М.М.ПРИШВИН

ДНЕВНИКИ

1921

Европ. Новый год — 1921.

1 Января. Парижский период при свете от чтения романа
Достоевск. «Подросток» («Я бы вас любила, если бы вы меня
меньше любили,— я средняя женщина»).

2 Января. Миша Герасимов. Ник. Ник. Виноградов приехал
в Москву из провинции и приспособляется.

— А может быть, предания и заветы отцов, сохраненные
в сердцах отдельных людей, пронесутся через головы со-
временного поколения, и станет, наконец, можно открыто
любить Россию.

— Или славянские торгаши будут к старой русской куль-
туре, как новые греки к Элладе: для всех Эллада, только не для
греков, для всех Россия, только не для русских.

— Мысль этого человека работала, как заяц бежит: это
прямо, все прямо, и вдруг сметка в сторону, и опять прямо,
и опять сметка, а в общем по кругу всегда возвращаясь к своему
логову — исходному пункту.

Это логово было прирожденное ему чувство благообразия,
сочетавшееся страшно так с желанием разрушить всякое види-
мое благообразие, в конце концов, во имя того же, только
идеального благообразия. Вот Хрущево: мать сидит в старом
кресле... И вдруг скачок в сторону, сметка: рябая женщина, вдова
крестьянская Таня сидит в гостиной одна, наконец-то одна во
всем доме — час настал! теперь или никогда! Он уходит в свою
комнату, рюмку за рюмкой насильно без закуски выпивает всю
заготовленную давно уже для этой цели полбутылку водки —
водка не действует! но ничего: «Я пьян, я пьян! — воображает
он, - я действую теперь, как пьяный, пьяному море по колено».
После этого он идет в гостиную и не своим голосом говорит:

- Таня! я пьян.

Она повертывает к нему голову, и в это время он бросается к
ней, схватывает, тащит на диван и все время шепчет:

- Ничего, я пьян, я пьян.

Слышит от нее:

- Так это же хуже, что пьян, это хуже!
впрочем, ему совершенно покорна, нема телом и духом…

125

Написать Ремизовой С. П-е.

Мне нужно от кого-нибудь из старых друзей письмо с под-
тверждением, что наше лучшее существует безуступно и будет
существовать и утвердится, перелетев через головы современ-
ной диктатуры мелкоты.— Я решил написать с этим Вам
быть может, у Вас там с Алекс. Михайл. есть какие-нибудь
замыслы к делу.

3 Января. Завернул мороз до 17 Р.

Помню из Руссо, что когда он с ней перестал это делать, то
она вдруг его разлюбила.

Любовь по памяти предполагает некоторый душевный
строй (культуру).

Саженную головищу Маркса из гипса — настоящее «Идоли-
ще поганое» — воздвигали на высокие подмостки, Сережка
Львов, каторжанин, страшилище, обезьяна, выстраивал красно-
армейцев, а Иван Горшков, бывший лакей княжеский, потрясая
кулаками, говорил речь: «Сметем, раздавим!» Музыка после
каждого «сметем» играла «Марсельезу». У Маркса часто боле-
ла голова, чудилось ли ему в то время что-нибудь в этом роде?

Величайшие страдания от недостатка света.
Злобная забастовка Ефрос. Павл. и мысль о Руссо (пре-
кращение).

4 Января. Петербург, 14-я линия. Лидочка Иванова и ее
дебелая мать, горбунья и сумасшедший акцизный.

Вспоминаю, как наши дамы в Хрущеве щипали корпию
(Русско-Тур. война 1877—78 г.), мне 4—5 лет — и как няня
с ужасом сказала, что мужики на господ с топорами пойдут
(1881 г. Смерть Ал. II — мне 8 лет).

Тема лекции о литературе: древняя литература — крест
и новая — цвет.

7 Января. Рождество. Дядя Ив. Ив. Гриша.
Маленькие, забитые жизнью взрослые и среди них дети, как
большие,— вот дети Достоевского.

Так вот и поэту теперь нужно, как ребенку, среди забитых
и униженных взрослых взять на себя их дело свободы.

Герасим Вонифатьевич Шманцырев. Воробьеву доставить
удостоверение от Ельцовской школы.

Петр Герасимович Шманцырев в Озерище учил. в гимназий
Дорогобуж. в 1-й группе II-й ступени — Стефанкова Евдокия
Ивановна, Стефанков Егор Алексеевич. Ушаково, оконч. Ушаковскую школу 1-й ступени.

126

7 Января. Рождество. + 1 Р. Пышные белые нетронутые

снега..

8 Января. + 1 Р. Поездка в Чамово к Барановскому: «Я
сознаю категорически, что взять вам нечего. Какая польза
стрелы в камень пущать?»

Бывает, отважные дети берут на себя дело старших; так
поэт отваживается и, как горный лазун, — страшно смотреть! —
идет впереди.

9 Января. + 1 Р. В лесу снег раскис, с елей дождь. Народный
тип: солдат возвращается из Германии, читал там все о России
и не верил «буржуям», но действительность превосходит все
описания, и вот он рассказывает в своей деревне, как хорошо
живут в Германии и как ему хорошо жилось, знал бы, ни за что
не поехал домой. (Под знаменем Р.С.Ф.С.Р., «Карл».)

Лес «Полом» (название русское для революции, великая
русская революция, великий русский Полом). Нет больше свя-
щенных рощ, заповедных углов, и дно колодцев, которое каза-
лось золотым, теперь показалось обыкновенное. (Лес как лес,
так и народ, из которого, как из леса лучшие деревья, выбраны
лучшие люди.) Если охранять, то нужно скрывать. Можно
показывать, но только в мере и степени. Классики тем и отлича-
ются от романтиков, что больше меряют, занимаются формой,
а романтики зажигают огни.

JO Января. Святочный сон: в лесу на сосне привесил я пор-
трет своей Козочки, волки стали собираться к портрету, а я их
стрелять.

Разрушитель не дикий человек, а недоучка, тот, кто, выкрав,
напр., из физического кабинета спираль Румкорфа, знает, что ее
можно приспособить для закуривания папирос.

— 1 Р. Снег мелкий, но частый и сильный ветер. Ночью на
29-е - буря и + 5 Р.

11 Января. Снег почти растаял.

Если бы у Пушкина не было его дарования, то, конечно бы,
он озлился и в политическом озорстве превзошел бы всех
Декабристов; давайте это распространим: если бы не было
У крестьянина Бога, то, конечно, он давно бы восстал. Одарен-
ность, обладание чем-то держит людей вместе — чем же имен-
но- Любовь это или вера, как говорят, но все эти названия
включают в себя ценность жизни.

Все думы сводятся, в конце концов, к поиску врага. (Хозяин
ий Бадыкин носит в себе постоянную мысль, что кто-
кто? мешает нашему хозяйству, нашей жизни.) Если бы
° Увидеть, кто враг, то, кажется, с таким легким сердцем

127

отдал бы жизнь на борьбу с ним. Еще кажется, что как это
теперь все ни худо, но будет еще хуже, если забудешь это
чувство и помиришься.

Итак, будем полагать, что наша власть приносит в жертву
народ свой ради идеи полного социального обновления всего
мира, что ей хорошо известно о какой-нибудь близкой мировой
войне, во время которой нам удастся разложить строй войск
смешать все карты и вызвать стихийного духа обновления всех
народов, который прекратит войну и материальное насилие
людей. Словом, власть имеет в виду какое-нибудь ею ясно
сознаваемое благо, напр., картофель, который приходилось то-
же заставлять сажать силой оружия, а теперь все благодарят за
картошку, все ею живут и считают тех расстрелянных мужиков
жертвами собственного недомыслия. Итак, и у нынешней вла-
сти есть, наверно, совершенно отчетливое сознание какого-то
мирового ценнейшего картофеля, который весь наш многомил-
лионный народ считает ошибочно чертовым яблоком, но впос-
ледствии сам же и будет за него благодарить. На этом остано-
вимся, потому что могут быть следующие возражения: «У
власти нет сознания о картофеле счастья, а держится она необ-
ходимостью и удовольствием властвовать». Нет, мы имеем
словесные выражения идеалов: труд вместо войны, общее дело
вместо частного, интернационал вместо империализма и т.д.
Замечательно еще, что идеалы коммуны не опровергаются («Я
сочувствую идеям коммуны»,— говорит учительница, а кре-
стьянин говорит, что его обманули, т. е. дали хороший идеал
коммуны, но только не выполнили). Стало быть, картофель
существует. И Раскольников у Достоевского тоже знает карто-
фель, и так подводится, что разницы, по существу, между ним
и Наполеоном нет, что благодетели человечества все переходят
через кровь, а под конец объясняется, что моральному существу
этим путем нельзя идти, это дело бессознательной стихии. Но
вот открывается новый вопрос,— если стихия поднялась, то
в какое положение должен стать к ней моральный человек.
Стало быть, возможно, что великое дело совершается благо-
даря моральной невменяемости лица, его совершающего, напр.,
Петр Вел.; еще мама и Дуничка в отношении к хозяйству.
В общем, моральные мелочи удерживают (1 нрзб.) человека от
великого дела, и он становится жертвою, получает наказание,
страдает: искупляет грех. Еще недостаток натуры часто объяс-
няют избытком морали. Еще «милостью Божьею» изобретено
для восполнения морального промежутка, иначе сказать, чело-
век преступил бессознательно, и вышло очень хорошо.

Мы, милостью Божьей,— оправдание народному бездейст-
вию (М. Горький хочет поднять народ, вывести его из состоя-
ния безразличия к власти).

- 10 Р. Солнце, и щеке тепло. Как будто вечером замечался
лишний свет.

128

13 Января. «Народ безмолвствует». Всеобщее убеждение:
«обманули», у интеллигенции: «обманулись».

15 Января. Ночью пороша вершка на три. Солнце греет
щеку. На снегу голубые тени. Свету много. Сосны и ели,
занесенные снегом, как будто узнают себя и спрашивают: «Что
с нами было, какой темный сон!» (- 6 Р.)

По вечерам и по ранним утрам топлю камин и думаю,
о чем? Сегодня поймал мысль: 1) рассмотреть Евангелие как
только поэтическое произведение, 2) рассмотреть христианское
основание русской литературы (Гоголь, Достоевский, Толстой,
Тургенев), 3) женщина в рус. литературе (Татьяна).

Еще я думал: как зима вдруг исчезает при свете такого дня,
так вдруг исчезнет и злое наваждение революции, и вдруг, как
в февральский день 17 года, проснешься утром, и нет гнета,
и кончился кошмар, и мы вольные; только теперь это будет не
только вне, а больше изнутри, как бы от себя: не будет злобы
к неведомому врагу, и что было, то окажется нужным и долж-
ным; во всяком случае, бояться совестью и быть неспокойным
за свое спокойное существование будет незачем, потому что
основание страха исчезло: и не нужно будет идти на распятие за
народ, потому что я — народ.

16 Января. Искусство есть способность человека изображать
предмет своей веры и любви (Христ.). (Возрождение — предмет
наслаждений.) Вера без дел мертва, а вера без любви — зла
и есть, кажется (надо подумать), основа величайших злодейств.

Зло существует на кредит любви.

Сатира, пародия — должники искусства.

17 Января. Россия была, как пустыня, покрытая оазисами,
теперь оазисы срубили и пустыня стала непроходимой: источ-
ники иссякли.

Разум его был плохой ездок и свалился с коня, а конь мчал
без ума; теперь устал конь и разум осторожно взлезает.

Все можно было рассказать, но имя он хранил, как священ-
ную тайну; однажды он взял в руки журнал и стал читать рассказ
(1 нрзб.); было описано, как художник влюбился в девушку, и
вдруг вскрикнул, схватился за голову и безумный убежал в лес, там
он жил в лесу счастливо среди птиц и цветов, невеста его прислала
записку ему в лес и подписала на ней свое имя — и это имя было е е.

Она была самовластная. Самовластие — тирания. Самодер-
жавие выродилось в самовластие.

18 Января. Крещенский сочельник.

Лева заболел: в субботу начался кашель, в понедельник
вечером высокая температура, вероятно, воспаление легких.
— Ты, Лева, спрашиваешь, как Христос мог родиться от

129

М. М. Пришвин

Девы. Мы рождаемся или выходим из животного мира, посте-
пенно совершенствуясь в добре и зле какого-нибудь нашего
отдаленного предка, похожего на обезьяну; но вот пришел
человек и сказал: «Я выхожу не от мира сего, Я не рожден от
животной плоти, Я рожден от Духа Святого и Я Дух, переходя-
щий в ваши дела; Я есть то, что отделяет вас от обезьяны
которая создает себе подобных путем подражания, а Я создаю
путем изменения самой природы».

Существующее положение: организация воров и разбойни-
ков, отстаивающих самобытность России. Учредительное со-
брание превратит Россию в колонию западных государств.

Сухой снег, как мелкий сахарный песок, метель смела в овраги
и на опушки лесов — поля открытые и обледенелые, сметенные
снега плотные, нога не проваливается, едва видны собачьи лапы,
но в лесу был виден двойной след зайца вперед и назад, вперед...'
назад... я взял направление наудачу, и когда вышел в поле, то
увидел, что один след был слегка запорошен, другой, по которому
я шел, ясен, значит, я выбрал верно направление, запорошенный
след был раньше. Через леса, где хорошо видно, и поля, где
я угадывал след по намекам, я добрался наконец, до Грошовского
большого заказника и потерял след на дороге, пошел на счастье
влево и скоро увидел скидку в сторону, и потом опять на дорогу,
и опять вопрос — пошел назад по дороге, или вперед — вперед!
я угадал: скоро увидел скидку вправо без возврата на дорогу.

Долго я шел по лесу и, обернувшись несколько раз вокруг
себя при обходе разных сметок и жировок, вдруг почувствовал,
что нахожусь в неузнаваемой местности, это самое хорошее при
охоте, когда попадаешь в невиданное место, где постоянно
ожидаешь какого-нибудь случая и случай часто бывает; вот
я вышел к незнакомому полю озими, лес небольшим четыреху-
гольником, густо-прегусто заросшим мелким ельником и осин-
ником, выходил на озимь; я обошел его кругом, сюда были
входные следы, а выходных не было, значит, заяц был тут,
собаки уже шарили в заросли, я остановился на углу и ждал.
Тихо вылез из-под елочки русак... я быстро стрельнул, собака
схватилась, на снегу осталась шерсть и кровь.

Ясно-Полянская школа.

Существование такой анархической школы понятно при од-
ном условии, что учителем там Л. Толстой; да и всякая анархия
предполагает таких же даровитых, высоконравственных людей,
увлекающих своим примером других. И собрание верующих
предполагает Христа.

Любовь-привычка. Любовь-замысел (любят материалы
своего творчества). Любовь-счастье.

19 Января. Крещение.

Вера есть сила жизнетворчества: ребенок верит всему. Живя,

130

человек отмирает от мира и, как вулкан оставляет холодную
лаву и пепел, так и он оставляет продукты разума.

Смерть — конец жизнетворчеству: перед лицом смерти вся-
кая вера — обман.

Значит, как же надо верить-обманываться, чтобы выйти на
борьбу со смертью! (Христос.)

Мы ждем человека, вооруженного всем знанием, который,
несмотря на это, дает нам символ веры (попытка Мережковского)...

Евангелие нужно дополнить жизнью Христа до Его воз-
мужания, а то монахи, не имея примера в этом, постоянно
искажают своим опытом все учение (бунт Розанова).

Реализм как воплощение романтических идей. Сентимен-
тализм как их предчувствие.

Оттепель, морозцы, метели.

Четверг 20 по вторник 25 был в городе.

Россия? — это прошлое.

Секты «Интеллигенция» и «Мужик» — вот два вулкана,
у подножья которых располагалось самодержавие.

Теперь нет больше интеллигенции: она превращается в спе-
циалистов, нет мужика, масса которого распадается на индиви-
думы. Развить эту тему.

В селе Дементяны шкраб Базыкин из-за сена (корову завели,
а кормить нечем) поспорил с женой, в припадке злобы она
повесилась (на лестнице, на вожже); учитель хотел застрелиться,
но ему не дали, и он остался существовать для воспитания двух
своих любимых детей, мать которых из-за него повесилась
(спор был из-за первенства: она хотела его подчинить себе, а он
все не давался; есть такая истерическая женская зарубка, через
которую переходить опасно).

Подопхай

Матвей Тимофеевич из Буды сказал:

— Я понимаю, мужик зол и его нужно прочистить, но не
решать же его совсем, я сам не мужик, хотя, конечно, я тоже
и мужик, но я очень прекрасно читать умею, много читал
и притом я умею работать и даже был волостным старшиной.
А мужик темен, но не настолько темен, как прикрывается своей
темнотой для злого действия.

— Матвей Тимофеевич, вот вы отказываетесь от принад-
лежности к мужикам, а я отказываюсь от интеллигенции, так
и все скоро откажутся.

— И будет очень хорошо!

Самоеды

Хозяйство мужицкое превращается в «самоедское», боль-
поставили себе задачу сделать, чтобы крестьянин рабо-
тал и на других.

131

Банк с мебелью

В городе играют в очко, банки до пятисот тысяч, выигрыва-
ют миллионы, когда не хватает денег, ставят кольца, часы
и т. д., которые называются «мебелью».

Пластические танцы

Семейные вечера дозволяются только с разрешения началь-
ства, потому что Моно (Моск. отд. нар. образ.) запретил буржу-
"' азные танцы (дозволены только пластические).

26 Января. (Ученики по немецк. придут 10-го Февраля). Д.
сказал, что в деревне за самогон можно сделать все, подумав,
он вскрикнул:

— Да, все!

Чрезвычайка, особый отдел, не совсем то, что опричнина:
Грозный сильнее опричнины, а Совнарком при Чрезвычайке
(назовем так всю Лубянку), как Госуд. дума при царе.

27 Января. Душа песню поет о пятилинейной керосиновой
лампочке — какое счастье! достал 3 ф. керосину и зажег 5-
ти-линейную лампу, хватит на месяц (начал жечь — среда раз,
четверг — два, пятница (утро) — три), до Февраля начала,
а солнце помогнет, тогда день против тьмы на 3 часа.

Подопхай — Матвей Тимофеевич.
Непрерывно вьюги при морозе 14 Р.

29 Января. Дедушка.

Алек. Гаврил. Ладыженский (сады по церквам, 12 добр,
дел, крепостник и пр.); мне было 10 лет, ему 60, значит,
он родился в 1823 г. и в 1846 г. был 20-летний Николаевский
корнет, современник «Мертвых душ». Дочери: Варвара, Вера,
Надежда, Любовь, внучка Маня — курсистка (Шамордино).
- Последоват. дубы: Алек. Гавр., Ник. Серг. Толмачов, Деденцев
(земск. начал.).

Чтение Бергсона: меня привлекает это учение, потому что
оно занимается не сходствами (количествами, плоскостью),
а отличиями (глубиной, качеством).

Я думал: «Что загнало Дуничку в деревню и приковало ее
на всю жизнь к мужику, существу для нее совсем чуждому?»

Homo faber¹

Научный социализм стремится применить к жизни людей те
же законы науки, которые превращают неорганизованную ма-
терию в орудие производства, так что каждый человек в соц-
обществе делается орудием, и что каждый, а не только рабочий
класс есть орудие — в этом и есть отличие от капит. общества.

Простой человек (лат.).

132

Задача почтенная, но морального изменения тут нет: мораль
после придет, «надстроится», как говорят специалисты.

30 Января. - 12 Р. Тихо. Ясно. Только восток на восход
загородила синяя доска.

Воскресение мертвых. Когда люди живы, то мы встречаем-
ся, заинтересованные в них большей частью даже практически;
а когда умерли, то находимся под впечатлением смерти и тоже
судим не совсем верно, в первом случае мы видимся с ними
через порог жизни, во втором через порог смерти. Но вот
теперь, в уединении, когда жизнь так похожа на сон, «не жду от
жизни ничего и прошлого не жаль», прошлое все распущено, мы
теперь свободно в одной комнате встречаемся одинаково с жи-
выми и мертвыми. Сегодня были у меня Дуничка и Маша.
Дуничка была застенчивая, она всегда жила и пряталась за
стеной, Маша, напротив, жила свободно, в обществе, Маша
была в искусстве, Дуничка в морали и связана была любовью
к брату, а Маша любила свободно. Дуничка пряталась, как бы
виноватая тем, что сама не жила для себя и боялась жизни.
Маша была правая, свободная, неземная.

31 Января. - 8 Р.

Ком. Лебедев вчера говорил, что с крестьян теперь берут
вчетверо меньше, чем в Империи (тогда брали 25 р. в год), он
поддержал мою мысль, что Учред. Собрание должно отдать
Россию за долги и что Сов. власть сейчас держит Россию.

Вот урок: большевики, подымая восстание, не думали, что
возьмут и удержат власть, они своим восстанием только хотели
проектировать будущее социальное движение, и вдруг оказа-
лось, что они должны все устраивать: роман быстро окончился
оплодотворением, размножением и заботами о голодной семье:
не ходи по лавке, не перди в окно.

Истоки моих занятий литературой.

Васил. остр., 14-я линия.

Мать, беременная дочь, горбунья, акцизный, Филипьев (Лидоч-
ка — Козочка), я — все чужие, как родня, Анна Ив., генерал. дочь,
Каль, неудавшееся свидание, приезд Ефр. Павл. Мороз и Сережа
больной. Поездка в Москву (Петровское, дача Шабалкина).
Японская война. Человек, продающий сыр. Лебедевы. Лесной —
старуха — рюмка водки. Смерть Сережи и Елка. Аппендицит.

1 Февраля. Оттепель.

Убил зайца, который теперь стоит более 20 тыс. рублей (8 ф.
а по 2500 р. и мех).
Имена известных людей, которых мне в жизни моей прихо-
дилось видеть:

Розанов, Мережковский, Ремизов, Гиппиус, А. Белый, Соло-

губ, Бальмонт, Брюсов, Ал. Толстой, Куприн, Б. Зайцев, Клю-

ев, Есенин, Иванов Вячеслав, Иванов-Разумник, Горнфельд,

Струве, Т. Барановский, Философов, Карташов, К. Чуковс-

133

кий, Милюков, В. Чернов, Керенский, Миславский (Мстиславс-
кий), М. Горький, Л. Андреев, С. А. Венгеров, И. Игнатов
М. Гершензон, Н. Бердяев, А. Коновалов, Бабушка Брешко-
Брешковская, Л. Троцкий, Савинков, Мечников, Бонч-Бруевич
Н. Семашко, С. Маслов, Мария Спиридонова, А. Блок, графи-
ня С. А. Толстая, Ф. Шаляпин, худ. Петров-Водкин, И. Били-
бин, гр. Map. Ник. Толстая, Оптин. старец Анатолий, прото-
иерей Устьинский, Легкобытов, М. Кузмин, Н. Лосский, Авг.
Бебель, Либкнехт, проф. Бунд, проф. Оствальд, проф. Бюхер,
Шмоллер, Вагнер, проф. Вальден, Зиммель, имп. Вильгельм,
В. Фигнер, Н. Морозов. Худ. театр: Немир.-Данченко, Бутова'
Н. Н. Лопатин (Дедещевы).

Сферы: 1) Аристократия земельная и бюрократическая,
2) Ученых и писателей, 3) Революции, 4) Уездного дворянства,
5) Мужики, 6) Гор. мещане, 7) Купцы, 8) Деятели сект на-
родных, 9) Духовенство, 10) Дети, 11) Женщины, 12) Евреи,
13) Эмигранты.

К. А.: Авксентьев, (Минор), Добролюбов (писатель).

Дворяне. Лопатин, Дедещевы, Толмачевы, Ростовцев-Джек,
Ростовцевы-соседи, Боборыкин (славяноф.), Кузьмин {1 нрзб.},
Ветчинины, Стаховичи, Бобринский, за кучера — кучер обо-
брал, Красовские, Шереметев (славяноф. обморок), Коротневы,
Шуриновы, Хвостовы, Челищев (с зажиг. фитилем), Богдановы,
Корсаковы, Map. Конст. и Борис, В. А. Хрущева и дочь, (Ши-
пов), Клевер, Долгоруковы.

Стрелок и загонщик. Пасха 18 Апр. Страст. И Апр. Масле-
ница 21 февр.— 6 мар., через месяц.

- 9 Р. — Наст. Пятница — 17 Р. Наст.

3 Февраля. Существование без радости и без всякой надежды
на радость — не существование.

Купцы:

Заусайлов, Романов, Глушков, Н. А. Ростовцев, Ксения, Ро-
стовцев-голова, Иванюшенков, А. А. Петров (строитель хра-
ма — голова и пр.), Петров (аэроплан), Чернщина (Катерина),
Жаворонков, Меркулов, И. И. Игнатов, Горшковы — Варгу-
нин (переход в интеллигенцию).

«Он просто глядел в свою жизнь» («Двор, гнездо»).

4 Февраля. Смотрю в свою жизнь и думаю, что свободен
человек только в своей жертве.

5 Февраля. Мое рождение: 23 янв. 1873 года — 48 лет.
Сегодня мороз — 19 Р на солнце, и небо все светится и все
тени на снегу голубые. В полдень в тени было уже 0°. Раз-
гораются полдни.

Хорошо, что вспомнилось в этот день, вернее, не вспом-
нилось, а встало, потому что вспоминается это всегда и всегда
будет, но вставать нет, придет час, захочется, а не встанет,

134

вспомнишь, а не встанет... Я читал Карамзина о Париже, и вот
воробей в Люксембургском саду встал передо мной в ярком
первовесеннем свете, какая-то дама бросала ему крошки хлеба,
я загляделся, и вдруг о н а в розовом, вся смеющаяся пришла.

«Вы запоздали»,— сказал я. «Так нужно,— ответила она,—
нельзя же мне первой...» Правда: первой на первое свидание, как
это можно! Нам, неопытным и выученным по романам, кажется,
что женщины должны стремиться ко лжи и т. д., между тем они
искренни до такой степени, что мы и вообразить это себе без опыта
не можем; только эта искренность, сама искренность, совсем не
похожа на наше понятие о ней, мы смешиваем ее с правдой. Ну, вот
мы пошли, и сколько было светящейся зелени и мрамора! Я не
помню ни одной фигуры в Люксембургском музее скульптуры, но
мрамор, какой-то бело-ярый мрамор чувствую и посейчас...

Ночью. Звезды горят, как лампады. Я достал 3 ф. керосину,
у меня горит 5-лин. лампа и это... ведь, звезды, вы не даете мне
возможности читать и писать, ну, а лампа дает... Простите! но
я остаюсь при лампе. И потом у меня тепло, там кусается мороз,
нет! Решительно, звезды, я остаюсь в тепле при лампе. — А что
доказали? — Я ничего не хотел доказать, просто, при выборе
звезд и мороза, я выбрал печку и лампу, как человек. (Батюшка,
наверно, скажет: «Ежели хорошенько подумать, нет противоре-
чия между звездами и керосиновой лампочкой».)

