями якобы) и пр.
[Про всех:
За что они меня так ругают и бьют,— я недавно был ребенком и
еще не перестал им быть.]
тайна дружба любовь разум
Когда я смотрю на
тысячи изображениий,— я вижу руку верных жен, тихой жизни, где единственно
возможно рождается заботливая мысль об улучшении техники для жизни.
Рефлексы
[lдалее в тексте чертеж, синусоида]
Торможение
[Зверь важно] Зверь
— вопиющее тело, сперма пополам с кровью...
Империализм...
Сволочь вкрайне.
152
|
[Великая
проблема воробья. Семеен, свободен, дохнет в неволе, а летает по одному
аршину. А нужна ему почти бесконечность.] Конец: И тогда он увидел, что жизнь прожита
зря и почел себя не существовавшим вовсе, а другие его вовсе не знали.
Человека небыло было. |
|
|
|
<Адреса
и телефоны > |
|
Захаров — 5-26-70 Гуперовский
провод — 400 метр<ов> 10 мм от им<ени> Зеленского
Металлов
Я.М. -
5-87-17 Петя — 1-28-53,
Покров<ские> ворота, Колпачный, д. 6, кв. 35 Дав<ид>
Лаз<аревич> Тальников — 4-42-49, Никитский бульвар, д. 12, кв. 59, 3-й
подъезд И.Г.
Трабский — 1-75-81 (Миуссы) К.Л. Зелинский - 4-90-95 Г.С. Малюченко —
Ростов, Мало-Садовая, 69, кв. 10 Тур - 2-52-53 Петр
Алекс<еевич> Ширяев — К 0-59-26 Рыкачев - 4-88-62 Фельдман — (Таг.)
1-66-72 Инденбом Лев
Аронович (Кинофабрика) — Г 1-14-46, Поталиха, |
54
Анна Андреевна Ахматова - Фонтанка, 34, кв.
44
«Кр<асная> новь» —
5-80-82
Метанов —
П-35-82
Сухотин -
3-25-42
Санн<иков> — 3-95-88
Зубавин — Долгий, д. 16/12, кв. 5
Дроздов — 15-80, доб. 15
Рудман -
3-39-85