Приходили ко мне две какие-то, и одна, белокурая, говори-
ла очень умно против другой и навстречу мне: я спокойно ее
подпускал, как зайца, шагов на пятнадцать. Она была так умна,
что я заинтересовался и спросил, как ее фамилия.

— Флистер,— сказала она...

— Вы?!

— Я... еврейка.

Тогда мне все стало понятным и стало горько: русская,
значит, не может быть такой умной.

Написано после прогулки под звездами в состоянии качания.
Решено вести более подробный дневник природы.

6 Февраля. - 15°, днем - 6°. Ясно, ярко весь день. Все
голубеет.

Время голубых теней. Что радоваться о свете, когда все
свет, а вот теперь после тьмы вот радость! В час, когда бывало
Уже темно, теперь стоишь, и кажется, кто-то ушел от окна,
а небо как открылось. Вечером видел первый раз, как горела
заря на деревьях рощи, и хотелось мне опять, как бывало,
оставить, забыть человека и быть со всем миром и в мире.

7 Февраля. - 16 Р. Заря влажная с фиолетовыми облаками,
небо светлое, снег все голубеет, в поле наст блестит, как сереб-
ряная риза. В лесах за нашими лесами на голубом острове
дева ожидает Ивана-Царевича.

135

Дверь таинственно скрыта и только одна, и только в нее
войти можно одному, имя которому Я Сам. Но только в то
мгновенье как Я Сам находит таинственную дверь,— понимает
Я, что и ты, и мы все вместе с ним одно — заодно. Как хорошо
говорится, что насильно мил не будешь (насилие есть попытка
через тело-материю пробиться к душе, а свобода — овладеть
материей-телом через душу).

Заря влажная. Таким гостем входит Иван-Царевич на го-
лубую поляну, и загораются румянцы зари на лице спящей
красавицы.

(Анна Харлампиевна... и я.)

8 Февраля. Утром - 9 Р. Ясно. Воздух, как в весенние
утренники: пахнет солнцем, «дверь Ивана-Царевича»: дело выбо-
ра (качества) остается, в конце концов, за спящей красавицей (и
что такое этот продолжительный период целомудрия, «спасенье
девы», девственности, стыдливости и пр., как не выгадывание
времени для выбора именно того, кто «по душе»; публичную
женщину создает мужчина с его потребностью безликого опло-
дотворения — лезет даже на корову, на суку, на козу, а если
женщина лезет, то она не женщина). Так, значит, в женщине
заключается производство качества, индивидуальности, глупо
предъявлять требование ума в красавице. В еврейках, благодаря
их большой хитрости, есть симуляция ума. Русская спящая дева...

Христос за церковной оградой (Толстой, Достоевский, Ме-
режковский, Розанов, сектанты).

Он обобрал ее как девушку совершенно, взял с собой всю ее
девичью душу и не дотронулся даже до тела, а потом, через
десять лет, когда она совершенно высохла в бюро и поседела
даже, то послал ей копию с его картины — портрет ее прекрас-
ной души,— какое можно выдумать большее оскорбление!
Между тем он был искренним, потому что он был художник
и считал, что остановленное мгновение жизни дороже проходя-
щего. Она же и была вся там, в этом проходящем мгновенье.
(Для чего ее разбудили!)

Температура изо дня в день медленно повышалась, вчера
вечером заря была уже влажная и вокруг нее расположились
фиолетовые облака, звезды ночью светили тускло. Утром при
восходе еще было ясно, март был, как весенний утренник, и пахло
солнцем. Но солнце взошло в серое облако, и с юго-запада
ровное, серое надвинулось незаметно быстро и обволокло все
небо. Я предсказываю не сегодня-завтра снег, метель, оттепель.

9 Февраля. Не могла издивиться своему счастью.
Деревья были разбросаны, как говорят: «Где куски, где
милостыни».

Весь день простоял при - 6 Р, небо все серое, а снег не идет.

136

10 Февраля. - 9 Р. Иней сел. Небо, как вчера, серое. Пырхает
и не осмеливается идти снег.

За всем неверием и хитроумностью людей скрывается наив-
ная вера, и о ней не подозревают обыкновенно хитрецы (из себя,
напр.: я ли не скептик был, «человек» и его «прогресс», а сам «В
краю непуганых птиц» написал с Невским проспектом). Веру
людей надо искать не в ученых книгах и у сектантов разных,
а в их самой обыкновеннейшей жизни.

Качество мира создается индивидуальностью, а индивиду-
альность варится жизнью рода, а именно в сердце женщины
избирающей: пусть родовые оковы заключают двух и пусть
привычка еще крепче железа их связывает, все равно, там и тут
прорывается тот подземный огонь избрания, выбора, свободы
творчества индивидуальности.

Почему все эти бесчисленные романы? это опыты опускают-
ся в подземные колодцы с фонарем: инстинкты при свете разу-
ма, для этого нужна способность «умеренного разума»: т. е.
сохранять присутствие разума в пламени чувств и в то же время
без помехи чувству (отдаваться).

Из Бергсона: след деятельности интеллекта — научные от-
крытия, которые открывают новые орудия производства, это
и остается, а память о войнах и революциях исчезает (1 нрзб.).
(Не отсюда ли происходит Марксова экономическая необходи-
мость: т. е. наше сознание лишь постепенно и после привыкает
к этим взрывам, совершаемым интеллектом, «надстраивается».)

Три расходящиеся течения жизни: растительное оцепенение,
животный инстинкт и человеческий интеллект. (Животный мир
всегда находится под угрозой оцепенения, напр., жизнь в рако-
винах, а человеческий — под угрозой инстинкта.)

В нашей коммуне нет предмета, нет вещи, а есть только
формальная сторона,— отношения между вещами.

Сегодня мне рассказывали, что мужики, если узнают, что
где есть книга Библия, собираются во множестве слушать чте-
ние в надежде узнать пророчество о наших временах (про царя
Михаила, зверя и проч.).

11 Февраля. Итак, мы допустим, что мир был в творческом
порыве, как задуманная картина в решении художника. Порыв
этот разошелся в трех направлениях, как ветер на перекрестке:
растений, животных (инстинкт) и человека (интеллект).

Интеллект по природе своей (природа его — делать орудия
из неорганизованной природы) имеет дело с мертвыми видами,
если же он обращается с живыми, то они ему, как мертвые
(напр., рабочий на фабрике).

Там, где падает порыв творчества, след его падения нам
представляется как неорганизованная материя.

137

Перед животным царством был страшный момент опас-
ности оцепенения, как у растений, когда в борьбе за существова-
ние оно покрывалось каменными раковинами.

«Худший вид рабства — это быть рабом интеллекта, интел-
лект владеет, но отдаваться интеллекту значит отдаваться
в рабство (фанатики)». (М. Пришвин.)

«Вне геометрии и логики чистое суждение нуждается в том,
чтобы быть под присмотром здравого смысла». (Бергсон.)

12 Февраля. Буря. Снежная вьюга. Вечером снег перестал, но
при месяце и звездах всю ночь выл ветер.

13 Февраля. Эстетическое творчество служит для выражения
индивидуального, напр., творчество Л. Толстого: это Л. Тол-
стой; но как только Л. Толстой окончательно себя выразил,
является ассоциация «Толстовство», которая отметает от себя
Толстого — эстета, индивидума, выбирая для себя из него
мораль. Впрочем, сам Толстой отказался от Толстого-индиви-
дума, художника и объявил себя моралистом, т. е. как члена
христианской ассоциации. То же самое произошло и с Гоголем,
т. е. они уничтожили свою самость раньше, чем неминуемо
потом должно было сделать общество. Их индивидуальность
переросла саму себя и погибла естественно. Но бывает, ин-
дивидуальность вступает в борьбу за себя, за качество мира
и борется до конца, как у Ничше (Сверхчеловек),

Против индивидума бывает мораль: итак, моралью можно
назвать сумму правил поведения членов какой-нибудь ассоци-
ации в борьбе с индивидуальностью.
Так умирает качество в количестве.

Они не только распнут, но еще назовут потом себя, свое
общество именем распятого.

Ну вот... а между тем сознанию рисуется какой-то истинно
верный путь индивидума, входящий в общество свободно, как
река входит в море: индивидуальность может чувствовать себя
индивидуальностью на время борьбы с ложными ассоциациями
и в ожидании явления истинной. Назовем такую полную ин-
дивидуальность в отличии естественно-ограниченной лично-
стью. Так, напр., личность Христа выше ассоциаций — церквей.
Личность — это превзойденная индивидуальность, поскольку
последняя есть только дело качества и побежденная обществен-
ность, поскольку последняя есть дело количества.

— Ты, служитель красоты — художник, не верь людям,
которые в газетах и на улицах присягают искусству, не верь!
придет час, они поломают твоих Венер, изобьют леса, истопчут
луга и небо закоптят, и когда ты будешь проходить в этой
пустыне, нечем тебе будет борониться от их слов: «До красоты
ли нам теперь, когда есть нечего».

14 Февраля. - 3 Р. Ветер, Ночью порошка. Погода крутится.
Русский интеллектуализм (интеллигенция): страсть к чужим
идеям и к действию — выводу из них.

138

Написать деревню по работам моих учеников, надо за-
дать сочинения.

/5 Февраля. Сретенье. Снежная метель продолжается. «Мы
свободны, когда наши действия исходят от всей нашей личности
в целом». (Бергсон.)

Снился Париж, я приехал к Игнатову, Илья Николаевич
имеет вид сильно старого, утомленного человека, он мне пока-
зывает «Русск. Вед.» и место в них, где я могу писать, но он
торопится, и я чувствую, что очень мешаю ему куда-то идти,
а вокруг-то суета, характерная для Парижа: приходят люди,
уходят и в доме кипит холодно-деловая уборка. Появляется
лицо, среднее между Кютнером, Лундбергом и Пястом. «Пока-
жите мне Париж,— прошу я «Пяста»,— у вас есть свободное
время!» — «Я совершенно свободен»,— отвечает он, и мы
выходим на улицу. Какая улица! широкая, разнообразная, какие
прекрасные дворцы и бульвары. При переходе через улицу дама
легкого поведения подходит ко мне и начинает говорить со
мной, но я ничего не понимаю, вокруг нас вырастает толпа.
Дама, вполне разочарованная мной, покидает, и того «Пяста»
тоже нет, скрылся, я один иду улицу за улицей все дальше 1
и дальше по сказочному городу, прекрасному, чудесному, вот,
наконец, я увидал витрину с сигарами, завернутыми в золотые [
бумажки, и всякими папиросами, купить! но как я куплю, у меня
только советские деньги, не имеющие никакой цены. Между тем
уже темнеет, а я забыл записать адрес своей квартиры, я даже не
знаю, в каком это направлении, и голоден я, и ночевать негде,
а улица широкая вдруг покачнулась, и качусь на ту сторону,
докатился, а она с той стороны покачнулась, я качусь назад,
сверху же направлена на меня пушка и голос оттуда слышится
по-русски: «Попался, попался, русский».

17 Февраля. Сретенские морозы 16° Р. В Дорогобуже за
пайком: академический больше боевого: 2 ф. сала, 21 ф. муки,
15 ф. овсянки, 15 ф. мяса, 3 ф. жира, а махорки не дали
и сахару не дали, нет ничего этого. Все пайки отменяются.
Посевкомы со своими пятидворками. Предчувствия поверты-
ваются к войне. Слухи о самостоятельности Белоруссии. Все
эти слухи по внешности обычно-весеннее, но окраска сове-
ршенно другая: теперь не враг, которого многие хотят злобно
сбросить, а отвращение к бытию всех, всеобщее сознание
мерзости и необходимости конца.

18 Февраля. - 17 Р. Солнце. И до того противен человечишка
и так он часто на глаза попадается — сказать невозможно, где
есть такой зверь, такой гад на земле. Ехали через Бражнино,
посмотрели господский дом, ну и дом! на каждой ступеньке
вверх сидит куча-две, а наверху школа и ячейка, все изодрано,
избито, штукатурка осыпалась, пол шатается, вконец разбитый
Рояль, и танцуют здесь в шубах и валенках; ну как тут не

139

сказать вместе с благочестивой Ипатьевной, что это бесовский
пляс. Так говорила Ипатьевна: «Изба эта стояла на краю села,
давно никто в ней не жил, ни окон, ни дверей, а тут слышим,
музыка и пляшут и свищут, идем к избе — огни! народу лик
ликом и все в масках звериных. Перекрестились мы, петух
прокричал, и вдруг изба зашаталась и стала в землю, как
в воду, уходить, тихо, незаметно шла, вот по завалинку, вот по
окна, а там все поют, все пляшут и музыка играет, как будто
ништо им! Вот и окна скрылись и крыша, и не видно ничего
стало, а все гик и свист слышится. И трубы скрылись, и нет
ничего — ровное место, а все будто маленечко жундит и топо-
чет под землей. Настанет срок,— говорила Ипатьевна,— так
и все наше сквозь землю провалится, и срок, кто грамотный,
в книгах указан».

В книгах ищут срока, у кого есть Библия, собираются в избу
и читают, читают. Наш Вас. Ив. плотно засел за Библию,
распределил в день по сколько-то глав и хочет всю Библию
прочесть от начала и до конца.

Как хорошо уехать из города и не видеть, не слышать
человечишка, везде кругом леса темные и между ними голубые

полянки, расступятся леса, начнутся голубые поля, все голубое,

чистое, без-человечно прекрасное!

Мелькнула, как сон, моя голубая весна, какой сон! счастье
мое, а сны тоже земные, снятся монахи в полуночи, идут вокруг
ограбленного, засранного монастыря вместо свечей в руках
с лучинками, и одеты монахи в подрясниках из ковров, и кто-то
шепчет: «Вот до чего дожили, монахи ковры перешивают».

20 Февраля. - 12 Р. Солнце. Блик снегов. Зайцы возле
Громова. Яблони были в саду высокие, как корабельные сосны,
смертно-радостная тоска свидания с садом детства. В «моло-
дом» саду траву косили, я пошел по яблоням, на скошенном
увидел только одно и зеленое. В шалаше лежал мужик с боль-
шой русой бородой, и был он весь сам, ему не было никакого
дела ни до моей тоски, ни до чего моего, он даже и не посмот-
рел на меня, копаясь с чем-то в шалаше. С тоской и радостью
вгляделся в зелень густо темную и вдруг: «Да ведь это мой!» —
мелькнуло, ведь это вся радость!

Мне снились и мысли, что смерть хороша, если бы не было
смерти, то как бы это было смотреть бессмертно на бессмерт-
ную гадину.

Еще снились мысли: о великом деле истории, личные побуж-
дения к которому у громадного большинства людей необычай-
но гаденькие и ничего с исторической идеей не имеющие обще-
го. (Сюда можно подвести почти все войны и революции.)
Социализм привлекает просвещенных людей, вероятно, идеа-
лом общего дела, превращаемым в личное (между тем тот же

140

социализм привлекает массу обратным: 1) мое в общее,
2) общее в мое).

21 Февраля. Начались вечерние зори.

Личные побуждения к ученью тоже разве согласованы с пла-
нами учащих: это родители отдают в ученье детей, потому что
неученому жить нельзя. О чем же взыскует мир масс? кажется,
о вожде, и мы, мечтающие о творчестве масс, хотим просто
полноты жизни, может быть, хотим сами быть вождями.

22 Февраля. - 6 и быстро теплеет. Пасмурно. Мы ходили
пробовать новое ружье по живой мишени. Был подстрелен заяц,
которого мы преследовали целый день и вечером настигли.

23 Февраля. — 3 Р и все теплеет. Весна приближается. В полдни
зима выгорает. Начались «закаты». С удовлетворением оглядыва-
ешься вечером на запад, и там, как жар-птица за лапами,— солнце.

24 Февраля. Пасмурно, как ранней весной, с утра — 3. Как
трудно подыскать себе 3—4-х товарищей с семьями для об-
работки земли, между тем хотят, чтобы все мы стали комму-
ной. Вспоминается христианская коммуна о. Ник. Опоцкого
в Велебицах, в которой часть проворовалась, а другая пошла на
них с топорами.

25 Февраля. — 2—3 Р с туманцем, по-весеннему. Лазили
с Левой весь день по снегам с ружьями.

26 Февраля. — 2—3 Р и как вчера.

Снилось мне, будто извозчик-товарищ везет меня, не как
прежние извозчики, по воле седока, а куда ему вздумается, на
руках у меня охотничья подсадная гусыня. Привозит он меня
в дом, и я догадываюсь по какому-то особенному огню, что
дом нехороший. На дворе хозяйка поймала мою гусыню и от-
секла голову, и еще кто-то цыпленка привез — цыпленку отсек-
ла, так, видно, полагается в этом доме, в таких домах жаловать-
ся некому и порядки свои. Но я отбил тело своей гусыни и,
завернув его в пакет, вошел в дом. В одной комнате были
только мужчины, курят, пьют, ведут цинические разговоры,
напр., один говорит: «Я пойду сейчас к невесте № 18-й». На
одну минуту и я пошел туда и посмотрел в щелку через пустой
сучок невесту № 18. Она имела вид этих женщин, была в готов-
ности, а глаза задумчивые, хорошие. Вернувшись назад, я дал
понять публике, что я писатель и все это мне годится как
материал. Вошли две сестры мои неземные Дуничка и Маша:
А, ты здесь!» Мы вышли на улицу, и нас провожала бандерша,
ая подала мне руку, и я сказал ей: «Я сейчас видел невесту
№ 18, какая трагедия!» Тут бандерша закатилась смехом над

"трагедией», а Дуничка ей говорила серьезно: «Видите, как

понимать, Миша понимает все поэтически».

141

27 Февраля. — 6 с утра. Туман. Иней небольшой. Вчера мы
в поисках зайца обошли почти всю опушку Хохлов — верст 15.
Ю-В-ная опушка леса была в огромных суметах, покрытых
заячьими тропами, как дорогами, попадались в снегу глубокие
заячьи норы, а зайца не подняли ни одного; вероятно, это
вышло потому, что мы держались леса, чтобы не проваливаться
в снегу, а зайцев снег поднимает, и они ложились ближе к по-
лям. Из всего животного мира видели только ворона, который
тяжело влачил по воздуху в клюве что-то большое — не мате-
риал ли для устройства гнезда? Крестьяне веруют, что весна
будет ранняя, не начинает ли ворон уже готовиться? Дятел
неизменно тукал в лесу. Флейта поймала небольшого ежа (что
это значит? разве ежи не спят зиму под снегом?). На дороге
Флейта еще залаяла на крота. Ив. Алекс. рассказывал, что
прошлой весной, когда у лисиц бывает течка и они сильно
дурнеют, его небольшая собачка сцепилась с лисицей-кобелем,
так что он успел в нее выстрелить и убил.

Крестьянская душа — это детская душа, им нужно хлеба
и забавы, причем они все это, и хлеб и забаву, сами производят.
Это детское у них я всегда любил и теперь люблю. Что
же случилось? дети без старших передрались, и как это

может до конца расстроить меня? пора бросить ссылаться
на эту войну и начинать дело мира. И жить-то осталось
какие-нибудь 5—10 лет.

В лесу нам встретился больной старик, вез, очевидно, по
наряду, дрова, он остановился возле нас, «Ёб вашу мать!»—
выругался и поехал дальше. «За что это ты нас?» — «Да я не
вас, я их, за что мне вас, это я их: больной, а они выгнали».
Совсем незнакомый, и мы ему незнакомые, надо кому-нибудь
душу свою освободить, и освободил.

28 Февраля. — 4 Р с утра. Снег.

Ходили в Шарапинский лес. Ночью была легонькая пороша,
вероятно, до полуночи, потому что свежих, незапорошенных •
следов было много. И внутри леса, и на опушке мы много
ходили, но зайцев не было нигде, куда они могли деваться, где
лежат в это время? В лесу рубили деревья воры, никто их не
останавливал, хотя состав охраны прежний, есть и сторож,
и объездчик, наверно, все эти служащие, не получая содержания,
кормятся от воров. Latifundia perdidit Italia1, а у нас: бюро-
кратия погубила Советскую республику. Состав общества наш:
дармоеды-чиновники (никто ничего не делает) и самоеды-кре-
стьяне, которые первые грабят; и это называется коммуна!

Из Германии высылают всех наших военнопленных, при-
ехал Алексинский с женой-немкой и детьми. Ознакомившись
с положением, немка хочет уезжать обратно.

¹ Латифундия погубила Италию (лат.).

142

Школа 2-ю неделю не действует по недостатку дров, хотя
дрова в 200 саж. от школы, а за 1/₂ версты леса, сплошь
заваленные макушками и сучьями. Вина отчасти наша, мы,
учителя, мало проявили энергии для добывания: учителю те-
перь даются голые стены школы и ученики, остальное все он
должен добывать сам. И все жалованье 15 ф. овсянки в месяц.

1 Марта. С утра — 1/₂ Р. Пасмурно-туманно. Попырхивает
снежок. Недели две уже в лесу по ночам стал кричать филин.
рассветает раньше 8 (по старому 6).

Что такое романтизм? В политике все максималисты-рома-
нтики. Психологически романтизм есть преобладание чувства
над разумом («малым разумом»). Романтику прошлое — мило,
будущее манит, настоящее подлежит переустройству. Романтик
ищет полноты жизни. Во сне романтик видит золотое прошлое,
пробужденный, хватается за топор гильотины.

Вечером стало 0° Р, пошел мокрый снег. Мы с Петей выгна-
ли беляка, но Флейта плохо бежала, снег очень глубок. Началась
заячья течка, следы пошли дневные. Стемнело в 8 (по-новому).

2 Марта. Ночь прошла, рассвело, а погода осталась, как
вечером,— это уже весеннее упорство начинается, заваривается
варево. Днем дошло до + 5 Р.

Снилось, будто я ученик в классе, а учителем у нас
поэт Жуковский. Он сказал: «Вот у нас Пришвин, тоже
литератор, только очень плохой»,— «Вы,— огорчился я,—
Василий Андреич, может быть, всю новую литературу за
плохую считаете, напр., Бальмонта?» — «Бальмонта считаю
за плохого».— «А Блока признаете?» — «Блока признаю».
Вдруг, как в театре, перемена декорации: я на квартире
Жуковского, какой-то маленький и довольно противный маль-
чик возле нас (не Наследник ли, воспитанник Жуковского)
и тут же зачем-то Зинаида Покровская, зубной врач; мальчик
отправляется в сортир и дает что-то из своих игрушек нести
Жуковскому вслед за ним, и Зинаиде тоже, и мне, но я не
беру; все отправляются за мальчиком в сортир, я всматриваюсь
в Жуковского, как в людей, чуждых для меня, но уважаемых,
людей долга (напр., Разумника Иванова, Филипьева). Как I
строги, как исполнены достоинства и резко безулыбочно-от-
четливы черты человека, несущего игрушку для мальчика
в сортир! В конце концов Жуковский занимает у меня денег,
и я даю ему несколько золотых.

Вот сон. Повод к нему: вчера был у меня Коля Богданов
и спросил меня: «Я читаю словесность, зачем словесность есть?
напр., что такое «Двенадцать спящих дев» Жуковского — сказ-
ка? для чего это нужно, вот-вот я хочу вас давно спросить, а для
чего это нужно?»

3 Марта. Утром О Р и продолжает завариваться весна
с туманом, ветром и мокрым снегом.

143

Купелище. Павел Иванович Емельянов, дядя его Софрон
Емельянов (утки).

4 Марта. В 7 ут.— 1 ¹/^{2 о}. Восход солнечный. Тихо. Небо
пестрое, но потом солнце весь день, к вечеру заморозок и наст.
Худ. памятники русского патриотизма: 1) «Слово о полку Иго-
реве» — читается детьми с увлечением, неоспоримый памятник.
2) «История» Карамзина — пересмотреть. 3) «Слово о погибе-
ли» Ремизова.

Психология привычки. Воспитание состоит в развитии спо-
собности по своей воле привыкать к чему-нибудь и отвыкать —
это значит быть свободным от привычек. Чтобы привычка
приходила не извне, а изнутри. Захочу и брошу все и начну
новую жизнь.

Надо: до еды убирать комнату. Прочесть Джемса «Психо-
логию». Думать: с какого конца приступить к литературной
работе. «Наша деревня» по работам учеников. ,

Долги: заняться литературой, образование детей, добыва-
ние дров, сапоги, подсадные утки, кольцо, добывание книг,
уплата картошек сапожнику, последние годы жизни, Россия,
сочинения Леве.

5 Марта. Ночью поднялся ветер, утро -3 Р. Вчера новости
пришли через бр. Афанасьевых. У нас в Москве забастовки
рабочих. В Германии и Австрии большевизм задавлен, и нет
никакой надежды на европ. революции. Возможность войны
между Францией и Англией (!). Ленин с Троцким в открытой
газетной полемике. Заявление Ленина, что мир с поляками
сорвать не удастся. Будто бы одно из требований рабочих —
«свобода проезда» — новый вид свободы. Будто бы говорят
в Европе так: «Вы покажите нам хорошее от коммуны, а потом
мы за вами пойдем». Пока мы можем показать только раны
жертвы — «смердит!»

6 Марта. Мне виделось все, как есть: все остались при
своем, но это свое стало только своим без всяких иллюзий, что
это для кого-то нужно, так что свое это стало неизменным, как
жизнь вечная, напр., И.Н.Игнатов как занимался литературой,
так и теперь он занимается ею, заведующий литерат. отделом
Румянц. Музея; он мне сказал, что его задача состоит привести
в порядок каталог, для чего нужна перенумерация, и что эту
работу ему, конечно, при жизни своей не закончить, бесконечная
работа. Разумник тоже как писал свои критико-философские
статьи, так и пишет, только не для воображаемого общества,
а для своего Вольфила. И т.д. все остались со своими, только
своими привычками на поле бесконечно пустынном. Я тоже
охотился для смены впечатлений, а теперь я охочусь для охоты.

Инстинкты закрепляются привычками, напр., цыпленку на-
до за кем-то ходить, а если несколько дней пропустить, то он

144

одичает. Всякое животное можно приручить только в известный
короткий период.

Мне снилось, будто переворот совершился и стало можно
возвращаться на родную землю, только она все еще в дырах до
ада, эти дыры в себе сходятся, заплывают постепенно, но не все
еще затянулись и можно провалиться.

Охотничий дневник

С сегодняшним зайцем мною убито в Алексине всего семь:
1) Ходил с кузнецовой собакой в сентябре весь день, ничего не
нашел, а под конец на березовой вырубке возле свежевспахан-
ного поля вырвался из-под ног, я ранил его, и собака догнала
в кустарнике. Матерый русак. 2) С Шульгиным и К-м в Шарапи-
не из-под гончих убил беляка, по нем сделали 5 выстрелов,
наконец, неожиданно он сделал сметку на меня и был убит в 10
шагах. 3) Шел по чуть видному следу возле Алексина, увидел
двойку и сметку, как только остановился на сметке, в 20 шагах
из канавы выскочил заяц, я выстрелил два раза, он свободно
пробежал шагов 500 и присел в болоте. Не доходя до него 100
шагов, я на счастье выстрелил — не шевельнулся, выстрелил
в 50 шагах, он в конвульсиях кончился. Матерый русак 13 ф. вес.
4) Около дер. Иватенцы из сумета в овраге Флейта выгнала,
я с лежки шагов на 80 ударил и отбил ногу. Флейта догнала его
на дороге. 5) В Хохлах с опушки заяц кинулся по дороге опять
в лес и, сделав на опушке сметку, залег в кустах, потом хотел
обратно вернуться на дорогу, и тут я его встретил. Средний
русак. 6) Против Старанцева из кустов Флейта выгнала на до-
рогу, пробежав немного, он бросился в кусты, а из кустов лож-
ком пробирался на дорогу к логову, я подстрелил ему лапу зад-
нюю, часа два его гоняла Флейта, пока задушила. Небольшой
прибылый русак. 7) Сегодня на опушке из сумета в логу поднялся
и бросился к нам в кусты, Серг. Вас. ранил его, и он изменил на-
правление, нарвался на меня. Средний русак. Шерсть уже лезет.

7 Марта. Масленица. Выпал снег при — 1 Р, и так стало
мило после ветра и борьбы весны, мир, Вороны уже кричат,
зайцы начали линять.

Новости из газет: восстание моряков на «Петропавловске»
(в память Февральской революции?).

Вас. Ив. как тип: все изменится, и он изменится, но только
прижать их надо хорошенько.

Днем доходило до + 5°, вечером шел дождь, ночь
прошла при + 2°.

8 Марта. Заигрыши. Все раскисло. С раннего утра галки хором кличут и вороны орут. В душе корабельная тоска.

Самая, кажется, увлекательная наука астрономия, но если
взяться за нее как следует, то придешь к занятию над

145

сложнейшими вычислениями, доказывающими, что земля должна оледенеть и пр., а самые звезды, которые и привели к занятию астрономией, остаются далеко позади, как воспоминания юности. Значит, наука не соответствует инстинкту красоты, она его не воспитала, а отравила. Всякая наука относится к механизму, если я от красоты звезд начну заниматься астрономией, то это все равно, как если я, услышав сонату Бетховена, буду изучать механизм звука в рояли. Мы замечаем, что это смешение эстетического и познавательного начал нашей природы происходит в юности, в начале ученья, у самоучек, у недоучившихся. 19-й, технический век открыл нам глаза и лишил науку эстетического ореола. Прагматизм ясно очерчивает круг научного действия, и в этом его великая сила. Интуитивизм отводит область для религии, эстетики, метафизики. Отсюда изучение природы эстетическое для юношества, а не научно-систематическое. (Соф. Ник. Володина — жертва энтомологов.)

Для оживления «Домостроя» прочел Чехова «Бабы» и спросил, кому они сочувствуют, бабам или мужчинам. Из 9 деревенских учеников 6 были против баб. Насколько, значит, «Домострой» владеет еще деревней.

Эти глупейшие 42 месяца (1260 дён), которые будто бы остаются до конца большевизма, по Библии, у всех мужиков в уме и на языке. Но как же это выходит? От 17 окт. через 1260 дней 18 марта— 31 марта. Стало быть, 18—31 марта, по Библии, должен быть переворот. Фросина сватья сказала:

— У вас есть Библия? ну, так вы можете узнать, когда все кончится.

Погода, как больная, переходит из настроения в настроение, после обеда задул северяк, сразу нагнал мороз, и все оледенело.

9 Марта. 8 Р. Тихо. Солнечно. Пахнет снегом и солнцем. Говорят, что начались тетер. тока (?).

Прослышав о мне как о «величайшего ума человеке», дер. Мартынково прислала ко мне трех депутатов написать жалобу на землемера. Обещаются наградить.

План занятий весной по естест. истории. Задача педагогическая обратить внимание на жизнь природы. Классификация: красота, полезность, вред. Давать свои названия с описанием или рисованием.

Засушивание.

Человеческое общежитие отличается от быта животных тем, что каждый в человеческом обществе является вольным агентом суда или свидетелем (у лисиц, напр., у волков в Чистике нет такой организации).

Говорят, что из газет можно понять, будто Кронштадт в руках повстанцев. Замечательно, что именно в Феврале каж-

146

дый год поднимаются надежды, похожие на воспоминание февральского чувства свободы, пережитого в 1917 году, и каждый год в Октябре погружаются в безнадежность, как будто это два естественных праздника света и тьмы.

10 Марта. Пырхает снежок при — 3°, хороший прощальный день зимы. Не наскучил снег. Верба совсем подготовилась к Вербному.

12 Марта. В Четверг ездили в Еловку к куму на блины и вечером были в Починке, а в пятницу на великой (1 нрзб.) были у Журавлевых на Бахаревских участках, ночевал у Митрофана в Следове, в субботу утром Алексей отвез нас в Алексино. Погода в пятницу доходила до + 8°, по дорогам была вода. Сват сказал:

— Власть хорошая, очень хорошая, и говорить не могу, как хороша, только нас к ней не допускают и мы ее не разумеем. Митрофан изронил такую жемчужину:

— Какая-нибудь власть нужна.

— Царя?

— Нет, президента.

Смысл этого президента такой: царя называть боятся и то же понятие выражают словом «президент».

Факт: недоброе чувство деревни к красной армии.

Одержимость властью: Бориса произвели в начальники отряда, он ругает коммунистов, а сам поступает, как комиссары.

Почему сход вопит? «нет у Алексея памяти», чтобы удержать мысль, она охватывается им, потрясает все его существо и заставляет орать, чтобы всех перекричать: тут «я сам» и все враги такие, что злоба на них глаза наливает.

— За царя стоит тот человек, которому раньше жилось хорошо, а средний человек желает президента.

Причина деревенского вопля не бремя налога, а несправедливая раскладка самой деревней налога, вот и надо теперь узнать в подробностях, как «мир» раскладывает.

Получается такое впечатление, будто власть эта в существе своем имеет зло, кто ни взялся за нее, всяк будет делать зло: ею пользуется сын, чтобы восстать на отца, мальчишка, чтобы припугнуть других мальчишек, ревнивый муж, чтобы отстранить от своей хаты любовников жены, деревенский писака, чтобы добыть себе самогона, и т.д. Устроят колонию для детей, она является колонией будущих преступников, устроят союз молодежи — союз разбойников.

Марта. Последний Божий день. Прощеный. Василий.

Вечером заморозило, и отпечатки следов по рыхлому снегу

стались, а новые по замерзшему снегу стали невидимы. Я все-

таки вышел проведать Чистик, потому что день разгорался

единственный. Наст «скипелся» на наст, и так слежалось,

147

смерзлось, что нога нигде не проваливается. Насыпи от канав обнажились рыжие. Вокруг деревьев всюду кольца на снегу. Верхушки холмов пестрые. Дорога малоезженая обнажилась, а постоянные порыжели. Мало снега было зимой. Березы побурели, на голубом снегу, под голубым небом рощи берез прекрасны. Ели и сосны млеют на солнце и вороны орут. Распушилась пушица на ольхе, и вербы стоят готовые к празднику. Болотные кочки показали свои рыжие мохнатые головы. Флейта наткнулась на белых куропаток, я, услыхав их хохот, притаился под сосной, одна белая, как снег, спустилась на снег полянки и осталась на ней после выстрела. Зайчиха лохматая линяющая кралась от собаки в кустах.

Ослепительно ярко и очень больно глазам.

Мне вчера сказал мужик:

— Не узнал бы тебя, брат.

— А что?

— Заовинел ты как-то...— вернее, замужичел, облохматился, зарос (или он хотел сказать, что как дымится овин, так дымятся мои волосы, начинающие седеть: заовинел).

Не все ли равно? разве во мне дело, каким я кажусь, зато изнутри так хорошо в такой день. Ведь уже целых три часа свету прибавилось, и день стал такой широкий, будто в море выплыл из берегов узкой реки.

Еловский старик рассказывал:

— Чем все это кончится? вот и Ленин, сказывают, ходил спрашивать ворожею: «Чем,— говорит,— это кончится?» — «Молот — Серп,— сказала ворожея,— читай наоборот». Ленин прочитал, и вышло, что кончится царизмом.

— Престолом,— прочитали мы.

— Ну, престолом, все равно.

— Так, стало быть, царя хотят.

— Ну, царя не царя, а президента.

— А как же престолом-то?

— Что же, а разве у президента не будет престола?

14 Марта. Весна. Наши дни. 1-й наш день. Мечта, как пчела, собирает мед с жизни, только мы думаем, что она нам будет прямо в рот носить, и не готовим ульев для сбора желаний. Но и так бывает с иными, что наготовят много всего для сбора, а желания не летят, они стали пешие, обломали себе крылья на заготовках в рабском труде.

На заре выхожу в Чистик. Снег не проваливается, под ногами, как в крепких зубах сахар, хрустит, идешь, и на версту слышно, Флейта брешет на угол Острова, а из другого удирает лисица. Опять в Чистике обрушился на меня громадный русак, а ружье за плечами. Потом беляк — ружье осеклось: слышно было слабое токованье тетеревов. Наши слышали жаворонка.

148

Стайка пташек понеслась на меня, ныряя в золотом воздухе. Но пичуги летят на Русь.

Охот. рассказы: я сделал три чучела, лисицы, зайца, тетерева, и уношу их с собой поочередно очень рано, когда все спят, я возвращаюсь на виду всех то с лисицей, то с зайцем, то с птицей.

15 Марта. С вечера вчера небо заволоклось, утро вышло туманное и морозу всего ¹/2°.

Как может возникнуть идея бессмертия, если все люди смертны? Бессмертие не идея, а самочувствие жизни — это есть чувство жизни. В «Психологии» должна быть глава «Чувство жизни или бессмертие».

Жизнь — это борьба за бессмертие, опушки старых лесов покрыты, как щеткою, молодою порослью: старые передали молодым дело борьбы за жизнь, и молодые так живут, будто они родились совершенно бессмертными. Тут борьба совершается без лозунгов, без идей, на опушке леса величайшее из дел совершается в стыдливом молчании.

И среди всего этого царства стыдливого молчания холостой человек произносит идею бессмертия!

Что такое идея? Идея — это усилие человеческой воли. Исключительное внимание зачем-нибудь ограничивает натуру, дает стремление вперед и крик, это атака с криком. Идея бессмертия — это атака — порыв, а жизнь рода — молчаливый и мощный ход борьбы за бессмертие.

Что остается делать после неудачных атак? Остается прислушаться к голосу природы и делать то же самое дело в стыдливом молчании. Вот откуда выходит Руссо, и Толстой, и славянофилы, и все, кто находит строительство борьбы за жизнь вне идейного человека, в правде скрещенных инстинктов разумного человека, чувственного животного и молчаливого неподвижного растения.

Идея бессмертия — это личное сознание мировой борьбы за существование, это сознание личности.

Человек со своей личностью в отношении природы является как бы максималистом.

Утро было туманное, серое. К полудню стало обозначаться Уною солнце, и после обеда до ночи небо было (1 нрзб.), и всю ночь были звезды.

16 Марта. Опять легкий заморозок и полный солнечный праздник. Так чудесно уступами проходит зима, и будто уступа-

по мрамору сходишь изо дня в день к югу. Я узнал сегодня

149

этот мартовский свет, отчего он так мил мне: все тот же единственный свет, голубая весна на всю жизнь, но какою ценою!

17 Марта. Какие золотые дни! Поля и болота вовсе пестрые, грачи прилетели. Говорят, что и скворцов видели. А сапожник Вас. Мих. будто бы слышал и бекаса, только верить нельзя. Запулакала желна. Настоящие вечерние зори. Речка Рясна своевольная местами вырвалась из льда.

Ждем уток.

18 Марта. День такой прекрасный, что и теряешься: взялся за одно, нет, возьмусь за другое, там за третье... и потерялся, день проходит, а я догнать не могу. Березы шоколадные, стволы осин зеленые — кора цветет! Лоза обозначилась серо-зеленою дымкою. В бору на опушке обтаяло, и под молодыми елочками обнажилась вечно зеленая брусника,— как будто не бывало зимы! На южной стороне бора проталинка пахнула землей, тукнула в меня большая освобожденная муха, на желтой траве копошилась Божья коровка. Меня окружили неожиданно потоки с полей, нога в снегу оставляет колодец. Сам видел, как несметная стая грачей выбила с криком ворон из своих гнезд и, сделав свое дело, куда-то исчезла. На каждом месте слышишь жаворонка. Озеро посинело, вода в спуске бушует. На заре вечерней дремали липы.

19 Марта. Ночью все капали с крыши мерно капли и на заре остановилось, чуть подморозило (1/2⁰). Солнце встало в светлом тумане, и через час заблистал новый райский день.

Мой ближний (!): прицелился по живому, и вот лицо его сохранило в глазах весь холод расчета прицела в живое, неестественное лицо, нешлифованное, руки всегда готовы хвататься за шиворот и слова все о «коллективистическом».

В человеке, если он человек, а не машина, свою жизнь определяет одна безумная черточка, а все остальное — разумное приспособление к обществу; средний человек, забыв о своем лично-безумном исходе, весь уходит на приспособление и существует, как резиновый буфер.

19 Марта. Еще один «чудный» день. Выставил окно. Комар влетел. Видел скворцов, бабочку.

20 Марта. С утра было пасмурно, потом к обеду облака раскудрявились, растаяли и вышло солнце очень горячее. Полая вода, думаем, уже прошла: на ручьях везде спадает, лед остается на берегах или опускается под воду. Снег только в лесах, этой воды, думают, не будет довольно, чтобы гнать лед, и в Днепре ледохода не будет. Земля много оттаяла, как замазка. Березы

побурели сильно, как сажей нарисованы. Над рощей вилась стая прилетевших витютней. Деревья запахли своим земельно-навозным запахом. Грачи орут.

Первая встреча (по календарю) весны 2-го Февраля, вторая 1-го Марта, третья 25 Марта, первая — голубая весна света, вторая — водная, рыбы — птицы, третья — травы и листьев на деревьях, четвертая — май — цвет, песня, танцы.

Слухи: из Петрограда приехали рабочие, говорят, будто им предложено было выехать ввиду бомбардировки города из Кронштадта. А там будто бы ведет дело вел. кн. Влад. Павл.

Большевики создали систему управления посредством декретов и чиновников, которые образовали разные корпорации воров с дележами добычи, так, напр., Продком, Совнархоз, Уземотдел и проч. чертовщина.

Ничего не сделано, даже самый главный вопрос в России — земельный — и не затронут.

Вспоминал слова В.И.Филипьева: все наиболее талантливое в России вобрала в себя бюрократия; казалось мне тогда, какие неисчерпаемые силы были в обществе, а теперь приходится признать справедливость слов Виктора Ивановича. Подумать только, что такая бездарность, как Семен Маслов, поднялся до министра земледелия!

21 Марта. Утром валил мокрый снег огромными хлопьями и потом весь день в тумане что-то моросило.

Дошел слух: Кронштадт взят обратно красными. Теперь новая гекатомба кровавому богу, и он за это еще немного поддержит нашу власть.

Зачитал «Фрегат Палладу».

Жизнь, как в океане в мертвую зыбь. Часто встречаешь многое очень известное как неизвестное, напр., вот негры — «Какие же они внутри должны быть?» — задаешь себе вопрос — и как будто видишь их и отизвнутри, люди же хорошо знакомые постоянно повертываются невиданной стороной, вернее, так сказать: раньше видел стороны, внешнее, а теперь дух этих людей. Как-то задал себе вопрос: «А если Учредительное Собрание и поднимет земельный вопрос, какой я дам ответ?» Конечно, думаю, земля должна быть государств, собственностью и отдаваться трудящимся людям в аренду. Потом вспомнил, что и сейчас земля государственная и даже народная собственность, между тем поди-ка подступись к ней! Каждый имеет право на землю, и дадут после многих хлопот какую-нибудь совершенно бесплодную землю, а лошадь где, плуг и прочее? Спрашивается, какая же разница для бедного и честного человека? (кажется, честным человеком можно назвать такого, который трудится и не занимается местной политикой при помощи самогона).

22 Марта. Сороки. С утра пасмурно-туманно, снег мокрый, а потом весь день переменно. Говорят, сильно сбывает вода.

1

Я сижу дома и смотрю, как в парке все больше и больше темнеют круги возле деревьев и пестреет земля.

Подтверждается, что Кронштадт усмирен, и пишут, что мир с поляками подписан.

В лесу я находил не раз сооружения для изготовления самогона, оказывается, что везде зимой и летом это делается в лесу, причем прячутся не от начальства, а от своих (всё выпьют). Начальству же все самогонщики хорошо известны, оно просто берет с них дань.

23 Марта. Утром пасмурно, в обед солнце, к вечеру сильный ветер и свежая заря. Видели двух уток на Рясне.

24 Марта. Строгий восход с перистым хвостом на полнеба, немедленно по всходе солнца было закрыто. Девицы почуяли Март, как кошки, стали жеманиться, похихикивать, наконец, чему-то вдруг во время класса хором смеяться.

После обеда стало совсем туманно, холодно-сыро, неприятно и пошел дождь.

25 Марта. Ночью был ветер и дождь. Утро насквозь — сырое, туманное и мельчайший дождь — осадок.

Видел ночью, будто Разумник летал под звездами с завязанными глазами, я думал: «Какая польза летать и не видеть».

К лекции по краеведению: собирать предметы нужно красивые и полезные.

Вспоминал И.Рязановского: «провинциален», обмозгованное сладострастие; как его всего, весь его сундук мудрости и всего накопленного в Петербурге разобрали литераторы.

Кронштадтские события мигом рассеяли мечтательную «контрреволюцию».

Вечером солнце выглянуло хорошее, ветер стих и было очень хорошо на опушке сидеть на поваленной березе.

26 Марта. Рассвет чисто золотой на все небо и скворец свистит.

В нашей жизни нет примера, образа, которому должно следовать, и потому жизнь безобразна, безобразна.

О расколе: домишко, сбитый кое-как бедняком на последнее, разрушили и пустили его на произвол судьбы, и бедняк не мог простить это...

27 Марта. Золотым оставался весь вчерашний день. Ночью подморозило, и лунное небо покрылось стайкой облаков, в глубине леса заяц орал.

В 6 по архиерейскому (в 4 ч.) я был уже на Мартинковском поле с Серг. Васил. Мы шли то по ледяной лесной дороге, то по полю межами, поле совсем уже растаяло, и чтобы не мазаться, мы держались какого-то плотного гребешка. Лужи замерзшие с треском, как стекло, разлетались, ходьба неудобная. На восто-

ке была светлая узкая полоса, все небо было заплотнено. Не успели сесть по шалашам, как раздалось хлопанье крыльев и потом тетеревиное бормотание. Долго в темноте я принимал один кустик шагах в 300 от меня за близко сидящего тетерева и тетерева шагах в 100 за черный пёнушек, очень далекий. На восходе солнца рассмотрел, что куст не тетерев, из лощины подскакивает вверх с чуфыканьем тетерев, и потом некоторое время остается видимой его голова, а что черный пёнушек, что тетерев тоже с раскрытым хвостом петушится вокруг себя, бегает, как заводной.

В это время раздались шаги и кто-то с ружьем прямо шел на мой шалаш, я крикнул: «Здесь караулят!» — «Кто?» — «Убирайся к черту!» И неизвестный малый отступил в кусты.

Тетерева все бормотали. Тогда появились у шалаша витютни, я стал взводить курок — вдруг сорвалось и выстрел раздался, весь шалаш окутан дымом, витютни улетели, а тетерев все бормотал на месте: один все ходил вокруг себя, как заводной, смешно раздуется, другой подпрыгнет, и шея его торчит некоторое время и чуфыкает. Опять новая партия витютней прилетела к моему шалашу, я прицелился в двух, и в это время раздался выстрел Серг. Вас. по тетереву из винтовки. Все взлетело. Наши два тетерева переместились немного подальше, заметили друг друга и начали смешно наступать: один наступает, другой отступает, все отступает, наконец, собрался с духом и тоже стал наступать. Прилетели еще три тетерева и расселись на деревьях. Я с замирающим сердцем ждал момента, когда в первом солнечном свете сцепятся бойцы: очень красивы они, и вокруг все так пустынно-таинственно! Но тут опять прилетела большая партия витютней к моему шалашу, я колебался: стрелять или подождать, чем кончится бой, хотел ждать, но вспомнил, как мы нуждаемся в мясе, прицелился уже, взял на мушку трех здоровенных витютней, 1/⁴ сек., и все три были мои, но вдруг все, и витютни, и тетерева, и даже вороны, улетели. Возле моего шалаша опять стоял с дурацкой мордой тот малый, охотник. Не знал, вот не знал, что могу так мастерски, чисто по-мужицки ругаться, как он удирал от меня, как улепетывал и как хлестала его моя трехсаженная матерная картечь.

Тетерка с квохтаньем перелетела в болото и уводила за собой все дальше и дальше в глубину недоступных болотистых хвойных лесов бормочущих косачей. В Чистике все еще сильно бормотали. Утки орали все утро на разливе. По архиерейскому времени был десятый час.

28 Марта. Ночь была чистая, лунная, с морозцем меньше вчерашнего. Но заря запала в хмарь и на восходе дул противный холодный ветер. Сильно орали утки. Захлопали крылья в лесу, и два тетерева в полумраке сели возле самого моего шалаша. Треснул сухой сучок, они улетели. Токовал внизу бекас (ка-чу-ка-чу). Протянули три гуся.

153

Когда стало совсем видно, заяц по морозу с крепким туканьем пробежал, спеша, мимо моего шалаша через поле в другой лес: загостился, очень спешил.

Когда солнце выбилось из хмары, откуда ни возьмись два черных, матерый и поменьше, с гуркованием обежали Левино место (Лева продремал) и расположились к бою шагах в 150 от меня, матерый бился снисходительно, младший скоро убежал, сел на дерево, а сильный петух, распустив перья, стал кокетничать с солнцем. Сколько в его движениях чего-то ненужного практически и только для красоты, для спектакля и рыцарства. Говорят, это свойственно романским народам: рыцарство, зрелище и пр. И то же самое проделывают петухи: как они вытягиваются, растопыривая хвост, повертывая его во все стороны и как вдруг поднимаются во весь рост, подскакивают, выкрикивают свой боевой лозунг: чувш...ш...ш! на бой, на бой! всех зову на смертный бой! В лесу откликаются рыцари теми же звуками, но очень холодно, ветрено и хмаро. Солнце скоро совсем исчезло, и белая муть от неба и до земли прочно, кажется, на весь день засела.

После обеда, когда хорошо ободнялось и потеплело, пошел первый теплый дождь, над нашим двором летели с криком кряквы. Был слышен первый гром.

29 Марта. Оледенило. Сквозь тучи пробует солнце выйти и не может.

Так было весь день. К вечеру солнце укрепилось. Сказали, что начали тянуть вальдшнепы. Я вышел на вечернюю зарю, но солнце село в тучу, стало холодно, неприютно, и я вернулся, чтобы не пропустить ужин. Видел цаплю.

Пусть мои судьи находят смягчающие мою вину обстоятельства, я сам могу судить только себя и как существо совершенно свободное: не внешние обстоятельства причина моего несчастья, а мое неуменье — причина несчастных внешних обстоятельств.

30 Марта. Ночью был дождь, и утро настало безморозное, теплое, влажное. Небо все в пестрых облаках, местами синими грядками, будто вспаханная нива. Утром до чаю я прошелся по извилинам речки, три пары крякв одна за одною поднимались с криком, по одной я неудачно стрелял (далеко). Слышал при слиянии двух речек в кустах первое пение воды. Жаворонки доверчиво спускались почти к самым моим ногам, другие поднимались и пели над головой. Старые березы у дороги стояли, как дойные коровы, возле каждой почти было ведро, чугун или корыто, наполненные за ночь березовым соком. Грачи всей своей деревней кричали, заглушая отдаленное токование тетеревей. Дерзкий свистун скворец свистал. Красовались на липах полногрудые снегири. Сегодня было первое неморозное оживленное утро.

154

Сколько ни наблюдаю природу, и все для меня остаются неизвестными некоторые голоса в лесах, в полях и на болоте, и неизвестные цветы я постоянно нахожу всюду. А естественник все знает: мне кажется, тогда неинтересно.

Кириков был сапожник, жил при усадьбе, земли у него не было, потому дети в земледельческой работе не использовались, и надо было их учить, и выучились.

День разгорелся до + 10 в тени, и стало видно, до чего стройно-прекрасная вышла весна в этом году. Мы стояли на крыльце с учениками, увидели большую белую птицу, вдруг белое оторвалось и полетело вниз, а из-под него вылетела галка, оказалось, эта галка тащила газету в гнездо.

— Вот какой день! — сказали,— галка газету тащит в гнездо.

— Такие газеты,— отозвался другой,— только галкам

на гнездо.

— «Беднота»,— прочитал третий название упавшей газеты.

После обеда пошел в Хотунь ждать вальдшнепов. Дорога местами уже подсыхает. Кое-где в лесу только осталась на дороге твердая, как камень, ледяная корка. Орех цветет, ольха. Комарики мак толкут. Заяц выскочил совсем еще белый, Флейта его долго, упорно гоняла и бросила на четвертом кругу. Заря была совсем весенняя, пел черный дрозд и пеночки и должен бы вальдшнеп быть непременно, а вот не было. После заката кричала сова.

Психология ворчания — психология бессилия. Злость — это найденный выход бессилию. Напротив, доброта — это

цвет силы.

Последняя мужняя раба лучше, чем дешевая блудница (это о России царской и советской сказал некто).

1 Апреля. На перевале рассвета вышел на Рясну. Сильно подмостило, по лужам идешь, как по стеклу, но Рясна бойко бежит. Собаки сковырнули уток, их крик долго приближался ко мне, и вот они взлетели с воды передо мной, пара чирков, мое новое ружье опять само хлопнуло (спуск слаб). На рыже-сером непаханом пару вскочил русак. Солнце всходило кровяно-красное, вся болотная долина засверкала своими замерзшими лужицами, как стеклами. На канаве с криком от собаки поднялись кряквы и прямо на меня, но оглядели, завернули растерянно, я не сдержался и, хотя было очень Далеко, пальнул зря два раза. От выстрелов поднялось множество чибисов. Тетерева бормотали слабо в Чистике, сильнее на Пузиковском поле. Один косач, видно, оттоковавшись на Мартынкове, возвращался в Чистик. Видно, или не будет совсем общего тока, или будет позднее.

В восемь (по-старому) солнце грело совсем хорошо, в аллеях усадьбы светло-празднично, тепло, поет множество зябликов, много чижей.

155

(Пример обеднения Левина с Катей.)

После обеда явился Лева с кряковой уткой. Построил шалаш у Рясны, посадил Леву, а сам пошел на тягу, но испугался тучи с запада, грома и вернулся домой. Лева поздно пришел и рассказывал, что горностай кинулся на нашу утку, что дикие кряквы прилетели и вместе с нашей орали весь вечер.

Какой вышел день необыкновенный, словно мирно разделенный зимою и летом, вместивший в себя и зиму, и весну, и лето, и осень: до восхода морозило и ковало воду, как зимой. Когда взошло солнце и засверкали, как стекла, все лужи болота, было, как осенью в первые морозы, и только пение весенних птиц давало знать о весне, потом, когда разогрело, сразу наступила Апрельская весна, и к вечеру стало душно, как летом (10° в тени), надвинулась синяя грозовая туча и шел слегка (тучу пронесло) теплый летний дождь.

2 Апреля. День пестрый, то солнце, то тяжелые тучи, и град, и крупа, и дождь. В Шарапинской роще стерег вальдшнепов, не тянули, и оборвалось ожидание дождем.

Слышал о подробностях взятия Кронштадта. Видимо, в обществе рухнули все надежды на обновление жизни. Интересны эти надежды народа на какую-то внешнюю силу, и в то же время полное «непротивление злу».

3 Апреля. Мертвый день: холодно, пасмурно, ветер, то дождь, то крупа, то хлопок снега пырхает.

Искусство занимается избытками жизни (Гончаров, Литерат. Вечер), ненужным. Там, где жизнь состоит только в нужном,— не может быть искусства. И потому у нас теперь его быть не может.

(Далее текст, зачеркнутый М. М. Пришвиным): Как бедна жизнь Пушкина! И еще вот что: создав, как никто в России, он под конец не знал, чем жить. Наивному сознанию кажется это очень странным, кажется, вот поработал сколько, и как хорошо оглянуться на сотворенное и сказать: как хорошо! Сказать: «Я памятник себе воздвиг» и тут же искать смерти, как будто всего отдал себя и ничего от себя себе не оставил и нечем жить стало. Стало быть, есть какая-то деятельность вся на благо другим и только во вред себе: стало быть, искусство во вред себе? Тут обман: думается, все для себя, но потом оказывается, что для себя-то как раз ничего и не делал. И лишаешься моральной заслуги: ведь для себя старался! Раздать все свое богатство и остаться ни с чем? Нужно раздать во имя Христа, и тогда остается Христос. Пушкин же просто роздал на великом пиру и, раздав, увидел себя бедным и одиноким. Гоголь потерял себя в этом вопросе, Толстой вовремя спохватился (хотя всегда был с запасцем), но Достоевский, вот диво! Он как будто лишь обогатился и, кажется, проживи еще 100 лет, все полнее и глубже были бы его романы, он не старел! (Розанов тоже богател от писания.)

156

(Пример обеднения - бегство Толстого — конец идиллии Левина с Катей.)

Лежат мои тетради и книги, и я редко могу победить отвращение, чтобы заглянуть в свои труды, часто думаю, как еще хорошо, что я не раздулся в какого-нибудь Максима Горького! Некоторую маленькую известность, которую получил я в литературе, я получил совсем не за то, что сделал. Трудов моих, собственно, нет никаких, а есть некоторый психологический литературный опыт, и мне кажется, что никто в литературе этого не сделал, кроме меня, а именно: писать, как живописцы, только виденное — во-первых, во-вторых, самое главное — держать свою мысль всегда под контролем виденного (интуиции). Я говорю «никто» сознательно, бессознательно талантливые люди делают так все.

Когда-то я принадлежал к той интеллигенции, которая летает под звездами с завязанными глазами, и я летал вместе со всеми, пользуясь чужими теориями, как крыльями. Однажды повязка спала с моих глаз (не скажу, почему), и я очутился на земле. Увидав цветы вокруг себя, пахучую землю, людей здравого смысла и, наконец, и самые недоступные мне звезды, я очень обрадовался. Мне стало ясно, что интеллигенция ничего не видит, оттого что много думает чужими мыслями, она, как вековуха, засмыслилась и не может решиться выйти замуж. Объявив войну чужой мысли в себе, я попробовал писать повести, но они мне не дались все по той же причине: мешали рассуждения. Тогда я попробовал умалить себя до писания детских рассказов, после многих опытов один мне удался, но случайно, неудачи были все по тем же причинам: я вкладывал в рассказ много «смысла». Пропутешествовать куда-нибудь и просто описать виденное — вот как я решил эту задачу — отделаться от «мысли». Поездка (всего на 1 месяц!) в Олонецкую губернию блестящим образом разрешила мою задачу: я написал просто виденное, и вышла книга «В краю непуганых птиц», за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке. Только один этнограф Олонецкого края Воронов, когда я читал свою книгу в Географическом обществе, сказал мне: «Я вам завидую, я всю жизнь изучал родной мне Олонецкий край и не мог этого написать и не могу».— «Почему?» — спросил я. Он сказал: «Вы сердцем постигаете и пишете, а я не могу». Так я стал этнографом, а благодаря еще тому, что Двоюродный брат мой Игнатов стал помещать в «Русских Ведомостях» мои заметки (я писал их исключительно для заработка, в них нет ничего моего), стал «известным» этнографом. И с тех пор слово этнограф пристало ко мне, как черт к Ремизову. Вскоре после первого опыта я решил сделать второй и буквально с грошом в кармане, с ружьем и удочкой отправился в большое летнее этнографическое путешествие по Белому морю, на Северный океан и вокруг Норвегии, в котором я уже

157

почти совершенно ничего (кроме слов) не записывал, а отдавался вполне интересу самого «путешествия». Новая книга моя «За волшебным колобком» вполне бы разрешила мою задачу дать бездумную картину природы, если бы не висел на ней груз все-таки путешествия. Сказочные рассказы «Крутоярский зверь» и «Птичье кладбище», написанные по впечатлению от летний охоты в Брыни, впустили, наконец, меня в область искусства, художественные журналы раскрылись для меня, а звание этнографа позволяло собирать гонорар с газет. Между тем новая гроза нависла над моей свободой, распростившись органически с материалистически страдающей интеллигенцией, я сошелся с Мережковским — Розановым и всем этим кругом религиозно-философского общества. Под влиянием этих «идей» я поехал в Заволжье и написал книгу «Невидимый город» о сектантах. Если устранить из нее некоторое манерничанье стиля в начале и романтическую кокетливость, то книга эта еще больше, чем «В краю непуг. птиц», удивляет меня, как я, абсолютно невежественный в сектантствоведении, умел за месяц разобраться и выпукло представить почти весь сектантский мир. И все это благодаря борьбе моей с мыслью, моему методу бездумности. Я встречал профессоров, просидевших годы над диссертациями о сектантах, и с удивлением видел, что знаю больше их. В кружке нашем приняли мою книгу чрезвычайно благосклонно, и я слышал не раз, как маститые мистики сочувственно меня называли «ищущим». Под влиянием их я целую зиму провертелся в Петербурге среди пророков и богородиц хлыстовщины, написал (1 нрзб.) религ. повесть «Саморок». И вдруг почувствовал, что опять погибаю в чужедумии среди засмысленных интеллигентов с другой стороны. Я опять рванулся в путешествие в Среднюю Азию к пастухам и написал «Черного Араба», для которого я столько изведал, что мог бы написать о Средней Азии десять таких книг, как в «Краю непуганых птиц». И вот эти научные материалы я пожертвовал для коротенькой поэмы в два печатных листа! Только комнаты жалких квартирок на Охте, на Песочной знают, каких невероятных трудов, какой борьбы с «наукой», с «мыслью» стоили мне мои писания, которые для всех остаются только картинами природы, пейзажными миниатюрами. В этих пейзажах, однако, скрыто огромное индивидуальное усилие за свободу, и тем, только тем они мне ценны до сих пор. «Вы на какой платформе? — спросил меня один из крупнейших поэтов, когда я пришел первый раз в рел.-фил. общество.— На христианской или на языческой?» — повторил он вопрос. А в чисто даже литер. кругах говорят: «Это у вас лирика, это надо бросить, нужен эпос, пишите большой роман». И вот думаешь над платформой, над романом. Я целый год потерял, отдавшись писанию романа, и написал за это время всего одну главу, в которой каждое слово вставлялось, как инфузория, щипчиками под микроскопом. Так я написал «Ивана Осляничека» и напечатал его в «Заветах», но не решаюсь напечатать теперь. Опять новое

158

усилие к безмыслию, и пишу в одну неделю повесть — «Никона Староколенного». И вот общий приговор и суд: «У вас нет человека, вы бесчеловечный писатель». Впрочем, кто-то раз обмолвился вскользь на страницах, кажется, «Нового Времени», что очень хорошо это, и не нужно, надоела человечина.

4 Апреля. С морозцем пасмурно и днем мало теплеет. Весна на несколько дней приостановилась, как будто хозяин весны занялся по хозяйству и не до того: нужно сохи изладить, бороны. Воды вошли в свои берега, дороги подсыхают. Жду вальдшнепов.

С полудня показалось солнце и подтеплило, но не совсем. Перед вечером солнце ушло в синее холодно-тяжелое облако, но у самой земли на западе осталась полоска в аршин от облака до леса, и мы ждали, когда появится тут солнце; оно большим шаром, хватающим краем от облака и до леса, показалось; лес на несколько минут стал малиновым, сережки ольхи и ореха золотились, но птицы мало пели: прохладно. Заря на узкой полоске оставалась очень долго. Возле Лыткова, сказали мне, протянул один вальдшнеп.

Можно разделить людей на четыре разряда: 1) Люди добрые вообще, но злые в частности (обозленные), таких огромная масса, «обыватели», 2) Злые вообще и добрые в частности (революционеры, интеллигенты, Семашко, Разумник и др.), 3) Добрые вообще и в частности (цельные люди, встречались среди земских докторов, очень редко), 4) Злые вообще и в частности или просто злые (вероятно, такой Троцкий).

Самогон (материалы к бытовому очерку).

В. И. поскорее отдал барду свиньям (в ожидании обыска), свиньи напились, и комиссары встретились с пьяными свиньями.

В лесу изготовление. Прячутся от своих, а начальству известны все кабаки. Изготовляется для начальства. «Первак, Другак и остальные». Запах сильно хлеба, а когда выпьешь, то всею мерзостью внутренней комиссара. Пьет начальство (для защиты от него) и на семейных праздниках: наивная старуха и милиционер предатель.

Любовь. Что значит «любите друг друга». На севере говорят: вместо любят «понимают», о животных (каких?) говорят: «понимаются». Ничего нет общего между любовью-желанием и любовью-пониманием. Бывает любовь к отдельному существу и действует вспышками, но что такое любовь к общему существу и как постоянное действие? Любовь — привязанность, когда любят свои удобства (любовь-привычка). Любовь как эстетическое чувство. Любовь-жалость. Из всего этого вывод, что словом «любовь» выражается связь. Любите друг друга, значит, соединяйтесь, но как? неизвестно. А что общее между христианским любить и половым, это показывает брань матери

159

русского народа словом, имеющим происхождение несомненно от слова любить (любить, юбить, ебить; люблю — ебу). Однако на заре юности то и другое чувство смешаны в одно, одинаково заслуживают этого нежнейшего слова, и пути бывают открыты в ту и другую сторону. Только в марте, когда все голубое и губы сложены смешными сосочками, и можно сказать: люблю. Только девственно чистая натура может сказать: любите друг друга.

5 Апреля. Серо и тепло, манит на охоту. На Рясне вылетел вне выстрела селезень, у меня мелькнуло: может быть, вылетит утка, и в этот момент я приготовился, и в тот же момент она вылетела и подстреленная стала спускаться к воде, Флейта ее перехватила. Ура! На Петино рождение утка. Добрался до Чистика, спугнул тетеревиный ток, токует много бекасов, свистят кроншнепы, чибисы.

Вечерняя заря чистая, солнце садится за холмом, потемнели сначала нижние елочки, бор стал малиновым; последняя самая высокая вершина одной гордой сосны померкла при пении черного дрозда, бор заснул могилою, закричала сова.

Бывало, ходишь так на тягу, стоишь, прислушиваешься: какая могучая тишина, какая богатая пустыня! и страшно было думать, что через сто (сто!) лет эти немые богатства русской земли будут раскопаны, везде будут железные дороги, фабрики, фермы, заборы, нельзя будет пойти во всю ширь с котомкою, страх за сто лет! и вот в один-два года эта могучая пустыня покрылась паутиной исполкомов «организованного пролетариата». В один-два года леса были так исковерканы, завалены сучьями и макушками, что цветы и трава не выросли и за грибами невозможно пройти, озера опустели — всю рыбу повыловили, птицы куда-то разлетелись, и только волки да лисицы заполонили округа; лес, вода, земля, все изгажено, и только небо, общее всем и недоступное, по-прежнему сияет над этою гадостью.

Спросишь себя: чего хочу? и отвечаешь первое: чаю с сахаром.

Милый, не ты ли был таким врагом европейской мещанской культуры, не ты ли так боялся, что в твоей могучей пустыне через сто лет на каждом шагу будут предлагать в ресторанах чай с сахаром и кофе со сливками?

Что же это был за страх? Кажется, страх выйти из того состояния, когда человек видит в природе могучего, страшного противника... Далеко погасшие романтические зори! Теперь природа не вызывает на борьбу человека, а умоляет его о защите, охране, и такой охраной является европейская мещанская культура.

6 Апреля. Весь день непрерывно шел мелкий теплый дождь. На уроке один ученик отпрашивался говеть.

— Говеть? — спросил я.

— Ну да, будет он говеть! — сказал Алексеев.

— Молчи, ты, коммунист! — закричал говельщик.

160

По этому поводу я прочел им хорошую лекцию о свободе совести. Вот в том-то и беда, что этот «коммунизм» держит в своих кровавых лапах и все наши свободы, он ограбил империю и дух народа, как попы держат в церкви Христа.

Огромные массы людей исполнены самых добрых намерений, но неудачники и обозлены на каждого человека в отдельности, таких любит изображать Достоевский (Катер. Ивановна, Мармеладов) и они вообще составляют главную массу людей чающих, или управляемых, или «обывателей». Напротив, обещающие или которые управляют государством вообще злы, потому что они честолюбивы («эгоцентричны»), хотя всегда говорят про общее благо, но, будучи удовлетворены в себе самих, они бывают великодушны и добры к отдельным людям. Совершенно же добрых и совершенно злых людей очень мало.

7 Апреля. Снились русские хороводы. Опять серо ветрено, как вчера, дождик покрапывал еще до обеда, а после обеда был ливень с каплями, как градинками. После до вечера капало и тепло от дождя не стало.

Все-таки снились же мне хороводы. И потом в полусне пробуждения на эти хороводы легло рассуждение о патриотизме, что это есть иначе самость, такое чувство: мы сами.

8 Апреля. Благовещенье. Чуть ли не с Рождества берегли птичку — выпустить на Благовещенье. Сказали ей напутственное слово свободы, пустили, а она упала в грязь, видно, крыло себе в клетке помяла. Эх, свобода! Держали за уши — уши освободили, за хвосты схватили.

День продержался до вечера серый, с нависшими тучами и ветром, вечером после заката шел дождь и ночью всё слышались капли. В Чистике мне встретился шатун с обломком ружья в руке. «А жирны утки!— начал он разговор и все выболтал потом, как он укрывается от военной службы, в заключение сказал: — Ну ка, хлопни! — и вытащил из кармана бутылку самогона.— Хлопни, хлопни! — упрашивал он меня,— а то пойдешь потом рассказывать, что встретился с плутом и он тебя не угостил».

В болотах под мохом еще лед. На березах почки отпустили чуть заметные зеленые хвостики. Озими сильно зеленеют. Стада в полях. Вечером на одно мгновенье при закате было солнце и на минуту вспыхнули малиновым светом верхушки лесов. Наконец видел вальдшнепа, пролетел беззвучно. Есть подснежники. Кричат лягушки. Щуки нерестятся.

Опыт рассказа о животных

В утином царстве, и у гусей, и у лебедей, и у всех водяных птиц идет старинный спор, как лучше беречься человека, на открытых водных местах, или в густых тростниковых зарослях. На открытых местах все видно и можно, завидев издалека

161

М. М. Пришвин

человека, подняться в воздух, кружиться до тех пор, пока он не уйдет. А в зарослях не видно, зато и человеку не видно, и можно спокойно спать, но всегда есть опасность, что он неслышно подойдет на расстояние выстрела. В зарослях покойнее, но опаснее, так думает теперь большинство, и спор, собственно, возникает только между бодрыми и ленивыми. «Ну, плыви' плыви в тростники, если тебе хочется спать,— сердито говорил селезень своей подруге,— а я не хочу подставлять свои крылья под заряд кузнеца».— «Если ты сердишься, я могу и остаться»,— ответила утка и стала обирать, очищать ему перышки на шее, укладывая одно к одному. Селезень очень любил это, затих и скоро, спрятав голову под крыло, уснул. Этого только и ждала его подруга и поплыла в тростники — не спать, нет, не спать! Она была гораздо осторожнее селезня и говорила ему о тростниках только, чтобы оправдаться на случай, если он хватится потом, тогда она ему скажет на вопрос, где была: «Тревожно здесь, на открытой воде, плавала отдыхать в тростники». Оглянувшись на спящего селезня, утка повернула в тростники и долго там пробивала себе путь, чуть шевеля тростниками.

9 Апреля. К вечеру разъяснело. Стоял на тяге. Стрелял вальдшнепа. Лисица выбегала на дорогу.

10 Апреля. Рассвет безоблачный. Флейта гоняет русака. Много уток по канавам. В разных местах горячо токуют тетерева. Пробрался с большим трудом в Чистик, все это круглое моховое болото кипит весенней жизнью: кричат журавли, бекасы барашками рассыпаются, свистят кроншнепы, а тетерева, мокрые, блестящие на солнце, шипят и подпрыгивают, весь Чистик прыгает и шипит. На краю болотного леса под соснами в рост человека я долго любовался и сам по-тетеревиному шипел. К удивлению моему, на шипение мое, жалкое по сравнению с настоящими тетеревами (я — тетерев!), с двух сторон стали отзываться и подходить две тетерки. «Почему же,— думал я,— они не пользуются вон теми рыцарями, блестящими в солнечном свете, вступившими в бой за обладание самкой? Почему выбирают отдельного и слабейшего?» Я заметил это почти как правило, что во время боя на поле где-нибудь на опушке робкий или хитрый токует один, и этого самки предпочитают. Не потому ли, что те, раз вступивши в бой, уже и не заботятся о самке, забыли даже, из-за чего они бьются. К ним и подойти теперь страшно и, может быть, даже стыдно, как женщине к деревенской сходке и драке. Правда, из-за чего сходка и драка, в конце же концов, все эти общественные дела сводятся к личному интересу каждого и личный интерес в деревне к питанию своей семьи, к размножению. Но потому и есть общество, что исходный личный интерес забывается, и так создается поле общего дела, честолюбие, самолюбие бойцов создает специалистов по этой части, управителей и бойцов. Как

дикие петухи, они, распустив хвосты, вытянув шеи, при солнечном свете красуются, повертываются вокруг себя, вызывают на бой. А в то же время петух, который чувствует себя отдельно, потому ли, что от рождения был слабее или побитый выбыл из строя, и этому отдельному, хотя, быть может, слабейшему, достается обладание, он силен своей отдельностью, он уже индивидуальность.

Стою на опушке в виду блестящего боя рыцарей и слышу, как этот отдельный тихим гостем прокрадывается в домик тетерки. Опытные охотники мне рассказывали, что тетеревиные выводки всегда бывают на тех местах, где токуют отдельные петухи.

Может быть, и так можно понять, что потерпевший в бою или не решивший вступить в бой только мускульно слабейший, а психологически может быть и сильнейшим. Для воспитания такой отдельности, может быть, и существуют эти общественные красования — рыцарства и бои? а самка и подхватывает эту индивидуальность, ее психология — аппарат, воспринимающий индивидуальность, недаром же в человеческом мире женское половое чувство есть в то же время чувство, окрашенное более индивидуально, чем мужское (мужчине только бы схватить), это есть чувство различения, выбора. Так, новые существа, приходящие в наш мир, приходят не все гуртом по большой дороге, а отдельно, каждый сам по себе, через узкие ворота, где им бывает допрос и в знак этого даются собственные имена.

Так и наши коммуны, государства, сходы не те ли самые полевые петушиные бои, в них все открыто, все просто, как 2x2 = 4, а тайны жизни, как на опушке лесов, скрываются в стороне, в комнатах...

К вечеру мы с С.В. идем в Чистик городить шалаши у места тока и ночевать в болоте, еще не пропустившем воду через мерзлое дно.

11 Апреля, Столько жизни утром при солнце и такая пустая, мертвая ночь! Шалаши по архитектуре С.В. устроены, мой на единственной кочке, но довольно широкий, потому что на ней стояла сосна в мой рост. Пока устраивали, обтоптали мох

вокруг шалаша, выступила вода, и мой шалаш, как на воде

устроенный, назван «Петроград». С.В. устроил себе, напротив,

очень хозяйственно на сухом месте под двумя соснами, хотя

и подальше от тока, и шалаш его назвали «Москва». Солнце

Давно село, в полутьме валим сосенки, срубили штук 30 на

Дрова, а лапки на логово и на логове же развели костер. Сырые,

налитые водой сапоги повесили на колышки, портянки на жер-

дочки, а ноги в валенки. Хорошо, уютно, вкусно сало, продетое

прутик и закопченное в дыму костра. Хозяйственный человек

С.В., недаром у него и «Москва» вышла. Я дую в костер, чтобы

потух, он рубит дрова, дуем и рубим, посмотрим на часы:

а часа, целых два часа только дули и рубили, а как незаметно

прошло. А какая пустая ночь: ни звука, ни движения, только

163

звезды перемещаются неслышно по небу. Прокричали петухи, кроншнеп свистнул спросонья. Посмотрел на часы: еще два часа прошло в густоте, выпил стаканчик молока, в нем стали попадаться ледяшки: замерзает. Заняло нас далекое зарево пожара, и в тишине, казалось нам, слышны были вопли женщин, а как они могли быть слышны за десять верст. Скоро три, страшно вставать, надевать сапоги, которые сейчас же через колено нальются водой. Идем шлепаем, с трудом по соснам и звездам находим «Москву», а «Петроград» всего в 80 шагах я, долго блуждая, нахожу наконец окруженным затянувшейся льдом водой. Чуть белеет на востоке. Какая первая закричит птица? кроншнеп свистнул. Утка крякнула. Захлопали крылья, тетерев сел за спиной. Так с 3-х до 8-ми я сижу на кочке, валенки в воде, архитектура С.В. не дает повернуться назад, а там назади (1 нрзб.) тетерева, и только скосив глаза, видишь их близехонько от шалаша.

12 Апреля. Понедельник — 13 Апреля. Вторник — 14 Апреля. Среда. Все эти дни стоит ровно царственно прекрасная погода с + 14 Р в тени. По ночам заморозки, стекла разлетаются под ногами, а утром, как солнце взошло, не солнцем, как раньше, а землей пахнет и гудит пчела на иве. Все почки наклюнулись, сиреневые особенно, бузина распускается. Будут ли лучшие дни? невозможны лучшие. Жуки.

Встаю ночью, встречаю первый бледный свет, вижу, как он побеждает на востоке все больше и больше и на западе сползает ночь серой изнанкой своего темного покрывала. В эти минуты, даже часы: два часа от первого света и до восхода! — как в самой первой юности, все кажется, будто можно еще решиться на план, решиться, и вся будущая жизнь развернется, как ясное собственное дело...

Подкрадываюсь к токующему тетереву на зеленях, ему мешают сороки. Конец утра: тетерев сидит на дереве, смотрит, как кормятся самки, и сам спускается кормиться. Журавли валом валят. Сметка зайца в полумраке. Закипает душа. Озеро вдруг освободилось.

Последний день Марта: как он достигнут?

1-го ясно. Скипевшийся наст. Жаворонки.

2. Туман — 1/₂°. После обеда лунеет солнце и ясный вечер.

3. Ясно, светло, голубая весна, будто уступами сходишь к югу.

4. Ясно. Поля и болота пестрые, грачи прилетели. Кора цветет. Березы шоколадные. Лоза обозначилась серо-зеленою дымкою. Опушка в бору обтаяла: брусничник, освобожденная муха, божья коровка ползет. Потоки в полях, крики грачей. На заре дремлют липы.

5. — 1/₂° и опять солнце.

6. Прекрасно. Выставил окно. Влетел комар. Видел бабочку-

7. С утра туманно, потом горячее солнце. Вода спадает в ручьях. Витютни прилетели. Деревня славно запахла всероссийским навозом. Грачи орут всей деревней.

164

8. Мокрый снег хлопьями, потом моросило.

9. Переменно. Даже в коре пестреет.

10. Утро пасмурно, в обед солнце, вечером сильный ветер, свежая заря. Две утки на Рясне.

И. Строгий восход с пестрым хвостом, и все небо и по восходе солнца было закрыто. Стало холодно, неприятно, пошел дождь.

12. Сыро, туманно, мозгливо. К вечеру выглянуло солнце, хорошая заря, хорошо было сидеть на опушке на березе.

13. Чисто золотой рассвет. Скворцы свистят.

14. На току.

15. Мутно.

16. Оледенело. Солнце пробует и не может пробиться. Вечером пробовал стоять на токе, неприютно, видел цаплю.

17. Ночью дождь. Безморозное, теплое утро. Небо, будто теплая вспаханная синяя нива. Кряквы. Пение воды. Оживленно. Березовый сок. + 20 Р в тени. Галка уносит газету в гнездо. Дороги подсыхают. Орех, ольха цветет. Комарики мак толкут. Поет черный дрозд.

18. Солнечно — морозно. Бормочут тетерева. Чирки. Чибисы. Блестят замерзшие лужи, как стекло. Все теплеет. К вечеру душно. Тучи. Гром. День, вместивший все времена года.

19. Пестрый день, то град, то солнце, то дождь.

20. Мертвый день. Пырхают снежинки, то грязь, то дождь.

21. Приостановка весны.

22. Пасмурно и тепло.

23. Весь день теплый дождь.

24. Весь день дождь и холодно.

25. Серо, холодно, нависшие тучи, вечером дождь.

26. Щуки нерестятся.

27 и до конца марта райские дни, какие, дай Бог, чтобы и в Мае были.

14 Апреля. После вечерней зари вчера подул ветер и всю ночь дул, день вышел солнечный, теплый и ветреный. Небо ясное, но на северо-востоке песочно-желтая муть — предвестница перемены погоды.

15 Апреля. Вчера к вечеру ветер стих, ночь ясно-звездная, морозная. К вечеру раздулся ветер и небо покрылось дождевыми облаками. Был на току кроншнепов.

Ночь стоит, только звезды движутся. Провешиваю заметки-Деревья по звездам и прихожу точно к канавам, ручьям и кла-дочкам. Пролезаю через болотные кусты и стою у столба на краю открытого клюквенного болота. От столба между единственными двумя соснами и по звезде прохожу к своему шалашу.

Очень холодно. Ночь стоит. Забелело ли на востоке? Свист-нул кроншнеп — забелело. И журавль с эхом в лесу кликнул утро. Началось, началось! Бекас пробарашкал. Захохотала ку-ропатка, кроншнеп опять свистнул, и, как по сигналу, за ним все

165

журавли крикнули. Утка крякнула. Опять куропатка, и, наконец, зашипели тетерева, захлопали крыльями. Заря занялась, стало очень холодно, и все, приготовившись на местах, как бы замерло. Нежно загурковали тетерева и, когда сильно занялось, пришли в движение, облетая группами, облюбовывая места тока. Как они тузят друг друга, как бьют громко крыльями! Кроншнеп устроился среди них — большая самка, а самец подлетел и нежно длинным клювом тукал ее в спину, помаргивая крылышками, касаясь нежно ногами ее хвоста, поддерживал себя в воздухе. Я долго не мог стрелять, любовался. После выстрела кроншнеп-самка метнулась с повисшим крылом, а самец с криком viv-va-viv-va! ^'1живо, живо!) стал кружиться над шалашом, пока я ловил его на мушку, самки и след простыл: исчезла в лесу.

Обломов. В этом романе внутренне прославляется русская лень и внешне она же порицается изображением мертво-деятельных людей (Ольга и Штольц). Никакая «положительная» деятельность в России не может выдержать критики Обломова: его покой таит в себе запрос на высшую ценность, на такую деятельность, из-за которой стоило бы лишиться покоя. Это своего рода Толстовское «неделание». Иначе и быть не может в стране, где всякая деятельность, направленная на улучшение своего существования, сопровождается чувством неправоты, а только деятельность, в которой личное совершенно сливается с делом для других, может быть противопоставлена Обломовскому покою. В романе есть только чисто внешнее касание огромного русского факта, и потому только роман стал знаменит.

Антипод Обломова не Штольц, а максималист, с которым Обломов действительно мог бы дружить, спорить по существенному и как бы сливаться временами, как слито это в Илье Муромце: сидел, сидел и вдруг пошел, да как пошел! Потому-то и покой царизма заменился коммуной. Вне обломовщины и максимализма не было морального существования в России, разве только приблизительное. «Устраиваться» можно было только «под шумок», прикрываясь лучше всего просветительной де-. ятельностью или европеизмом. Посмотрите в деревне, как зло выделяется среди навозных хижин мало-мальски порядочный домик кулака.

Покой у нас в церкви, движение в нигилизме. Не могут быть все Обломовыми, не могут все быть максималистами, потому средний человек должен быть мошенником, плутом. Наша страна — страна плутов по преимуществу.

Заметить: трагедия А. М. Коноплянцева; сознает себя средним русским человеком, хочет жить, любить, делать добро в постепенности, не имеет никакой претензии на высший тон, средний человек из поповичей; ищет этой средины, надо бы ему

¹ Vivo — живо (ит.).

166

сделаться попом: в этом быту и есть то среднее, т.е. осадок русской культуры.

16 Апреля. Если бы вынуть из охоты убийство и созерцать природу так, но так внимание ослабевает и не из-за чего, кажется, принимать на себя такой великий труд. Не могу понять еще, нужно это убийство, чтобы сливаться с природой, поступать, как звери, или же это самогипноз, как при увлечении спортом. Итак, нужно убить мне тетерева из шалаша, вся моя ошибка была, что городил очень тесные шалаши, теперь у меня шалаш просторный и сверху открытый. Ночь теплая, мороза нет, наполовину небо закрыто облаком. Ветер, бушевавший весь день, затих. Немного запоздал, и стало белеть на востоке. Второпях ошибся и направился не на две сосны, а туда, где три, и в трех соснах запутался, мучился, мучился и, оглушенный неудачей, дураком остановился под деревом, мокрый, усталый слышу, как свистнул кроншнеп, и вальдшнеп протянул, и куропатка прохохотала, и кликнул белое утро журавль, вот и тетерев прошипел — все, кажется, пропало, но тут как раз сообразил и нашел свой шалаш — ужас! он был рассыпан ветром. Кое-как огородился и встретил гостей, не в состоянии не только стрелять, но и шевельнуться. Видел, как от ястреба вспорхнул весь ток и живо опять собрался. И как же красивы эти птицы, как они чудесны в болоте весной. Бывает момент мира на току, когда все тетерева прилягут к земле, нежно и очень тихо гуркуют. Слышал, как тетерка кудахтала, почти совсем как курица с яйцом.

Построил новый шалаш. Осока растет. Лозина распускается. Березы вовсе рыжие — вот, вот! Пашут.

17 Апреля. Зазеленела ярко придорожная мурава, между нераспустившимися березами красивы эти зеленые дорожки.

Стоят одинаково солнечно-ветреные дни, по вечерам собираются тучки и ночью проходят мимо. Ночи стали теплые, лунные, с легеньким приятным ветром. Ранил тетерева, на току токовал... но он, полежав, схватился и убежал, так я его и не нашел. Итак, убил вальдшнепа — не нашел, кроншнеп убежал, тетерев убежал, и утку поймал только благодаря собаке — вот так и охота!

18 Апреля. Распускаются березы. Цветут фиалки. Осины роняют червяки свои. Наступила третья пора весны (первая, голубая — праздник света, вторая — праздник воды да травы и третья — от зеленых деревьев до отцветания яблонь). Суховей продолжается и днем и ночью. Заря холодная с ветром. Тетерева много токовали.

Вечером было знойно и душно, как в иные июльские дни, пахло гарью лесов и мне вспомнилось начало войны 14-го Июля, когда так же пахло горящими лесами. За день все стало зеленое.

167

Шкрабы делили землю, как мужики, с гамом. Время добела раскаленного эгоизма. Надо помнить, что теперь на стороне контрреволюции такая сволочь, что если они, то горем загорюешь о большевиках. Так правду разделили пополам, и стала там и тут ложь: сеем рожью, живем ложью.

Приезжал сумасшедший еврей Забородов, студент, написавший пьесу «Социализм войны», действующие люди: Кант, Милюков, пр. Исайя и т.д. Предлагал прочесть пьесу в лесу. Читал монолог сатаны, хохотал на весь дом. В заключение показал фот. карточку себя и с в о е г о тов. Исаковского.

19 Апреля. Ночью прошел маленький дождик и, наконец, стих день и ночь бушевавший суховей. Серое тихое зеленое весеннее утро. И так оставалось весь день с просветами солнца. Вечером был на тяге в Чистике. Большая туча залегла на горизонте, и все небо серое, и тихо-тепло, ни одного звука. Но дождь пошел только ночью, и то маленький, пыль прибил.

Говорят, что торговлю разрешили. С Польшей мир за 30 мил. С Англией торговый договор: обмен машин на лес: начинай сначала, сказка про белого бычка.

Никогда не был так близок к природе, а почему? потому, что никогда не было так тесно среди людей. Будет ли день, когда возьму свою котомку и пойду от природы к людям, к их руководящему жизнью сознанию, к их высшим добродетелям.

20 Апреля. Диво — утро, огонь раскинулся на полнеба от невидимого солнца, после восхода солнце оставалось за облаками, но просвечивало, ни серо, ни ярко, как яйцо в мешочке.

После обеда хотел было возвратиться суховей, но к вечеру стихло. Слышали кукушку.

Ко мне «прикрепили» (есть мандат) мужика, который обязан возить меня по всему уезду.

21 Апреля. Лунная ночь тихая, теплая, вся ночь во власти луны. В 1 ночи, а не в ¹/2 4-го, как обыкновенно, и после всех болотных птиц мы услышали бормотание и шипение тетеревей всего Чистика! Мы подумали было, что это лягушки, но потом оказалось, что и куропатки кричат, и кроншнепы, все птицы эти поют, токуют, принимая луну за солнце. Или это тепло настоящей первой весенней ночи так действует? Все перепуталось, и кроншнеп поигрывает свою плясовую. Ток был очень бурный, но раскидистый. Самки подбегали к самому току, и бал близко от шалаша, что в тишине явственно слышалось тукание ее ног. День вышел опять знойно-ветреный и освободил прибитую дождем пыль. Суховей продолжается.

168

Павлины, старуха и два лебедя, уцелевшие в парках Совхоза.

Дробь

Мужики из Мартинкова.

«Индивидуальный выход»: картошка. Н. П. Савин передавал, как факт, что у одного еврея от страха выпали зубы.

Два фельдшера: один занимается колдовством (очень выгодная профессия), другой, коммунист, выгнанный из партии (за то, что, когда его сделали заведующим отд. здравоохранения, он в тот же день выпил весь спирт в аптеке), занимается доносами — вступили между собою в борьбу.

Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурен народ.

22 Апреля. Тихая лунная теплая ночь. Птицы, как вчера. Вечером чудесная заря. Убил утку, собака съела.

«Наше несчастие заключается в том, что почти все наши утопии родились среди рабства; они сохранили дух его». (Кине.)

23 Апреля. Утро, как вчера, но с притупинкой, как вчера, сильная роса на придорожных травах, зато днем после обеда нашли облака, брызнул дождик, и так стало благодатно, пышно, такое благословение Божие легло на тихие воды и зеленые березы, еще сохранившие чуть-чуть желтоватый налет, и так блестели все клейкие листочки. Кукушка куковала в первый раз отчетливо, сильно, я загадал, сколько мне жить, и насчитал 19 лет, девятнадцать! какой я тогда буду богатый, если буду иметь возможность рассказать о своих переживаниях.

24 Апреля. Вербное.

Еще один раз встретили солнце в Чистике. Луна большая при первом свете на востоке, казалось, остановилась подождать солнце и дожидалась, бледнея, часа два. При первых лучах на красном показался огромный хищник и летел на мой шалаш.

Когда мы вернулись домой, люди копошились уже и девушки шли к обедне с вербами, похожими на веники. Создалось Роскошное майское утро.

25 Апреля. Глубокая вечерняя заря, такая глубокая, что, кажется, смотришь на нее и так и увидишь зарю утреннюю.

Я стоял в домике; вечерние тени легли и деревья леса уже погрузились во мрак, но птицы, пролетавшие вверху, сверкали золотыми крыльями, и так я знал, что солнце еще сверкает для жителей гор.

Религиозное чувство есть продолжение чувства природы, а без этого чувства остаются лишь счеты людей между собою.

169

Задумал путешествие с учениками в Москву и Петербург.

26 Апреля. Сухо, ветрено и в среду холодно. Полный расцвет черемухи, вишня зацветает в городе, груши в бутонах.

27 Апреля. Тихо, прохладно. Вечером была малиновая заря. Убил вальдшнепа, но совсем равнодушно, потому что их время прошло. Когда сидел на тяге, то пахла земля сама собою, а как пахнет собою земля? как в свежеразрытой могиле.

Видел во сне, будто я на войне, сижу где-то в яме и режу сало тоненькими кусочками и в этом все мое занятие на войне. А Стахович едет в Хрущеве, и мне приятно, что он поговорит там о мне, как о герое. Хотя и я сам отправляюсь в Хрущеве, но Стахович должен раньше там быть, потому что он в автомобиле, а я пешком. И вот я выхожу и сразу вижу Хрущеве, но думаю, что это кажется так; иду, нет! Вот Хрущеве и я в нем раньше Стаховича. Вижу, Дуничка так неутешно плачет: умер Илья Николаевич.

28 Апреля. На восходе небо пестрое, но мягкое, и утро все голубое с белым — небесная пахота после дождика. День вышел раскрытый, майский. Дуб развертывается. На каждой болотной кочке фиалка цветет. Сильные хорошие росы, Егорьевская роса пуще овса. Вечером голубые плотные облака были, как горы, на краю небес и не мешали солнцу чисто садиться. В Чистике Флейта согнала крякву с гнезда и погнала ее, а та, перелетывая, долго водила ее по болоту, увела, бросила и, подлетев, пешком подбиралась к гнезду. Я взял утку с гнездом, 11 яиц.

Чистик прекрасен тем, что недоступен вторжению человеческих хищников, и видно, что там на горах деревни и усадьбы, и слышны голоса, стук, звон, ругань, а кажется, что это долетает с другой земли. Так хорошо! Кажется, всякая мелочь, на что ни кинешь взгляд, все просится на вечную память: как жук летит, жужжит, и схватываешься за ружье, принимая за вальдшнепа, как бегут по болоту быстро, будто овцы, журавли, сверкая павшей на них с кустов и травы росою, а как серьезно-хозяйственно пролетает цапля! сейчас все птицы серьезные, устроились с гнездами, только одна кукушка, как дачница, начинает свою майскую любовь.

В среду и четверг ездили в город, с трудом тащили за собой лошадь. Так прикрепили ко мне мужика, а мужик прикрепил меня к лошади...

Торжество раба

Несем с Левой из лесу дрова, встречаются мужики. «Что же,— говорят,— каждый день так на себе носите?» И захохота-

ли сатанинским хохотом. Лева сказал: «Мало их били!» Какое скрыто в мужике презрение к физическому труду, к тому, чем он ежедневно занимается, и сколько злобы против тех, кто это не делал, и какая злая радость, что вот он видит образованного человека с дровами. «Мужики» — это адское понятие, среднее между чертом и быком, а крестьянин Спиридон Никитич — прекрасное существо. В конце концов, мужики, конечно, и составляют питательную основу нашей коммуны.

Недаром голубая весна так влечет к себе мое существо: смутные чувства, капризные, как игра света, наполняли большую часть моей жизни. Ведь в 47 лет только я получил, наконец, от женщины все то, что другой имеет в 25 лет и потом остается свободным для своего «дела».

1 Мая. Пасха. День такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Несколько плотных облаков расступились при восходе и солнце вышло на весь день. В обед были полуденные светлые кучевые облака. К вечеру нашло дождевое облако и несколько минут шел при солнце теплый дождь. Дети купались. В этом великолепии люди как-то притихли, держались скромнее и не портили торжества. Пасха — это почти что природа. Прилетели ласточки. Зацветает сирень — конец весне.

Две пасхи

Сошлись «две пасхи». При звоне колоколов слышалось «Христос Воскресе» и «Вставай, подымайся, рабочий народ». Для устройства рабочего праздника была к нам командирована Фрида Абрамовна. Говорили, что в Библии есть указание о двух пасхах. День был, однако, такой богатый, что его хватило бы и на три пасхи. Одному забубенному мужичку в Лабушеве мы сказали, что у нас в Алексине сошлись две пасхи. «Ух! буржуазия!» — сказал он. Так он сказал для праздника вместо матерного слова. Под вечер замолкло и «Христос Воскресе», и «Вставай, подымайся», зато все пели согласно «Ванька Ключник, злой разлучник».

2 Мая. Цветут сады. Пылится ель. День, как вчера, хороший, но похуже — второй сорт.

3 Мая. Еще пооблачнее, еще похуже. Тетерева токовать перестают мало-помалу. Вальдшнепы еще токуют. Ласточки очень заняты гнездами. Ночью дождик небольшой.

Разговаривали:

— А все-таки коммуна очень способствовала сознанию.

— Еще бы! у меня по лености хламу в доме было очень

много, и не знаю, чем бы это окончилось, не заведись крысы, стал я уничтожать крыс и очистил дом. Крысы очень способствовали очистке моего дома, как пожар устройству Москвы и коммуна — государству.

171

Коммуна — это название скелета нашей покойной монархии, это кости государственной власти, по которым нельзя узнать лица; а кости государственной власти — ее принудительная сила, общеобязательная, как смерть. И как смерть противоположна жизни, так и коммуна — свободе; захотели свободу, так вот же вам испытание: коммуна.

Между тем истинная свобода находится по ту сторону такого разделения: раб разделяет чувство свободы и принуждения, монах разделяет женщину на мадонну и проститутку, а рожденный свободным, как рожденный чистым, не знает такого разделения. И только такой человек может создавать нам свободу.

Были в Плоском у Дедкова. Холенков Гаврила Васильевич.

Охота на тетеревей с подвижной будкой. Делается будка из ореховых прутьев, обручи, расставленные на V⁴ арш., вся обшивается еловыми лапками. При переходах держатся руками за обручи.

5 Мая. Все блестит после дождя, желто-зеленый дуб, пыш-1 ные березы, сады в полном расцвете. Кукушка неустанно| кукует, до 67 лет жизни обещает. Пушица летит. Подбе:л цветет на болоте. Жуки жужжат. Комар тронулся всей силой.| Отпылилась ель.

Два больших хищника-тетеревятника взвились, играя друг с другом, над Чистиком, один из них, который вел игру и, видимо, самец, был серого цвета, а другой светлого; оба они, поиграв в воздухе, опустились и пропали в мелком осиннике.

С треском вылетела очень близко, видно, с гнезда тетерка и немного подальше от нее черныш.

Потом еще один вылетел черныш и еще ближе, видно, токованье оканчивалось и, теряя первые перья от линьки, тетерева начинают подпускать ближе.

Мы выбрались из кочковатого мелкого леса на клюквенное открытое раздолье Чистика. Каждая кочка была покрыта розовыми цветочками подбела и тут же краснелась перезимовавшая моченая клюква. Совершенно белый сокол то поднимался над кочками, то опускался в них. Всюду в воздухе стонали кроншнепы. Чибис кокетничал в воздухе белой подкладкой cboi черных округленных крыльев. Сорвался один дупель, потом другой, третий — высыпка дупелиная. А бекасы уже оттоковались, и только изредка слышался их короткий крик барашком. Перейдя все болото и потом мелкую березовую заросль на канаве, заросшей осокой, мы спугнули цаплю, близехонько от нас, плохо управляя (1 нрзб.) своим раскидистым и плохо налаженным для взлета существом, она наладилась на прямую линию и пошла через лес. В сосновом лесу собака спугнула, кажется, рябчиков, но они на свисток не отзывались.

Перевалив через гриву, мы подошли к речке, узенькой, ржавой, покрытой кувшинками. Далеко не доходя до нее, земля

172

под нами стала качаться, бурчать и вдруг проваливаться иногда наглую ногу, так что себя самого приходилось вытаскивать за ушки сапога. «Тут самое утиное царство!» — сказал я. И не успел сказать, как вылетела кряква и за нею селезень, который свалился от выстрела на ту сторону речки. Минуя Городище, заросшее высоким хвойным лесом,— пристанище волков, мы перешли в Кишкинский мох, потом на Мартынове поле и тут еще согнали одну тетерку с гнезда. Возвращались по дороге лесами, блистающими свежей зеленью.

Сват из Еловки рассказывал, что в их деревню приехали рабочие на американском поезде от Москвы до нас за 3 р. николаевскими, что билет брали прямо в вагоне и что поездов три рода: скорый, курьерский и lux. Видимо, есть зерно правды: не польские ли это поезда?

Семья наша, как и каждая семья, была ячейкой, к которой примыкали семьи родственников, соседей, старинных знакомых. Когда нас разорили и умерла мать, сестра и я переехали в другое место, то, казалось, умерли и все родственники, тетки, двоюродные сестры, племянницы — никаких отношений, все распалось. А страшно, кажется, они все были так близки, так любили, так уважали некоторых из нас. Распалось, потому что отношения были не личные, а домами, через мать, через род — дом наш исчез, и все рухнуло.

Есть люди, которые не могут жить без другого человека и пилят и сосут этого близкого всю жизнь, мучая его и сами тем мучаясь и питаясь мучением своим и своего близкого. Такая была сестра моя Лидия в ее отношениях к матери. А матери было так, что если бы никого не осталось возле нее, она бы сама создала себе восторг жизни, встречая всюду у большинства людей то, что она любила. Ей не нужно было возле себя постоянной стены ближнего, заслоняющей так называемым нравственным людям Божий мир. Ее любимое существо встречалось ей всюду, переходящим от одного человека к другому. Она делала все, что могла, для семьи, для общества с радостью и не могла понять, почему на дне ее радостной чаши жизни, и, кажется, такой здорово-естественной, заслуженной, оставался горький осадок — Лидия. Нет, она не была нравственное существо, потому что основа ее веры была вера в удачу, и успех дачный без вреда другому она и считала всей нравственностью. Живым укором ее веры в жизнь была Лидия — неудачница. Смутно где-то в глубине души она чувствовала вину за радость к жизни и страх перед наказанием за это (хотя жила безукоризненно в общежитейском смысле) — и это наказание видела в Лидии и терялась, бессильная, перед ее существом.

Есть такие вопросы для своей жизни, которые, как ни думай, все равно не одумаешь за свою жизнь, и решаются эти вопросы после и другими людьми, каждый человек оставляет после себя

173

как бы наследство, и потомки должны его продолжать. Вот и мать моя лично не могла разрешить вопрос о Лидии, и обе они ушли, не решив ничего. Теперь, думая о своем, я все время обращаюсь к ним, чтобы не вышло нерешенным, как у них.

Любящая рука разрешает мелочи жизни, и это называется женским хозяйством. Выньте это из жизни, останется номер гостиницы и ресторан, клуб.

6—8 Мая. Табак отсырел, пошли перемочки, сегодня воскресенье, с утра все небо плотно — ровно-серо, обложено. Из! этого полутумана слышится ку-ку. Прислушаешься, и долетает] иногда колокольный звон жизни.

Нашли гнездо кроншнепа с тремя большими (с куриное) яйцами, конусообразными, покрытыми по зеленому коричневыми пятнами.

Ждали все какой-нибудь катастрофы в природе по случаю слишком ранней, дружной и роскошной весны, думали, суховеем кончится, или засухой, или морозами, а кончилось тем, что начались дожди, и весна закончилась еще роскошнее,) чем началась.

10 Мая. Засвистела иволга, утром, ночью дергач старается] Ясно, роскошно, роса и труба пастухов.

Ночь на понедельник в Чистке. Земля теплая, душистая, на небе облачно-крепко. На три аршина впереди белеет дорога] облака собрались птицею во все небо, летящей на восток, тс крепкие облака, днем плотно-синие, а ночью черные. Черна* птица .закрывает восток. Отчего же светлеет и светлеет путь? Ил? рассвет? Вот голова птицы разорвалась и, как луна невидимая! светит преузорный свет. Пахнет сильно березовыми вениками] так тепло, что кустики ночевать просят. По-прежнему дрожит свист кроншнепа, изображает свистом, как брезжит свет. Коростель неустанно старается. Потом взялись кукушки кругом по всему горизонту в лесах. Так много их, будто в кузнице молотками стучат. Бекасы хорошо токовали, куропатки, тетерева.

Такая теперь стала легкая ночь. Сирени полный расцвет] вишни облетают. Пушки (осиновые?) тополя летят с утра и до вечера, сеют и сеют. Желтая акация цветет.

Как нас обманул кроншнеп, мы подкрадывались с ружьями, а их там нет — ямка! унесли яйца.

Утята дикие вывелись. Шумит березовый жук.

Сват, хозяйственный и, как слышал я, скупой мужичок, всю зиму снабжал меня табаком и, наконец, явился в Праздник

174

в гости, и опять с табаком. Я сидел с ним полдня, разговаривал о том, о сем и все думал, как и чем мне отдарить его, не так же он посылал мне табак. Наконец, я решил спросить его самого, чем бы я мог помочь ему (за табак).

_ Квинту, — сказал он, — очень мне нужно квинту.

— Квинту?

— Скука находит, а у меня есть скрипка, вот играю и глушу время, а квинта и оборвись.

— Хорошо, — сказал я, — постараюсь достать, а еще что?

— Еще что? рассказ мне нужно. Был у меня рассказ хороший, любил его читать, приехали мои ребята, знаете, какой это народ пошел теперь, не углядел, искурили, вот мне бы рассказ.

Я принес старику сочинения Боборыкина, томов пятнадцать в хорошем коленкоровом переплете:

— Посмотрите, нравится?

Он посмотрел один рассказ «За убийцею».

— Очень, — говорит, — нравится.

— Возьмите все!

Он даже испугался, верно, подумал, что ему не отдарить или что я стащил эти книги и не отвечать бы за них. Взял один только том «За убийцею» и очень довольный обещался прислать еще табаку и звал в гости.

11 Мая. + 23 Р в тени.

Кругом ходят, погромыхивая, дождевые облака. Кричат перепела. Запел соловей. Лист загустел на березах и затенило, Болото нагрелось, пахнет березой. Полный расцвет сирени, Яблони начинают цвести. На рябине показались белые лепестки. На болотах желтые почти исчезли, и все стало морем зеленым, слились болота, поля и леса. Колосится рожь, показались первые грибы — подколосники (подберезники, черные).

Надо заметить, что поповичи своей способностью работать где бы ни было, приспособляться, оглаживать отношения играют большую роль в Советской России.

Разумеется, знаешь умом, что множество людей так же хорошо чувствовали, как я, но сердце каждый раз изумляется, Догадываясь о ком-нибудь, что и он такой же наивный человек со своими маленькими тайнами, что он б л и з к и й.

Коммуна

цели коммуны и

Народ не понимает цели коммуны и каждый занят личным делом.

«Кажон теперь для себя!» — слышал я, недавно сказала старуха в деревне просящему Христа ради.

Представляю себе коммуну, как большой парадный чисто отполированный квадратный стол; в будни он пуст, в праздники на нем ставят гипсовый бюст Маркса, заседают, говорят речи,

175

играют «Марсельезу». Спев и поговорив, все расходятся. Зато под столом пьют самогон и поют «Ваньку Ключника». В состав подстольного общества входит прежняя служебная мелкота и] главным образом, прежняя полиция, жандармерия, поповичи, недоучившиеся гимназисты, все то общество, которое бывало от скуки выходит глазеть на станцию проходящий поезд, все «вторые скрипки», описанные Чеховым. Им и самим бывает тошно от этой жизни, они сознают, что так всегда быть не может, и при первом тревожном известии из центра говорят о конце и даже обращаются к Библии, выискивая пророчества про Аввадоново царство. Когда бунт подавляется, все они опять думают, что ничего, поживут еще долго, делают двойные, тройные усилия для выполнения завета «кажон для себя».

Что же из этого может выйти, если исключить всегда грозящую опасность провала коммунального стола. «Добро перемогает зло»,— говорят в народе. Трудящийся человек, в конце концов, неизвестно какою ценою одолеет бездельника. Но это уже не будет коммуна — общественный стол, а коммуна — общеобязательная принудительная государственная власть, которую можно называть — равно коммуной, или монархией, или республикой. Я думаю, что немногие честные люди, которые теперь служат в центральных учреждениях, в этом смысле и самоопределяются в своей совести. В конце концов, всем надоест смотреть на пустой стол и каждый будет находить себя, и так сложится общественное мнение, общество, которое своим фактом существования смягчит принудительную власть, станет размывать, рассасывать ее, как волны, всегда деятельные, размывают неподвижный берег.

Сколько же лет пройдет этой жизни без всякого смысла? Нельзя сказать. Как в личной жизни, так и в общественной бывают роковые столкновения, возникают вопросы, которых, как ни думай, все равно не одумаешь за свою жизнь, и решаются эти вопросы п о с л е и другими людьми. Это наше духовное наследство грядущим поколениям.

Суховей

Небо словно выцвело, все ровно-песочное, желтое, и солнца не видно весь день: кругом горят болота. Вчера мы посадили мер 15 картошек на земле, из-за которой пришлось воевать (чуть не обделили товарищи). На чужой лошади пахал, семена собирал по ученикам, как поп. Тройник сломался в телеге, сколько было хлопот, чтобы опять сколотить драгоценную навозную телегу! И как чуждо мне было это «земледелие», из которого вынута душа толстовства, эсерства и просто собственника, а, казалось бы, ведь это идеал: я — учитель и я -~ земледелец.

Душа земледелия в том, что работаешь как будто для себя, а на самом деле для других. Теперь эта работа только для себя, к земле циническое отношение: вытянуть с нее картошку для

176

поросенка и бросить. После такой работы ночью просыпаешься и вот боль, такая боль в душе, что голосом начинаешь продолжать ее, и поднимается вой, животный вой, так что собака в другой комнате отзывается.

Как я опустился в болото! Немытый, в голове и бороде все _ЧТо-то копается. Мужицкая холщовая грязная рубашка на голое тело. Штаны продраны и назади и на коленках. Подштанники желтые от болотной ржавчины. Зубы все падают, жевать нечем, остатки золотых мостиков остриями своими изрезали рот. Ничего не читаю, ничего не делаю. Кажется, надо умирать? Лезет мысль — уйти в болото и там остаться: есть морфий, есть ружье, есть костер — вот что лезет в голову.

14 Мая. Похолодело сразу с + 25 Р до + 7. Суховей. Небо только на самой лысине голубое, а по сторонам желтое от дыма горящих лесов.

Миллионы художников могут, не ссорясь между собою, пользоваться одною булавочной головкой натуры; так верно, если бы развить все творческие силы человека, то немного бы им нужно было земли и всякой материи, и воевать бы тогда было не из-за чего. Вообще для творчества нужно немного материи и не в материи вопрос, может быть, даже, если вопрос ставится о материи, то это бывает признак, что творчество нарушено, и революция есть именно момент нарушения творчества.

Творчество чувствуется как освобождение от материальности, преодоление материи, наоборот, чувство тягости материи

лишает творчества.

Люди, видимо, не могут быть всегда в творчестве (в духе), это промежуточное состояние их, когда чувствуется тягость материи, называют долгом или крестом, это чувство — мать всей морали. Так, цвету (или творчеству) предшествует подземная, корневая жизнь долга (креста).

Цвет и крест иногда враждебно встречаются, и то гибнет крест, обращаясь в ханжество (напр., «Дон-Жуан» Мольера), то, напротив, цвет растворяется в шансонетке (то же «Дон-Жуан» у Пушкина).

В Феврале мы встречали революцию, как цвет,— ошиблись, а потом живем до сих пор с вопросом — крест это, за которым последует цвет, или же состояние вне свободы и долга, вечная погибель, распад? С самого начала рассуждения мы верили, нечего ждать цветов от революции, но чувство долга не должно

покидать нас.

Во всем творческом процессе начало его бывает трудно, как начинается он чувством тяжести материи, и если распадается, то появляется чувство гадости. Вот и думается, что сейчас мы испытываем чувство гадости, хотя трудно остановиться на этом по случаю своего личного несовершенства. Ищешь поправку своему личному в других, даже хватаешься

177

за «честного коммуниста», ищешь его... а не можешь найти. Но это и очень наивно — искать морали среди насильников и убийц, искать нужно с другой стороны, там, где всё выносят и не теряют веры, но эта область еще более закрыта личным несовершенством, усталостью, ленью, способностью удовлетворяться малым. Тяжкий вопрос для каждого, кажется, не разрешимый сознанием и внутри настоящего, а после нас, после нашей смерти.

15 Мая. Тихо. Последний переход весны: густолиственность леса и парка, березовые листья все еще блестят.

16 Мая. Опять больше + 20 Р в тени. Бегали тучи, гремело, но дождь не пошел. Табак отсырел.

17 Мая. Гроза. Пролил дождь. К вечеру стало прохладно.

18 Мая. Ветрено, прохладно (+ 7 Р). Небо закрыто вверху постоянно, а внизу перебегают осенние тучки.

19 Мая. Заря — теплое оранжевое кольцо. Майские лунные ночи. В сумерках жуки. Соловьи.

Рожь выколосилась наполовину, через 7 недель, то есть к Петрову дню, должна созреть, и даже неделей раньше.

Зародыши пейзажей.

Летний дождь под елью.

Майский холодок вечером, заря кольцом, воздух ровный, канделябры сосновых побегов.

Ночь в пуне: поссать за углом.

21 Мая. По вечерам на лугах холстом расстилаются туманы и утром поднимаются к солнцу, открывая поля одуванчиков. Сильные, долго не сходящие росы. Тетерева еще токуют, вальдшнепы еще токуют. Густо-зелено. Посевы кончены. Луга заказаны.

Остается 6—7 недель до урожая. С 10 по 17 Мая — рабочая неделя. С 17—25 —именинная. С 25 по 2 Июня— школьная. Потом 3 недели до жатвы — неизвестная и потом — охотничья.

Никола Вешний: 9—22 Мая. Воскресенье. Ливень пролил.

10—23, Понедельник. Утро — туман после дождя. Идем на Осьму.

24 Мая. На Осьме в Дубах. Холодно, ветрено. Вернулся.

25 Мая. Ясно, но холодно и ветрено. Трава сильно растет. Принес ландыши. Рожь зацветает. Расчет: 22-го Июня поспеет.

27 Мая. Первый свет зари. Еще черные деревья. На далеком конце озера поет соловей. Ему вторит коростель. Проснулась

178

кукушка. Тихо, таинственно! Слышно, как по деревянному мостику — топ-топ-топ, часто, часто! — пробежала зверушка. И что-то булькнуло в воду. Почему же я думаю про еврея Цейтлина, которого пригласил на воскресенье к себе посмотреть мой серебряный чайник. И еще я думал, что нужно все распродать и во что бы ни стало купить корову, что без коровы не прожить. Поймав себя, я поставил ставню навстречу восходящему солнцу. В темноте думал, вычислял, что 40 учеников, отдавая в год по четыре пуда, могут содержать четырех учителей.

— Почему же ты не довел меня?

— Зачем мне было доводить тебя, если я мог взять уже образованную женщину?

Вся и прелесть была в дикости, все сопровождалось верой

в мощь народных сил.

Признак выздоровления: болезнь «отпускает» оглянуться вне себя и этому обрадоваться. То, что было между теми двумя женщинами — болезнь, и потому, смотря в себя, в свою болезнь, она никогда не могла найти себе выхода; наоборот, чем больше мер она принимала для освобождения, чем осторожнее старалась быть в отношениях, тем больше были взрывы злобы.

Раньше есть собирались вместе, а срать врознь, теперь едят врознь, а срут вместе: коммуна!

Письмо из Англии!

Смертельная тоска и усталость, но вот уж не скука, еще лет пять такой жизни, и понятие скука лишится в нашем сознании всякого психологического основания. И вот, оказывается, суще-ствует мир, где люди скучают иногда,— в Англии, где есть обыкновенная жизнь! Прошлую ночь я разговаривал с кошкой, а днем я распутывал дело о мошенничестве комиссара здоровья, его товарищ за него ручался, уверял, что человек он жалостливый и знай, как я нуждаюсь, то не украл бы у меня кольца. «Коснись,— говорил он,— меня самого, да приди вы ко мне со своей нуждой, так я...— он подумал немного о том, что бы он мог дать такому человеку,— так я бы дал меру картошек! Ей-Богу бы дал, не верите?» Прошлую ночь разговаривал с кошкой, прошлый день с комиссаром, а нынче то и другое одинаково кажется сном, и вдруг письмо из обыкновенного мира, где не спят, где постоянный день ^и очень много продуктов продовольствия и можно скучать.

Ив. Серг., проклявший сов.Россию, теперь хочет вернуться ^в нее из ентой Англии.

Пословица: хрен не слаще редьки.

Трудовая Армия, или законные зайцы

Незаметно сложилось так, что множество молодых людей ходят теперь на разные заводы бесплатно работать под

179

угрозой, что иначе их заберут на войну,— вот это состояние военнообязанных и есть осуществление желаний — мечта поправить дело войны-разрушения на дело созидания. На вопрос мой этим законным зайцам, как они работают, они сказали: «Не работаем, а солнце ловим в пехтерь» (пехтерь — сетка для сена).

Вера в человека

Я доверил свое кольцо комиссару, а он его украл. Вас. Мих. сказал: «Верить теперь можно только себе, и то до обеда».

Разрушение пространства

Разделение на здешний мир (земной) и «тот свет» (идеальный мир) явилось от несчастья, страдания, греха, а грех — «такое действие», от которого наше умственное существо и чувствующее распадаются и существуют в нашей душе, как два отдельные мира. От этого наша жизнь часто представляется каким-то тяжелым путем на далекое расстояние. Но бывают страсти — психологические взрывы, которыми разрушается расстояние, пространство, предмет становится лицом к лицу и мир обыкновенный желанно-прекрасным. Так бывает у влюбленных, поэтов, охотников, страстно-добрых, религиозно-любящих, удачливых игроков и дураков. (Достоевский на этом пути создал своего кн. Мышкина.)

Ласточки

— Трудно устроить мельницу, а ласточки сами будут летать над водою.

— Ласточек нет.

— И мельницы нет.

Ландыши

В ландышах вечная весна — сама весна, со всею прелестью детской любви. Поздняя, осенняя любовь не оставляет такого следа, как бы ни была прекрасна осень, она кончается грязью. Так и поздняя любовь кончается плохо.

Марксисты и эсеры

Пусть они разделяются на меньшевиков и большевиков, в них одинаково посеяно зерно насилия, мораль пала вместе с эсерами (хороши и эсеры!).

Германия

Видел Германию и ни разу за два года жизни там не видел признаков социального бешенства. Немцы временно отлучены

180

от нас, они органически наши, без них у нас пустое место, которое занимают воры, пьяницы, над которыми все смеются.

Жизнь сильнее

Можно ли говорить женщине о Боге и Его заветах, если она только что убежала от мужа?

Жизнь сильнее!

И если люди, отчаявшись в общем деле, стали каждый врозь спасать свою жизнь, как теперь,— что же можно им говорить о заветах общежития — жизнь сильнее!

Пришлась она ему, как жир на сухой сапог.

26 Мая. Дни пошли майские, роскошно-равнодушные к нам. Соловей поет. Примериваюсь, прицеливаюсь, как бы начать свое стариковское ремесло, а никак не начнешь.

Политику мы переняли у женщин.

Чувствую и теперь в себе нераскрытую силу, как метеор, пролетающий в безвоздушном пространстве. Я не ищу, как слабые, оправдания мраку своей пролетающей души, но я ищу сопротивления, как метеор.

Людей нет? Неправда, все люди здесь, но их души летят во мраке, не светят другим, как метеоры не светят в безвоздушном пространстве.

27 Мая. Таинственно и внятно поет соловей, пока еще не померкли звезды, а как взялась заря, тут маленькая птичка так настойчиво твердит славу утру, что соловья и не слушаешь. Опять, как вчера в это время, по мостику — тук-тук-тук — два кота мчатся друг за другом, и топот их по сухой земле слышен далеко. Только раннее утро и тихо, потом стучат, гремят, ругаются, вечером пение с лодок: «Комиссар ты будешь с виду и подлец душой». Начинает фельдшер со стороны больницы, а потом мотив охватывает все озеро, и, пока не уснешь, все слышишь один мотив и одну фразу: «Ничего подобного!» Легион голосов повторяет: «Ничего подобного!»

Как давно мы «покорили» природу, загубили леса, распугали, разогнали, перебили птиц и зверей — куда все девалось! Только в ранние утренние часы еще можно подслушать жизнь ее. Как малое дитя, мы должны бы теперь оберегать ее, охранять. В эти часы можно понять то прекрасное, что осталось еще вне человека, а потом весь день бываешь свидетелем той природы непокоренной, которая осталась внутри человека. В природе нет того, что мы называем «зверское»: зверь в природе не судим, он может быть и хорош, и плох, как взглянется. Но убитый в природе, он как будто переселяется в душу человека,

181

и тут только он становится тем «зверем», который действительно страшен и непокорим. Ты, человек, покоряешь природу и воспитываешь в себе небывалого зверя, имя которому Легион Разработать:

Замечаю, что самую прочную добрую минуту в жизни имеешь, когда собираешься с духом устранить что-нибудь мелкое раздражающее, напр., вычистить комнату, особенно хорошо бывает, когда возьмешься, наконец, поучить детей. Люди порядка этим и существуют.

28 Мая. Вот когда настоящая густая зелень, вот когда роскошно и так мило, и так велик, сложен майский день, что описать его невозможно.

На солнце находят спеющую землянику. Скоро липа зацветет.

Легион — название покидаемой духом, низвергающейся, рассыпанной материи. Падая всей массой, Легион встречает на пути своем сопротивление в других организованных существах, обреченных на гибель, в единицах, противопоставленных падающей в бездну массе. Движение лавинного Легиона шумно, весело — сдвинутая материя возвращается назад в свою первозданную Косность. А сопротивление ей в духе мрачно, ужасно — в этом трагедия. Ужас нашего времени состоит в том, что имена духов, стремящихся поднять вперед с собою материю, даны падающему Легиону и, наоборот, Легионом называют сопротивление стремящегося вперед Духа.

30 Мая. Утро обмывалось теплым дождичком, солнце взошло и над лесом, только в одном месте, как дымом, туманилась низина: похоже, будто леший себе там баню топил.

Символ значит объединение, символизировать значит сводить к одному, цо не одним умом по общим признакам, а посредством особой интуиции, дающей начало религиозно-художественному творчеству. Ум в этом деле играет роль простого работника, носящего кирпичи для здания (какой это хороший и самый возможно-свободный работник!). Так называемая чисто «интеллектуальная» работа без посвящения в начале сердца есть воровское творчество. Всякое истинное творчество было и будет всегда символично, и потребность в новейшее время выделить такое понятие явилась ввиду господства чисто интеллектуального (механического) творчества, напр., школы натуралистической и всеобщей фальсификации искусства и культуры-

2 Июня. Жара. Васильки встретились с ландышами.

4 Июня. В четверг и пятницу мы были на этнографической экскурсии в районе Пузынина. Залиняли петухи, убит (1 нрзб.) 1-й. На Кавказ за коровой.

182

Афанасьевы уезжают на Кавказ. Выхлопотали место для воей коровы и сами едут с ней как проводники.

(5 Июня. Мишины именины. Наконец хлынул дождь и моросил целые сутки. Температура с + 25 Р упала до + 5 Р. И все как осенью.

Моя (1 нрзб.) разделится на два цикла: 1) Зимний и 2) Летний солнцевороты.

Разговаривали о прошлом и настоящем: вот важный момент, когда пришлось увериться, что на этом фронте еще хуже. Теперь мы установили, что стало лучше, народ одумался — это похоже на солнцеворот.

Москва летом 1919г.

Профессор:

— С тех пор, как увидел я, что памятники чугунные и мед- I ные падают, как домики из карт, я пришел к выводу, что лучше делать их из гипса.

Настроение общества: будто ходишь босою ногой по битому стеклу.

Родные

Укоры совести, что не пишу родным, исчезли: писал, хотя насилуя себя, письма и не получил ответа. Теперь спокойно считаю всех мертвыми, и все они со мною мертвые лучше, чем живые. Ласточка вылетает из гнезда и видит вокруг себя все ласточек, хотя они и не были с ней в гнезде. Так и я встречаю везде родных под другими именами, и они все так же добры ко мне, как первоначальные родные. Сегодня мне снилось, будто я еду в снежных волнистых полях и за мною с длинными палками в руках идут и мать моя, и сестра, и Дуничка, и братья, а снежные суметы такие большие, что как в горах; я иду впереди и вижу высокий гребень субоя, мне легко перебраться через него, но вижу, что трудно для женщин, я им указываю правее, сам перехожу. Вот и железная дорога и поезд дожидается, вхожу в вагон, но где же мои родные? Или они вошли тем путем раньше меня, спрашиваю, ищу по вагонам — нет и нет! Как будто они исчезли в снегах, слились с голубыми тенями суметов. Я еду один и без шапки — где моя шапка? Осталась в снегах? Нет! я забыл ее, шел без шапки, еду без шапки один на гремящем поезде по засыпанной снегом России.

9 Июня. Вознесенье. К 14—27 Мая добавление: К. Леонтьев передает мысль Милля о том, что, истребляя последние убежища диких зверей в природе, мы иссушаем источники самых глубоких мыслей человека. (Нельзя осушать болота, из которых берут начало великие реки; нельзя истреблять заповедные уголки природы, потому что с ними таинственно связаны самые глубокие потоки человеческой мысли.)

183

О народе. К. Павлова

Всегда, в его тревоге страстной, Являлся вслед за мыслью ясной Слепой и дикий произвол; Всегда любовь его бесплодна, Всегда он был, поочередно, Иль лютый тигр, иль смирный вол.

О труде. К. Павлова

Труд ежедневный, труд упорный!
Ты дух смиряешь непокорный,
Ты гонишь нежные мечты;
Неумолимо и сурово
По сердца области все снова,
Как тяжкий плуг, проходишь ты,
Ее от края и до края
В простор невзрачный превращая,
Где пестрый блеск цветов исчез...
Но на нее в ночное время
В бразды — святые сеять семя
Нисходят ангелы с небес.

А. Б л о к

Грешить бесстыдно, непробудно, Счет потерять ночам и дням И с головой от хмеля трудной Пройти сторонкой в Божий храм.

В моей писательской карьере слишком много отнялось времени на установление себя в этой области, с чем неизбежно связано развитие таких инстинктов, которые противоречат свободе творчества. После некоторых достижений извне я поставил, однако, стража на охрану сокровища смиренных, который и стоит по сей час на своем посту.

— Что это? проповедь рабства?

— Мы все рабы, только те, кто знает своего господина и любит, называются свободными, а кто не знает и ненавидит, настоящими рабами, я — люблю своего господина.

«Идиот» Достоевского, кн. Мышкин, соединяет небесное и земное, видит далеко в близком, он проницательный и не может ошибиться — ветряная мельница перед ним или человек.

10 Июня. Темркжово поле. После 2—3 дней дождя установилась прежняя роскошная погода. Был в Пузынине — пустыня в цветах. Обедал в лесу — хлеб с земляникой. Убил тетерева-черныша.

14 Июня. До восхода небо обложило ровно и пошел мелкий дождь.

17 Июня. Так и продолжается: пасмурно, мелкий дождь и временем холодно, как осенью.

184

19 Июня. Троица. Проглянуло солнышко к завтраку. Через две "недели жатва. Решил поступить в агрономы. Встает во всей силе Левин вопрос. Ходим в Пузынино — лесная пустошь, _П0 краям деревни: Плоское, Колычеве, Макеево, участок То-маш, Мильда, Плешавцево, Лочатино, Починок, Верховье, Чамово; названия урочищ: Турлесица, Березовый мох. Земляника на лугах кончается, в лесу очень сочная и крупная. Черника вполне поспела.

Провожал нас Ваня Вавилинков, мальчик 19 л., я ему советовал поступить к нам в школу 2-й ст. «А то,— говорил я,— пройдет года два, женят, так и останешься».— «Да я женат,— ответил он,— и еще в другой раз». Диво! 18 лет женился, ей было 16, полгода прожили — разошлись. Сегодня помин шестинедельный матери, а неделю тому назад он женился на другой девице 19 лет. Мать будто бы сама, умирая, невесту указала и не велела дожидаться 6-ти недель: «А то подходит навозница и жатва, без женщин дома нельзя».

Вот как перестраивается жизнь быстро, и как удивительно легко люди старого завета уступают жизни. Кажется, будто все эти семейные драмы написаны не о русском народе. В ответ на мои размышления у Севериковых мне сказали, что, как ни плохо все, а много революция дала и хорошего: прежде жили прохладно, много бы можно лучше жить — не хотели, не стремились, теперь же каждый думает, как бы ему лучше пожить.

Новое тоже явление, всеобщее стремление выйти на участки,
в этом такая жажда, что даже свои землемеры явились: по
закону, нельзя выходить на участки, так они промеж себя
разделятся, а домашний землемер вымерит, и деревня расселя- \
ется без начальства. Так в недрах деревни вопреки коммуне 1
осуществляется закон Столыпина. Азар Григорьевич (из Гро- \
мова), когда я сказал ему, что хочу поступить в агрономы^
в Совхоз или в Колхоз, сказал: «Брось ты и Совхозы, и Кол
хозы, поступай к нам в землемеры, в темноту, вали в темную —,
сыт будешь, по пяти пуд. за раздел давать будут». \

Удалось, наконец, повидать, как изготовляют самогон. Дм. Ив. этим занимается для добывания хлеба: «Так, говорят, не Достанешь, а за самогон сколько хочешь». Винокурение было в лесу, прятались не от начальства (начальству все известно), а от своих, свои налетят и много надо угощать. В лесу стояла бочка с закваской, по случаю холода квасилась три дня, в бочке было растворено 3 пуда хлеба, из каждого пуда выходит четверти 2-3 самогона. Выкопали яму для котла вместимостью в 1 п. хлеба, под котлом развели легкий огонь, на котел надели бочонок, пазы и дырочки замазали глиной, в донное отверстие вставили змеевик и его опустили в бочку с водой для охлаждения паров, и у выходного отверстия для собирания драгоценных капель чайник. Огонь должен быть легкий, а то может взорвать аппарат. Разговор шепотом и напряженное ожидание первых капель. Кто-то рубил вблизи, ближе, ближе, вот он и виден —

185

рубит жерди. Мы видим, а он не хочет нас видеть, он все ближеет, дожидается приглашенья. «Ну, иди, иди, ой, не видишь!» Чайник наполнился — ах! забыли кружку! Пока чайник сливают в четверть, драгоценные капли поят землю. Гость берет поганое ведро, подставляет, и промежутки достаются ему. Тут же сидит, носит воду, работает Азар Григорьевич, для которого и делается самогон по случаю крещения младенца Совершенно исключительный случай изготовления днем — всегда ночью, в тишине, когда только совы летают. Начальство однако, может нагрянуть только «по злобе». Так один позвал по злобе милиционера. Конечно, милиционер пожелал выпить и стал мирить хозяина и врага его, долго враг упрямился и все грозил милиционеру, но в конце концов сам выпил, и, «когда уже мы подошли»,— повествует рассказчик,— все сидели, целовались, обнимались, пели песни, на шум собрались многие, все пели — пили и даже плясали. Так, сливая чайник за чайником, слушали мы рассказ про Турлесицу, где жили когда-то туры и теперь, верно, живет много зверя. «Что как это все звери и птицы подсмотрят, подслушают и себе примутся работать самогон!»

Не дождавшись окончания дела, мы пошли на охоту. В деревне не знали, что мы уже были в лесу, и таинственно говорили: «Вы бы шли к Дм. Ив. в лес, он угостит, хотите, проведу». Словом, все было известно, и народ не валил в лес только «по совести». Когда вернулись с охоты, то Азар Григорьевич уже с самогоном и в сопровождении музыкантов выходил с Громова на крестины и звал нас к себе «на музыку». Девушки играли в горелки.

22 Июня. Был агроном Андреев, подтвердил мои наблюдения о расселении крестьян за спиной власти, говорил, что это все российское явление и что это должно быть скоро легализовано, потому что единственный выход. Несколько раз я слышал от крестьян, что они готовы отдавать много государству, лишь бы дали им право собственности, причем тон этих слов выражал готовность работать до самозабвения и тем отделаться от ненавистной политики. Так теперь за спиною коммуны по всей русской земле над каждым мельчайшим куском ее завязывается узел личного обладания ею в поте лица и так создаются те крепкие земле люди, которых хотел насадить Столыпин.

Любопытно еще наблюдать, как легко расстаются крестьяне со всеми заветами прошлого, если это только требует хозяйство, причина этому материальная скудость, вечная угроза голода.— Откуда же берутся «принципы»? — От удобрения! «*» ночное время — в бразды святое сеять семя нисходят ангелы с небес». «Ангелы» — это существа личные, личность может независимо от голода нести святое семя, но общество, народ» государство несомненно живут только в пределах железного закона двух глаголов — есть и съесть. А личность выходи тонким стеблем из удобренной земли, цветок свободы.

186

Завтра еду в город. Дела: Виноградскому о школе. Керосин Сем- Демьян. Щенок у Афанасьева и чучела. Политпросвет для разрешения книг. Центр, библиотека. Комтруд: о плотнике. Библиотека музея. Мыло и табак в потреб. Комиссарове дело. Зубы. Учит.-свояченица.

Vivere momento ^l.

Тов. Корнюшин, Михалкин с Шарапина, Иван Иваныч, участник с Вязмичей, крючок или хранцуз (что задирает всех, а Михаил, кот. все примиряет), какой-то Дмитрий Иванович.

Ив. Ив.:

— Дайте газету покурить. — Взяв газету: — Блаженны iy&-

лостивые.

Корн.:

— Ив карман! вот церковь! все учреждения под отчетом,

только церковь не учитывают. Ив. Ив.:

— Церковь отделена, потому что церковь наша и вам не

подлежит.

— На что же тогда отделение от государства?

— Церковь наша, мы ее и учтем: она не подлежит.

— Далеко заглянул! вот у нас полено с печи упало, баба ревет, полено могло бы ребенка убить! а у вас и ребенка нет и не будет: стары.

Против коммуны: сын с отцом не могут жить. А когда скажешь о настоящей коммуне, то говорят, что это нужно — детей воспитать, чтобы дети не видели, не знали нашей жизни.

Михалкин признает две «вещи» в свободе: одна, что можно выходить на участки, и другая — разводиться с женой.

Словом, время стало новое, все поняли, что разом через узкие ворота в Царство Божие не войдешь, а нужно идти поодиночке.

Решение земельного вопроса: собственности не надо, собственность моя одна: яма на Едраши, а земля, пока я работаю, моя.

— Земля государственная!

— А я чей? я тоже государственный и земля моя, бросим работать землю, и переходит другому.

Конторщик положил на счетах мой паек:

- 36 ф. + 2 ф. на жену + 10 ф. на детей = 1 п. 30 ф., хорошо?

- Очень хорошо!

Мужик засмеялся: хорошо ли так, этакому человеку положили пуд хлеба, и он доволен!

Как ни грозит нам рок суровый, Но снова вспаханы поля И всходы вновь дает земля. Как ни грозит нам рок суровый,

----------------

¹ Жить мгновением (лат.).

187

Но всюду знаки жизни новой И взлет свободный без руля. Как ни грозит нам рок суровый, Но снова вспаханы поля.

Сологуб

26 Июня. Каждодневные дожди. Рожь налила, местами желтеет. Овес колосится и гречиха цветет.

С четверга был в городе. По пути видел, как целые деревни исчезают на участках. «Губернское запрещение».— «Губернское? тьфу! — если бы из центра!» Огромное значение этого факта. Разговаривали о схоластике сов. вл-и и чернобожии. Подобрать черты: напр., запрещение танцев, вычисления о безлошадных (сколько ангелов на булавоч. головке). Воспоминания: о докторе в Берлине и «Сикс. Мадонне».

На каком гвозде все это держится? — Чем черт не шутит, когда Бог спит.— Князя Оболенского разводишь — Обломанство.

27 Июня. Раннее утро. Солнце изнутри тучи. Теплый слепой дождь. Зяблик поет — только зяблик. Кукушки больше не слышно. День на убыль. Зелень на березах сереет.

День пошел на убыль. Липа цветет. Начинается вторая половина года.

Симфония зяблика в золотой дождик. Гад ползет и сверлит душу такими мыслями: «С февраля не получаю мыла, а все Уткина! вот поеду в Смоленск, упеку эту Уткину. Подам заявление...», подробно сочиняется заявление и жалоба, что меня не ввели в план снабжения.

Часто я и прежде ловил мысли этого гада, когда слышал хорошую музыку. Может быть, потому и гад теперь, что душа слушает музыку.

«Все тяжелое мира вещественного и все злое мира нравственного». (Письма об изучении природы. Герцен.)

«Сильная натура умеет выпутаться из затруднительных обстоятельств, умеет похоронить милое себе и, оставаясь верною ему, идти на новое действование и на новые труды; а слабые натуры теряются в своем плаче об утрате, хотят невозможного, хотят прошедшего, не умеют найтись в действительности и, как этрурийские жрецы, поют одни похоронные песни, не имея силы разглядеть новой жизни и брачных гимнов ее». (Письма об из. природы. Герцен.)

----------------------

«Света не было бы, если б не было тьмы, или, если б он и был, то, беспрепятственно рассеиваясь, что освещал бы °^Hi Но свет сам собою ставит тьму, тоска безразличности стремится к различению; на этом основана вечная потребность быть чем-нибудь; в этой потребности раздвоения проявляется Я, ^т есть субъективность природы». (Яков Бёме.)

«То, что было страданием во тьме, расцветает наслаждени-_в свете; все, что было страхом, ужасом, трепетом, станет иком радости, звоном и пением... Зло — необходимый момент в жизни и необходимо-переходимый... без зла все было бы так же бесцветно, как бесцветен был бы человек, лишенный страсти; страсть, становясь самобытною,— зло, но она же инстинкт энергии, огненный двигатель... Зло враг самого себя, начало беспокойства, беспрерывно стремящееся к успокоению, то есть к снятию самого себя...»

«Положительные науки имеют свои маленькие привиденьи-ца: это силы, отвлеченные от действий, свойства, принятые за самый предмет, и вообще разные кумиры, сотворенные из всякого понятия, которое еще не понято: exempli gratia *— жизненная сила, эфир, теплотвор, электрическая материя и проч.». (Пис. об изуч. прир.)

Последние русские символисты, даже те, которые брали материалы из русской этнографии и археологии (Ремизов), лишились восприятия действительной жизни и страшно мучились этим (В. Иванов, Ремизов). Непосредственное чувство жизни своего (страстно любимого) народа совершенно их покинуло. И всегда символисты меня этим раздражали, и был я с ними потому, что натуралисты-народники были мне еще дальше. Мне всегда казалось, что для художественного творчества нужно, во-первых, заблудиться в себе до того, чтобы, вдруг нечаянно выглянув из себя, увидеть нечто вне себя и, временно поверив этому внешнему миру, отдаться ему, и потом, во-вторых, путем художественной работы передать другим, рассказать, как сон. Итак, в основе должна быть находка, предполагающая искание с верой в существование действительной жизни (реализм). Основание находки в вере своей, что это не я. Так что «блуждание» есть как бы процесс бессознательного творчества, и сила находки заключается в бессознательности: куда-то, зачем-то влечет... я называю силой — уверенность в существовании находки; сила ее бывает так велика, что довольно продолжительное время можно без вреда для нее осознавать, вычитывать о ней книги, выписывать находящиеся выдержки, изображать; но можно и переосмыслить до того, что находка раздвоится: останется на одной стороне остов (т. е. вещь, ничего особенного из себя ^Не представляющая и всеми видимая, обыкновенная), а на Другой свое представление о ней, т. е., как это мне показалось,

таком случае пропадает творческий жар, который кажется еперь наивным пережитым состоянием. Так некоторые и всю

°ю жизнь засмысливают и остаются ни с чем. И вообще роцесс творчества совершенно подобен жизненному процессу ^го напряжении, в «жажде жить» и «ловить мгновения», ^ила бессознательности (втемную — пари) заключается

Например (лат.).

189

188

в том, что на время «я» делается не «я», а часть мира вне меня т. е. природы и общества, в это время через мое отсутствующее «я» и показывается нечто реальное, которое потом возрожденное «я» встречает «находкой». Вопрос в том, как и откуда вновь обретается «я» (хлыст: бросьтесь в чан и воскреснете вождями народа), и еще вопрос: как отрешиться от «я» и броситься в темную. Оба вопроса решаются при уверенности... т. е. так это должно происходить: Я высшее, имеющее с Мы и Мир равенство, отличное от них только малым, разумным «я» отдает это малое «я» в полной уверенности, что оно возродится; ведь в большом Я существует малое, и там оно все понятно^ а трагедия заключается в невозможности малым «я» постигнуть большое. Так выходит, что Я возрожденное есть Мы.

Я стихийное (большое), из него выходит Я сознательное (малое), и, в конце концов, Я стихийное переходит в Мы.

Сознательное «я» для того и существует, чтобы перетворить стихийное Я в Мы. Так что гибель Я сознательного (малого разумного) предопределена, и у Христа она возводится в сознание (смертию смерть): сознательная смерть для спасения души и воскресения. Эта смерть (страдание) и есть единств, путь выхода сознат. из себя, другой путь: страсть.

Если бы художественное творчество захватило .весь дух и всю плоть человека, то оно бы стало религиозным, и все отличие худ. тв-а состоит в том, что оно целиком не захватывает человека («как художник и как человек»), но в своем кругу, в своей частице плоть и дух художника имеет судьбу, одинаковую с религиозным творчеством, т. е. с творчеством жизни.

Истинное худож, творчество должно знать свое место и не становиться на место действия жизни, не становиться тем, что делает одна религия (дело жизни) (как у Ничше, Гоголя, Толстого).

Художник должен быть скромен, потому что свет его, как лунный, только исходит от солнца, но сам он не солнце.

Черт творчества — такое существо, которое берется не за свое дело (Черт Гоголя).

Черти бывают разные, начиная от маленьких попрыгунчиков, кончая демонами, вполне симулирующими дело жизни. Но, в конце концов, те и другие и третьи, все они делают не свое дело.

Сознание, что делаешь свое дело,— вот счастье и награда художника, и это есть добро, а не свое дело — несчастие, зло. Большие художники часто берутся за религию, а малые за публицистику. Толстой хорошо сделал, что отрекся от себя как художника, а Гоголь влип, как дурень, со всем своим худо*⁶" ством в религию.

В деле жизни многие берутся не за свое дело, и так порожда" ется индивидуализм как начало, враждебное личности.

Личность может быть очень маленькая, но она всегда пе^ль ная и представительная, а индивидуальность всегда — дробь.

190

Истинный человеческий коллектив имеет одно лицо — это _ъ личность, тогда как коллектив Легиона не имеет лица. Безличный коллектив есть Легион индивидуальностей (бесы).

Так ясно подхожу я к критике нашего коммунизма: принудительный коллектив есть Легион. Но я ставлю себе вопрос — мое отвращение к этому коммунизму исходит от высшего Я, _т е. от сознания истинного коллектива, или же вся критика исходит от моего неудачного жизненного положения. Ведь я чувствую, что если бы наш коммунизм победил весь свет и создались бы прекрасные формы существования,— я бы все равно не мог бы стать этим коммунистом. Что же мешает?

1) отвращение к Октябрю (убийство, ложь, грабежи, демагогия, мелкота и проч.).

Разбираю это первое, т. е. отвращение к Октябрю. — Разве эта мерзость не существовала раньше? — Да, но она была привычная: на место этой привычной мерзости стала непривычная, и это вышло отвратительно.— Значит, ты был в «счастливом» состоянии, что привык к мерзости, однако это не аргумент (1 нрзб.) Октября.— Пожалуй, да.— Нельзя ли найти аргумент более веский, иначе все твои разумные построения чертова Легиона могут показаться продолжением твоего аристократического отвращения к массам.— Кроме личного отвращения, у меня было еще нежелание страдания, нового креста для русских людей, я думал, что у нас так много было горя, что теперь можно будет пожить наконец хорошо, а Октябрь для всех нес новую муку, насильную Голгофу. Я бы хотел еще немного повоевать, после чего стало бы, наверно, бедным людям на Руси жить сносно.— А общий враг, капитализм, остался бы, и потом, после отдыха, опять бы началась война, гнев Октября был против этого начала капитализма, неизбежно порождающего мировые войны.— Войны всегда были и всегда "Удут, их уничтожить невозможно принципиально, а только посредством хорошего ухода за ранеными смягчить их пришествие, ведь умирать не страшно, а очень страшно смотреть, когда умирают, и особенно без ухода, как теперь.— Вижу я, что ты не революционер, потому что так может теперь назваться лишь человек, имеющий универсальную идею обновления ми-Р^а> а не только отечества своего.— Да, в отношении этой Революции я не имею в душе того пламени, который соответ-твовал бы идее универсального обновления, и оттого я вижу °лько преступления; между тем я жажду истинной революции, ~~~ Дающий евангелия революции, но разве Маркс — еван-^ляе. Я пережил Маркса в юности. И я наверно знаю, что все, тв ^{Ие тепе}Р^{ь в} Маркса, как только соприкоснутся с личным рчеством в жизни, оставят это мрачное учение. Будет такое _Се ^в°³Рождение общества, какое было со мной лично, когда ^РДЦе мое освободилось для любви к миру в его подробностях, ^сякой малой вещи в нем; эти восторги освобожденного

191

сердца никогда не позволят мне заковать его снова схемами разума. Мне кажется, так — я на пути к с в о е м у делу, хотя оно такое до смешного маленькое, как мое писательство, между тем как революционеры все делают не свое дело — в этом, кажется, источник всех наших разногласий (не свое делают — «_Не знают, что творят»).

— Но не все же должны быть христами, кто-нибудь непременно должен его предать и распять, иначе как бы Ему проявить свой свет на земле. Этим темным силам ведь можно и приписать явление света. Так, видно, русский народ до своего возрождения должен был испить еще чашу страдания и те, кто причиняли ему это страдание, вели его по пути возрождения. Итак, хвала вам, все излюбленные эмигранты и уголовные преступники! И тебе, Иуда Искариотский.

Какая простая формула общественной жизни в словах мужика: «Добро перемогает зло». Так это надо понять: преступники, обманщики, воры, расточители, пьяницы, составляющие зло общества, живут на средства трудящихся, отнимая у них часть их труда, но трудящихся всегда больше, и рано или поздно эти призовут к ответу «злых». У нас в эти годы коммуны чаши весов бездельников и трудящихся как бы колебались, «злые» одно время, казалось, готовы были совсем пожрать «добрых», но им самим стало нечего есть, и пришлось отпустить немного трудящихся. Теперь, видимо, добро начинает зло перемогать.

Злые почти все таланты, добрые не хитры, не изобретательны, любят меру жизни, покой и застаиваются. Так, добрые русские люди застоялись, их вышибли из рутины, и они, сознав весь ужас застоя, бросились с удесятеренной силой работать. Пробужденные, они скоро увидят (если уже не увидели) в своих пробудителях дармоедов и спихнут их в яму. Уж сейчас почти в каждой деревне прозябают презрение и насмешки всех — отставные комиссары, «бывшие люди». Горячка кончается, начинается выздоровление. Оно уже и началось.

В сущности говоря, моя психология худ. творчества есть психология всякого дела, вернее, начало дела, у брачного периода дела, когда оно еще в девушках и называется действием.

Действие — брак жизни.

Влетел в открытое окно шершень, гудел, жундел, бился, бился о потолок, пока не спустился побитый пониже и вылетел в окно. Так, может быть, и с философией нашей есть выход где-то пониже, в простом деле: простое дело есть окошко нашей философской тюрьмы.

Что может быть роскошней вида павлиньего хвоста! когД весной первый раз старуха выпустила его на двор, все любова

192

лись, восхищались, останавливались и разговаривали о красоте тропических стран, откуда принес к нам павлин свои радужные цвета. Теперь все привыкли, мальчишки плюют на хвост, броса-jot в хвост щепки, обливают водой, а у взрослых у всех решительно одно с трудом сдерживаемое желание, проходя мимо, наступить на хвост. Вот лебеди, те живут на озере, редко подплывают, и к ним сохранилось у всех благоговейное отношение, если бы они жили на дворе или мы бы жили на озере, то непременно бы их тоже заплевали. Видно, красота должна только иногда показываться. Только хлеб никогда не наскучит: хлеб и хлеб.

Закраснелись ягоды бузины, зажелтели на березах листики, видно, что уже глубокое лето. Как хороша наша природа, как она умна тем, что показывается разно и проходит... Если бы она остановилась на весне или на лете, то была бы, как павлиний хвост.

2 Июля. На горках рожь подняли, местами жнут.

Наш крестьянин противится техническому новшеству в земледелии, как всякий практик сопротивляется вооружению теорией в его деле. Не прав он: его ум должен быть открыт знанию. Но и наши пересмысленные теоретики, лишенные практической осмотрительности, тоже не правы. Нужна культура здравого смысла или уменье пользоваться знанием, обязательные и для теоретика и для практика. Главный смысл трудовой школы и есть эта культура здравого смысла, воспитание осмысленного действия. Не надо этим, однако, чересчур увлекаться, как Джемс, и говорить, что воспитание «сводится в конечном счете к организации в человеке таких средств и сил для действия, которые дадут ему возможность приспособляться к окружающей социальной и физической среде».

Разве приспособление к среде может быть поставлено всепоглощающей целью воспитания?.

И сам Джемс потом говорит, что обновление жизни народа исходит от мыслящих людей, распространяясь сверху книзу. Значит, не приспособление, а действенная мысль у самого Джемса стоит в углу воспитания.

3 Июля. Первое утро после периода дождей и холода — совершенно ясное, тихое, но уже заметна как бы легкая усталость в природе, задумчивость. Ай, дни-то уменьшаются!

У писателя символ должен быть в сердце и чувствуется, как

«самое главное», о чем нужно писать; если это самое главное

ознается головой и потом к нему подгоняются материалы, то

олучается «символизм» — литературная школа или теория

сательства, которой не воспользуется ни одни настоящий

_{в г}^сатель. Символ живет у писателя в сердце, а у читателя

олове, читатель рассуждает и создает школу,
чед ^ция (^соеД^инение) значит духовная деятельность
^века, сводящая мир к единству (Богу).

193

Пришвин

— «Изобретение... и подражание— вот... те две ноги, на которых человеческий род шагал по своему историческому пути». (Джемс.)

Прекрасен освещенный лучами восходящего над озером солнца верхний белый угол моего открытого окна! Живот мой варит черный хлеб и картошку отлично, был бы хлеб, была бы картошка! Прекрасен восход. Красавец павлин, задрав хвост до невозможности, стал в воротах усадьбы всей своей синевой и радугой к солнцу.

Проезжий с возом, закрытым брезентом, увидал меня в окне неожиданно, засуетился:

— Здравствуйте, товарищ!

Догадываюсь: под брезентом у него запрещенное, провозит зарей, пока спят.

— Все буржуи из дома выехали? — спрашивает. А уж сам, вижу, всем буржуям буржуй, догадываюсь окончательно: под брезентом запрещенное.

— Буржуи,— говорю,— известно, из всех усадеб выехали, а вон последний.

Указал на павлина.

Спекулянт обрадовался: раз уж товарищ перевел разговор на павлина,— воза не коснется.

— Вы сами кто будете?

— Здешний шкраб!

Совсем успокоился: шкрабы все равно, что нищие, силы никакой не имеют, одно слово шкраб.

— Красота! — указал на павлина. — Ну, счастливо оставаться.

— Счастливый путь!

Поспешай, поспешай, вон выходит Василий Иванович, заведующий ссыпным пунктом, он тебе не шкраб, содрал бы с тебя не одну бутыль самогонки!

— Ай, ай, ай! — сказал Вас. Ив.

— Что?

— Да хвост-то, хвост-то! Красота! Происхождение птицы вам, Мих. Мих., известно?

— Райская птица.

— Райская, я понимаю, а из каких стран?

— Из райских, конечно.

— Из райских, Господи, есть же такие страны, хвост-то, хвост-то.

— Пав, пав, пав! — крикнула старуха. Павлин сложил хвост и побежал к старухе клевать. Кузнец подошел, злой человек, желчный, недоволен пайком своим.

— Зерно выдают? — спросил старик.

— Выдают.

— И тебе паек?

— Паек.

194

_ Советская Русь! люди голодные, а они птицу... и старуху для птицы содержат.

_ Что поделаешь, красота! — сказал Вас. Ив.

_ Красота, а польза какая, и при птице старуха, ох, советская, советская! — ворчал, уходя, кузнец.

'— Вот крючок! — сказал Вас. Ив. ему вслед,— ко всему придирается, крючок!

— Хранцуз! — ответила павлин, старуха.— Пав, пав, пав! хранцуз.

4 Июля. Дождички продолжают перепадать. Косцы пошли на луга. Предполагаю.

И Июля. Мы (Лева и Ник. Ив.) вернулись из своего похода, обошли следующ. деревни и в таком порядке: Алексине, Писка-рево, Секорино, Теплянка, Волочек, Хошеево, Новоселье, Фролове, Кудиново, Крушинники, Веригино, Заборье, Буда, Осеев-ка, Баканово, Подопхай, Кряквы, Маркове.

14 Июля. 28-го вечером пошли в Плоское, ночь провели в лесу на «заводе», в среду — в Лопатине, в четверг — в Алексине.

Почти каждый день набираются облака, налетают тучи, обкладывают небо и дождь льет. Последняя ночь была очень холодная. Березы все сереют и желтых листьев все прибавляется. Чаще и чаще, слышу, называют меня просто «старик».

Меня уговаривают не быть идеальным.

Люди: Карл (Кирилл) Герасимович Власенков — дер. Баканово, около Буды, военнопленный, превратившийся в немца, западник из мужиков.

Герасим, его отец, умирающий пан.

Дм. Ив. Дедков — будущий фермер.

Мельник Гавриил Вас. Холенков — фермер и мельник, жена, как ферма.

Старички Кузьма Конов с женой — участок в лесу, заклятие на 9 лет, колос тощий, волчий заговор.

2 Августа. Предполагаю ехать в Смоленск: 1) подогреть паек, 2) фотопластинки, 3) ориентироваться в агрономии.

2-го в Починке, 3-го в Починке-Дорогобуже, 4-го Дорого-1п^Ж' ^~^го Кулево, 6-го Смоленск, 7-го, 8-го, 9-го Дорогобуж, ^1и-го Алексине.

3 Августа. Вчера возвратился в Алексино, попав вместо Моленска в Батищево, где и определился на службу.

^К' Целый месяц странствования из-за того, что дома Ус ^еГ° ^есть- Целый месяц — все дожди и холод, теперь, кажется, Довилась погода, но холодные ночи, сильные росы. ^йстреча с Энгельгардтами. Петербург: жизнь эмиграции на

195

пайках. Газетное известие о комитете Красного Креста, вспыщ. ка надежд Map. Мих.: «Это спуск курка». Викт. Петр.: «Нет! слишком много крови... нет!»

Хуторяне (мужики).— Спецы интеллигенты. Прагматизм.

Спор о: кончилась ли революция в октябре и началась с тех пор реакция или революция продолжается и будет состояние революции, пока все население не усвоит новой жизни («революция произошла, а ум человеческий не произошел»).

Краеведение

I. Природа верхнего Приднепровья

1) Формы поверхности и строение земной коры.

2) Климат.

3) Растительный и животный мир. П. Население

1) История края.

2) Этнография.

3) Промыслы.

4) Пути сообщения.

Практические занятия: фотография, этнографические записи, музейное дело, раскопка кургана.

Технорук сказал: «Если бы я захотел, то не отдал бы вас опытной станции»,— и тон был такой, будто дело шло не о мне, а о какой-то собаке или рабе крепостном. Так я объективировался в виде высшего специалиста по агрономии.

Жаркие дни и холодные строгие зори. В болотах молчание. Ржаные поля давно пусты. Начинают овес. И луга косят. 6 больш. кроншнепов летели с одним маленьким.

Душа сдвинулась...

Стая окаянных мальчишек колонии бросает камни в церковный крест и называет крест — чертов рог.

Коростель и перепелка

Коростель посватался за перепелку, обещался корову при-весть. Поженились, а коровы нет, обманул.

— Я,— говорит,— приведу. И пошел за коровой.— Тпрусь, тпрусь! — кричит коростель.

— Вот идет,— кричит перепелка,— вот ведет!

— Тпрусь, тпрусь! — кричит коростель, а перепелка:

— Хлеба нет!

Так и по сие время на мокрых дугах слышится всю ночь. «Тпрусь, тпрусь!», а на хлебных полях: «Вот идет! вот идет-хлеба нет! негде деть!»

Почему наш крестьянин не сажает деревьев — он боролся с лесом и сейчас борется: лес бес.

196

Перерождение пшеницы в рожь (потому что не полют, но по генетике возможна помесь (гибрид) пшеницы и ржи).

Как волчица тащила за морду теленка к волчатам и подгоняла его хвостом.

Облоги — зарастающие лесом поля.

«Сахара» — песочные поля возле Буды.

По поводу декрета о восстановлении частных предприятий.

Правда ли, что всякая ценность создается трудом? Неправда, потому что и лень играет большую роль в производстве ценностей. Только имеющий возможность ничего не делать может иметь свободу взглянуть на прошлое с новой точки зрения и тем двинуть все дело вперед, потому что новое или будущее есть лишь новый взгляд на старое, вечное... Даже такой бездельник, как сын, проматывающий ценности, накопленные отцом, является фактором производства ценностей, он осуществляет собой свободу действия, желанную цель всякого работника. Рабочий, требующий 8-мичасового дня, требует его, чтобы полениться, и труд поленившегося человека считается более производительным. То отдых, а то лень: отдых только восстанавливает истраченные силы, после отдыха работник не понижает производительность, но лень, или сверх-отдых, дает сверх-производительность, делает работника изобретательным и капиталистом. Так что не только избыточный труд, но и избыточный отдых создают прибавочную ценность.

Значит, социалист бунтующий, потому что все хотят быть капиталистами, все хотят лениться, учиться, изобретать. Следовательно, это неправда, что один труд создает ценности, эта теория выгоднее, с одной стороны, лентяям для того, чтобы понудить дураков к работе, с другой стороны, и дуракам, претендующим на творчество. Так что мораль труда ошибочна в своей основе. Секрет истинного творчества только художники выражают вслух: труд создает ценности в известном сочетании с ленью. Теория трудовой ценности не верна.

Под лозунгом трудовой ценности наши рабочие восстали и, свергнув лентяев, перестали сами работать.

Истинный лозунг движения — лень и чтобы всем быть, как один (т. е. как ленивый). Но это неверно: все не могут лениться, все должны работать, а лениться может только один, если все °УДут лениться, то будут голодными. Основная же ошибка социалистов в том, что они насильно хотят добиться полного тождества личности и общества. Они не могут понять, что нельзя отрезать нос у собаки и приставить к носу человека — Дать последнему собачье чутье, что нельзя вкроить мозги чело-ека в собачьи — дать последней человеческий разум, что не-^Зя сделать из женщины мужчину и наоборот и нельзя законы ^{J Чн}°й ^души механически сочетать с законами души обще-ценной, потому что личность и общество существуют разде-

°5 как два пола, соединить которые можно только в любви. _ст ^^Лассовая вражда (трудящихся и лентяев), однако, суще-

У^ет, как половая вражда, как национальная.

197

Религиозное сознание и есть тот путь к сочетанию, в котором все эти вражды исчезают, это есть сочетание внутреннее, полное двух начал, производящих третье, новое.

Социализм — явление отрицательное, он говорит, что нельзя так жить, а как жить, может научить только религия.

9 Августа. «Страшно то, что нет ничего страшного, что самая суть жизни мелконеинтересна — нищенски плоска. Проникнувшись этим сознанием, отведав этой полыни, никакой уже мед не покажется сладким...» (Тургенев «Довольно»).

Осень. Хмурое небо. Дожди. Еще ласточки вьются возле старых гнезд у окон. Березы желтеют. Все избытки жизни кончаются. В голоде рождаются привычки новой жизни, которые после долго-долго темной рекой будут течь под всеми избытками. Вся моя жизнь со всеми мечтами ее кажется теперь мне избытком.

10 Августа. На Польне сено скошено и убрано. Такая тишина, такая пустыня.

В Дорогобуже оперные певцы не нашли публики: весь город сено убирал.

11 Августа. Все, что было избытком во мне, что бросало меня в разные стороны, теперь собралось в одну точку зрения на себя обыкновенного, как все. Правда, это духовное зрение на себя, как на всех, бывает только моментами, но что это за «счастливое» существо — обыкновенный человек.

12 Августа. Вова сказал, что нужно приспособиться, а как приспособишься, если для этого не хватает терпения и не должно хватать, если только хочешь сохранить свое «я»...

Столинский — вполне Молчалин, хотя всегда говорит социалистическими фразами Жореса и пишет в день по фельетону... Можно себе представить и наоборот, с виду это будет Молчалин, все поступки его будут Молчалинские, приспособляться будет,он до неотличимости от среды, а внутри будет сам и будет человек современный, двойная личность, внешняя, как выражение внешней общественно-принудительной неправды и внутренней пленной правды... Господи! но когда же на Руси было иначе?

В моем существовании есть признаки возвращения к исходу ному пункту 15-летней жизни: я опять агроном, не имеющий понятия о своем деле, опять время от времени ласкается сердце к неподвижной мысли о насильном конце с облегченными средствами...

Радость, бодрость и все свои силы я получаю от моментов сосредоточенности в себе в тишине, когда рождается какая-нибудь мысль, которую можно записать.

13 Августа. При первом свете падали звезды. Чистый восход. Жгуче-холодная роса. Первое осеннее токование тетерева. Слышно в глушь, как бегут большевики и наступает армия

198

«дельных» людей, разных кооператоров, торговцев, специалистов и т. п.

Служить — значит доказывать свою любовь.

14 Августа. Осень. Ярко. Молчаливые тени в лесу.

В Плоском нас угощали сливами красными. Захотелось желтых. Хозяин подошел к чужому саду и натряс желтых слив целую шапку.

— Мы украли?

— Нет, у них можно, у каждого есть свои сливы, и их не жалеют.

— И не воруют?

— Зачем воровать, когда у каждого есть свое.

— Значит, чтобы не воровали, нужно каждому иметь свое, каждый должен быть насыщен своим.

Сон. Кто-то сказал, что у Семашки длинная седая борода. Я стал спорить, и вдруг сам Семашко, а я ему рассказываю спор. В ответ он вынимает свой портрет и показывает, на портрете порядочная седая борода и лицо совсем не Семаш-кино, а жандармского ротмистра, притом умиленное, в лице сохранилось все типично жандармское и пробивалось умиление, просветление. Спрашиваю: «Как же так из Семашки вышел жандарм?» Ответ: это вышло по закону среднеарифметического правда + долг = просветленному жандарму.

18 Августа. Спал на клюквенной кочке в Чистике. Ящерица маленькая, в наперсток, рядом спала. На воду ходили журавли...

...Вот это странно: она отдавалась, а ему нужна была недоступная, нужна была трагедия, и он сделал ее неприступной девой. Пример: дают денег, нет! я хочу быть бедным и тосковать о богатстве... какая нелепость!

19 Августа. Каждый день в лесу на охоте, очень тепло, иногда брызнет теплый дождик и смочит траву. Застилаю ветвями ольхи место зольное, где курили самогон, и возле самогонной ямы, как у могилы, отдыхал, положив голову на кочку. Мальчишки хмель собирают (за 1 ф. хмеля — бутылка самогона — или 25 тыс.) и все время ругаются по-матерному. Бабы в клюкве. Кто тащит веники, кто лозу. Собираются жать овес, ячмень и сеять озимое.

Продолжаю думать о ненужном (о романтизме), вспоминаю белокурую девочку в Черной Слободе.

Еще: вера во всемирную катастрофу.

Дуничка прислала письмо, что 12 Апреля умер Илья Николаевич.

Бороться с паразитами в голове без мыла и частого гребеш-невозможно, овладевает отчаяние, и вот утешение: все они победят, но отдельного из них я луплю каждое утро

199

целыми сотнями; им приходится сражаться со мной, презирая отдельного, они бессмертны, как все, но отдельный в лице моен видит смерть; из мельчайших, которые я не вычесываю, вырастают новые, но каждая, достигшая величиной промежутка зубцов гребешка, должна погибнуть; я существую для них ка* смерть, и они смертны в лице моем, каждая из всех дождется конца: я раздавлю ее ногтем. Так человечество, паразит природы, побеждает ее, но природа поражает человека смертью...

Всемирная катастрофа — вера в эту катастрофу некоторое время держалась в Германском социализме, потом перешла в виде большевизма в Россию — (из моей жизни)... тогда среди | студенчества занятие специальностью презиралось, в самом деле, к чему все эти маленькие дела, если мы находимся накануне всемирной катастрофы. В то время катастрофа эта окрашивалась только верой, теперь эта вера выродилась в международно социалистическую авантюру.

...Понятно, почему теперь молодежь ищет специализацию и оправдывает себя прагматизмом, потому что молодежь пошла в большевики из-за деятельности (для юноши сидеть без дела невозможно, как невозможно котенку весь день спать); вот в прагматизме есть оправдание философскому делу, будь это дело осуществления мировой катастрофы или же дело специализации.

21 Августа. Ночь бушевал ветер и днем продолжалось с мелким дупелиным дождиком. К вечеру дождя не было, и холодные облака цвели цветом осенних антоновских яблок — осень, осень идет!

Не забыть, как меня выручил «Картофель» на Опытной станции: лучшая книга! если бы они знали, в каком безумном состоянии и как писалась эта книга, жизнь моя цеплялась за нее, как теперь за кружку молока.

22 Августа. Бодрые облака осени, когда день серый, кажется, вот-вот пойдет дождь, а посмотришь на облака — нет! Крепко и надежно синеет на небе.

Пусть молодежь охватывает стремление к специализации, это утопающий хватается за соломинку, как я, когда-то писавший книгу о картофеле. Специализация — это как-никак, а все-таки личное дело, как выход крестьянина на хутор есть тоже индивидуальный почин.

27 Августа. Дорога поднимается в гору пыльная, на ней следы прошедших людей и домашних животных.

Где они, прошедшие, теперь? Лист обрывается неслышно и желтый слетает к моим ногам. Лист окончился в своей жизни, поспел. Но ведь люди, которых я знал, многие из них оборва-

200

лись на половине затеянного, кто с протянутой для дружбы рукой, кто с оружием, кто с идеей, кто с желанием; их идеи, желания — я понимаю, между нами, мы их наследники, но...

«Да! я живой наследник их, они все во мне, и я за них отвечаю!»

А дорога все выше и следы продолжаются.

Шли они в гору и думали, может быть, что за горою что-то откроется, с интересом шли, думали, что куда-то придут. Вот лес расступился, хутор, оседлое место, тут отставшие осели, и жизнь им стала повторяться одинаковыми кругами из года в год. И видят они, что мимо них все идут, идут.

Если не идти вперед, то остается жить, чтобы быть сытым, и они работают, воруют, чтобы только быть сытыми, 'больше нет ничего в их жизни, разве дети, но дети их скоро покинут и тоже пойдут по дороге в неизвестное.

Старики...

...это память о прошлом, верстовые столбы на дороге, люди, обращенные, как жена Лота, в соляные столбы за то, что оглянулись назад. Нельзя назад оглядываться, назади по дороге только следы прошедших, а решение впереди за горою...

28 Августа. Успенье. На днях, числа 12-го, вероятно, был первый мороз: ботва картофеля и многие болотные растения убиты. Надо обдумать поскорее план продовольствия и учения для семьи и работы для себя.

Прежде всего устанавливаю, что духовная прострация происходит оттого, что я совершенно оторвался от жизни: прошлое можно воссоздать, если как-нибудь прикасаться к действительности, т. е. к настоящему; с другой стороны, является такое гордое сознание — неужели необходимо потолкаться в столице, чтобы начать какое-нибудь серьезное дело, с третьей стороны,— кто из ссыльных в Сибирь привозил с собою научные или литературные работы?

31 Августа.

Неожиданность

Мы утрепывали из города в Алексине босые с мешками

продовольствия. Из встречного стада коров вывернулся оборвыш

^{с ве}Ревочной сумкой через плечо и длинной палкой. Увидав мою

зажженную папиросу, пастух остановил меня, попросил закурить,

сам вынул кисет — дело долгое, товарищи утрепывали дальше.

Пастуху надо иметь,— сказал я,— кремень и огниво. _т Как пастуху,— закричал он,— я не пастух, я солдат, еб.

°к> мать! Я солдат! — закричал он, дико вращая глазами. ₀ Ну, если ты такой сердитый,— сказал я,— то нет тебе

^ня,— и пошел дальше.

Па °^Н °Р^ал' ^пока слышно было, орал во все горло, что он не вот ^^Х' ^{а солдат}> слышно перестало быть совсем, когда мы ^{Ли в} лес — «мать, мать!» и стихло.

20!

Кто он был? Может быть, солдат с Георгием, расстроенный здоровьем, попавший в атмосферу столкновения народов и классов, как стрелочник между буферами вагонов, уцелевший с одной идеей солдатской чести?

Русская работа

С. В. все лето корчевал, косил, возил, лето прошло, как сон больного, и только хотелось спать и спать. «Понимаю теперь,— сказал он,— что после такой работы можно всю зиму проспать».

Ласточки.

С неделю уже не вижу ласточек, улетели. Говорят, будто журавли и гуси улетели, но я не верю.

Узнал, что ласточки здесь, только собрались стаями и сидят где-нибудь мокрые на телеграфных проволоках.

1 Сентября. Пасмурно... сыро. Домашняя медицина.

Дурные (мелкие) мысли связаны с дурным состоянием желудка, но неизвестно, что служит причиною — дурные мысли или дурной желудок, бывают, напр., случаи, когда при внезапном известии о расстройстве дел у дельца внезапно расстраивается желудок. Хорошие мысли и намерения тоже, несомненно, связаны с хорошим состоянием желудка, доказательством чему служит деятельность множества человеколюбивых обществ и даже обществ покровительства животным, словом, при хорошем состоянии желудка постоянно бывают хорошие намерения, но я не слыхал никогда, чтобы человеколюбивые намерения исправляли дурной желудок. Итак, дурные мысли могут испортить желудок, но хорошие мысли на испорченный желудок не действуют и, вернее всего, являются прямым следствием роскошно удовлетворенного здорового пищеварительного аппарата. Из этого прямо выходит, что людей надо кормить, и они будут добрыми. После этого можно направить деятельность в область духовную, чтобы бороться с теми дурными мыслями, которые не имеют, как мы видели, желудочного происхождения, а напротив того, внезапным своим появлением могут расстроить совершенно здоровый желудок.

Странно и жалко, что благороднейшие люди теперь выпаливают свой душевный заряд, в сущности говоря, по поводу мелочей (большевизма). Выходит так, будто они готовились в бой с большим врагом, а выходит маленький, миллионы маленьких, и на каждого нужно готовить заряд, как на большого, ну, разве так хватит зарядов! хлоп, хлоп! и никакого действия. За этим всем нужно не стрелять, а не обращать внимания в ожидании настоящего врага, нужно уметь отличать серьезное от мелочей, бороться же с мелочами — значит приспособляться или отступать, но в приспособлении (отступлении) нужно знать предел, а то как раз отступишь в нужник и там тебя запрут.

202

раньше беспокоил пристав, теперь рабочком.

5 Сентября. Пустые поля. Ветер несет желтые листья. Яст-реб-конюк конючит над лесом, и с ним учится конючить его молодой наследник. Синица. Сойка. Сороки. Скрипит дерево.

Бельский технорук уступил Василия Федоровича техноруку дорогобужскому за 5 возов сена. А Вас. Фед. когда-то был владельцем 1000 дес. земли, теперь его, специалиста, меняют, как меняли когда-то предки Вас. Фед. своих крепостных на сено, на собак...

Одно, только одно дерево на берегу озера стоит уже совсем золотое и светится у воды своим светом, даже когда потухает заря. Сегодня один посетитель Музея, осмотрев колонную гостиную, сказал, что похоже, будто он был у постели смертельно больного. Правда, усадьба наша вся труп, и чуть только тлеет искорка жизни у озера и у нас в комнатах, засыпанных умирающими мухами. А может быть, это и я такой: мои заметочки в эту книжку — последние признаки жизни. Но все кажется, пока не кончился, что еще увидишь жизнь. Так дерево на берегу озера наверно скоро осыплется, а перед концом зацветет золотом осени.

Тут взял я хорошую уручину.

Заповедь: признай самого себя.

Первый свет: луны сейчас не может быть, я ее видел вечером, тонкая, как проволока, сейчас рождение месяца; это не луна, это первое начало дня, день лунеет.

Залунело. Побежали облака. Стало светлеть. Осенние тяжелые облака расходились, как мои сны, и я вспомнил их, они все имели значение, как моя жизнь... да, сны могут быть понятны только самому себе; я знаю, что сны мои сегодня были укором за то, что я когда-то побоялся признать самого себя... да, вот великий грех: себя не признаешь.

Признай самого себя!

Бывает, человек разыгрывает какую-нибудь поэму, представляет свой идеал, изображает себя.

Не изображать, а быть самим собой.

Будь сам собой.

Сын мой, первая тебе моя заповедь: будь сам собой. тарайся быть сам собой как можно скорее, потому что ^эт°му неизбежно приходит каждый рано или поздно, и кто приходит, жалеет пропавшее время. Не быть самим изображать что-то из себя — это все равно, что стрелять

Что ^{ЛИ на липах пели} зяблики, а теперь такое уныние —
*е поделаешь, земля движется вокруг солнца, это неизбеж-

203

ное, необходимое, это сознание того, что и после себя что-то на свете совершается, да, конечно же, свобода — это Я, за пределом Я — необходимость, причинность; и раз я это сознаю, то сознаю, что после меня будут другие...

Смерть моя — долг мой.

Смерть моя — уплата счета.

Итак, земля, и солнце, и что за солнцем, вся вселенная движется несвободно, только Я свободно во всей вселенной...

Видел ее во сне, мы не знали, чем кончится наша связь, достигнем ли мы когда-нибудь полного соединения; и вдруг я тихонько, воровски подсмотрел в Судьбу, что через два года мы соединимся; тогда я говорю ей уверенно и даже с бахвальством: «Непременно мы достигнем, я достигну! я уверен!» Как жаль тех несчастных, которые живут, не зная, что с ними будет.

Крот больше всех нас хотел света, но за работой к свету зарылся, ослеп, хотя и слепой, все швыряет из-под себя землю. Может быть, крот тоже за светом в землю пошел, закопался, ослеп и слепой все швыряет землю из-под себя. Так мы, русские люди, закопались, ослепли и, будучи диким разбойничьим обществом, все еще повторяем: Р.С.Ф.С.Р.

8 Сентября. Был страх восстания черного люда (детство мое: мужики придут с топорами, черный бог; Блок о вулканах и проч.), этот страх миновал, мы пережили его, теперь возникает страх Европейский, что придут культурные варвары...

Окончилась осенняя политическая волна, большевики ее пристукнули разгоном комитета.

Прагматическое образование — вот, кажется, смысл смутного понятия трудовой школы.

Прежнее классическое образование предполагало известную норму знаний, которую должен вместить каждый ученик, нужно это ему будет в жизни или не нужно. Прочим образование дает только нужное в пределах интересов и способностей ученика. Такое образование, практическое, смутно выраженное понятием «реальной школы» или школы здравого смысла, было всегда, разные талантливые самоучки (вероятно, и сам Наполеон) шли именно этим путем. Совсем не нужно, напр., Льву Толстому уметь читать в подлиннике Аристотеля. Необходимо, однако, чтобы в обществе был человек, умеющий читать в подлиннике Аристотеля, но эта специальность вполне совместима с понятием практической школы. Прагматические школы дают толчок к образованию и, в конце концов, приводят к специализации. Импульс к личной инициативе и самодеятельности в области образования — вот что должен дать преподаватель школы ученикам в первую очередь, а во вторую очередь он должен удовлетворить искателя знаний справками, указанием, где что найти и как разобраться в источниках.

От классической школы нам остается идеал бесконечного

204

совершенствования в образовании, мы очищаем этот идеал, устраняя застывшие нормы его, в которых создавались лишь чиновники просвещения и касты образованных людей.

Русские самоучки, Толстой, Суворин, Максим Горький, все были люди, совестливые к знанию, может быть, именно потому, что они ничего не «кончили», они до конца дней своих чему-нибудь учились, я это и называю совестливостью в противность окончившим дипломированным и бессовестным к знанию: они кончили и все знают достаточно.

Есть, однако, та же опасность слепоты к знанию и в прагматической школе, потому что она приводит к специализации, заглушающей чувство смежности других знаний. Эту опасность должно устранить народное преподавание религии и философии в церквах и других общественных зданиях. (Попробуй-ка теперь в церквах устроить религиозный диспут, как раз будет митинг!)

11 Сентября. Светло-прозрачные дни. В глухом лесу (1 нрзб.) на лугу множество витютней.

12 Сентября. (Одна строка нрзб.). Вышел при звездах, чуть белело на востоке, двенадцать часов ходил, потом двенадцать спал и съел на ходу фунта три черного хлеба. Дер. Васюки. Убил зайца. Из кустов, окруженный овцами, вышел настоящий гном: короткий, голова огромная, бородища рыжая, глаза ясные.

— Ты за что,— говорит,— моего зайца убил?

— Как твоего?

— Да я же все лето им любовался, с овцами ходил.— Осмотрел зайца.— Да, мой, он самый, а какой хитрый был! Их тут три таких, два ходили к Ивану, а этот всегда у меня...

Дер. Васюки. Участок Ивана Князева. Каждый день волк по лощине проходит.

Дер. Громово. Озверелый мальчик у Азара Григорьевича часами трясет люльку и приговаривает: «Опять тебя забирает, у! (1 нрзб.)».

Лиха беда начало. Не везет мне на рябчиков, сколько раз ни

начинал эту охоту, никогда ничего не выходило. Теперь нашел

выводок, пришел к нему за 6 верст, уселся, устроился — пищик

испортился. Говорится еще: «Терпение и труд все перетрут», но

^Все-таки при этом должен быть начальный порыв достаточно

^сильный и в начале благословенная удача. Бывают у цыплят

такие три дня, когда, кто ни явись к ним, курица, утка, человек,

^а всяким они будут идти, а потом дичают, если не удастся им

аити такого руководителя. Вот при начальной удаче похоже,

УДто кто-то пришел, за кем идти хочется, а при неудаче —

усто, идти не за кем.

Речка немудрая»: перешагнуть можно, извилистая, заросшая кустами ольшаника, по обоим берегам темный лес, у поля

205

на углу' леса стояла береза очень высокая — на этой березе сидели витютни огромной стаей, одни слетали попить у реки, другие покормиться на лугу у речки, третьи в поле... Деревня возле называется Ивашково.

14 Сентября. Дупелиная высыпка.

Вот когда понятно стало, что индивидуальность есть только частица кряжа, выступающая на вид, на свет из-под земли,— иначе как же понять теперь свое литературное бессилие...

...Родные выступают в своей обыкновенности, родные — это плазма, заполняющая среду; как только кто-либо потерял связь со своим родом, непременно чувствует пустоту. Я видел этой ночью всех моих близких родных в родном доме, лицо видно было только матери, остальные были в тенях ночи, хотя тут же возле; ночь была пасхальная, мать собиралась к заутрени, а я все ее отговаривал, потому что она нездорова: «И какая твоя, мама, служба, ведь ты бываешь только в заутрени, после заутрени ты любишь разговеться — заутреня теперь кончается, оставайся, не ходи». Я стал копаться в тех заветных местечках нашего дома, откуда, бывало, в детстве няня нам нет-нет да и вытащит какую-нибудь диковинку..., И вот чудо! мне попадается там под руку почти целая шоколадная пасха, кулич, лепешки наши сдобные, пшеничные, как пекла их одна только няня, и много всего такого съедобного пасхального — какая радость! и тут же рядом лежит открытка, посланная рукою моей матери; я читаю эту открытку, в ней мама пишет, что Коля кончил земледельческую школу, а я поступил в техническое училище и год стоит 1881-й. Лида высчитывает (лица ее не видно, только дух ее), сколько же лет эта пасха, пышка и куличи пролежали, оказывается, 20 лет и ничуть, ничуть не испортились. Кто-то приходит к нам в гости, мы угощаем пасхой, куличами, объясняем, что им 20 лет. «И ничуть, ничуть не испортились!» — говорит гостья...

Отвык от чая, турецкого табаку и от жареного, вообще от мяса совершенно. Не могу отвыкнуть от чтения новых книг, и неиспользованная духовная энергия часто выходит ночью кошмарными снами.

Снилось мне сегодня, что в животе у меня 300 пар голубей и я спугнул их на какой-то зеленой долине.

17 Сентября. Вчера была у меня Map. Мих. Энгельгардт, и вот что узнал я:

Умер Блок. Ремизов опасно болев. За 1920 год умерло 42 академика, работавших по гуманитарным наукам.

На Опытной станции в Батищеве получили из Германий молотилку, и в ней оказалась записочка по-русски из Штенина-«Товарищи, я жил в Петрограде, теперь живу в Штенине, пишите мне». Прилагается адрес. Очевидно, советский эмигрант. Как в тюрьме письмо с воли в камеру,— наша России тюремная камера.

206

Говорят приехавшие из Америки, что там никто не верит худому в России и слова худого о России нельзя сказать при рабочих. Одна дама поехала оттуда в Россию, у границы ей сказали, что ее обворуют, рассердилась, но через несколько часов ее всю обворовали. А потом и все другие сюрпризы. Теперь думает утопиться.

Генерал Гурскии, судивший Стесселя, поступает к нам в конторщики, говорит, что умрет с буквой -Ь.

Все почти посетители Музея, осмотрев дом, говорят: «И две старые девы жили в таком доме, пользовались таким богатством!» Почти все находятся в трансе демократической злобы и зависти. Выход из этого безнадежного душевного состояния только — сделаться самому богатым или найти в себе какой-нибудь духовный талант. Так мужики выходят на хутора и, богатея, перестают злиться на буржуев. Хорошо, если русские интеллигенты будут добиваться собственного, индивидуального мнения, — собственное мнение и есть выход на хутор, на «собинку».

Генерал сказал уверенно, что царь Николай жив, еще немного, и будет лже-Николай. Способность русского народа создавать легенду, обманываться — заменять Христа Антихристом.

Два разных мира: европейские рабочие, верящие в русскую легенду, и мы, жертвы, от которых, дымясь, расходятся на весь мир легенды.

По поводу смерти Блока.

Дух как безликое начало такая же реальность, как и материя, удивительно, что некоторые слепы на это. Я — это момент встречи духа с материей, это Я могучее, радостное и себе довлеющее. Это же Я в момент расставания с материей теряет правоту свою исключительного утверждения, все материальное наводит на него тоску, и радость тут может быть только Духовная: утверждения Я в духе (или может быть потеря Себя ^в духе). Говорят, что Блок расстался с жизнью с злобной радостью.

Map. Мих. сказала: «Вокруг меня эта грандиозная усадьба так прекрасна, что, пожалуй, это все самое большее, что при соврем, условиях можно взять от жизни».

18 Сентября. В Пятницу ночью была страшная гроза ливень. Природа напрягала последние силы в последней •^Юбви; на другой день стало много печальнее и так осталось — пасмурно, сыро.

_ве На рассвете каждый день я опрокидываю над помойным _HbP°^M самовар, вытрясаю угли, при этом получается характер-

_а ' точно одинаковый звук; если бы это делала моя няня, пальчиком лежал в кровати, то, представляю себе, каким бы

207

уютом веяло мне от этого звука; няня, конечно, не испытывала бы это чувство, это было бы мое, только мое чувство, рожденное все-таки от любви этой старушки к нам, выполнявшей до конца дней свой долг. Так любовь, долг и труд создавали раньше в нас это чувство уюта и привязанности к родине. И чувство уюта, вероятно, основная ценность — достижение всех «мещанских» добродетелей.

Слышал, что акад. Шахматов, умирая, радовался, что расстается с такой жизнью, и пел даже псалом. Говорят, что и многие ученые так покидают наш свет. Сколько мучеников! Имена всех их останутся, но не тех, кто в эмиграции (?). Говорят, что там потеряли всякий смысл русской действительности, в особенности Милюков.

Продов. налог все поступает и наступает. Фиск и Чрезвычайка — две единственные области советского творчества.

Все-таки был такой класс рабочих-простаков, идеалистов, которые всерьез принимали коммуну. Вообще же этот лозунг означал понятие государственности, исключающей (временно) совершенно всякий личный интерес. В военное время слово война имеет такое же значение (и тоже всегда разводится множество мародеров, спекулянтов, которые не хотят подчиняться). Война, рабочая пора, коммуна.

19 Сентября. Вчера летели массой журавли, нормальный пролет 14-го Сент. ст. ст.

Наши убирают картошку.

Генерал твердо верит, что жив царь Николай, и клянется, что не будет писать по-жидовски и умрет с буквой -k. Служит конторщиком, очень доволен, что его никто не трогает. (Гурский.)

Вернулся из Москвы Сергей Васильев Кириков, ему отказали в Петровском. «Как вас раньше приняли?» — спросили. «По конкурсу аттестатов».— «Ну, теперь конкурс командировок». Предпочитаются командировки от ком. партии.

Задумал написать для Батищевской оп. станции книгу о культуре с.-х. растений по материалам научным Станции в связи с народной мудростью.

Читал «Чертову Ступу» каким-то идиотам, причем выяснил для себя, что «Ч. С.» хороша.

Вот адский вопрос литературы: что же, художественное слово есть только последнее, самое вкусное блюдо обеденного стола мирной жизни или оно и в голодное время может быть так же убедительно, как пуды черного хлеба? Вот сильное слово, как хлеб: «Женщина, тебе говорю, встань!» — и мертвая встает; тут слово и дело сливаются. Еще слово: «Ура!» Только в этих словах только дело, а искусства нет. Искусство безделие, бесполезность.

208

Если мне не удастся написать продолжение «Чертовой Ступы», то придется написать книгу в форме дневника, где различные худ. произведения мои будут вкраплены в страницы моей жизни.

20 Сентября. Ясно. Улетают гуси.

Разразился скандал, причем я получил удар в грудь ржаной лепешкой, Лева побледнел и сказал: «Это ад». Флейта съела лепешку. Копия отношений матери и Лиды.

(Зачеркнуто): бродил в лесу.

Видны источники пролетарской злобы. Практическая политика: улучшать их положение и отдаляться. Так будет и с социализмом: масса будет тупо богатеть, а личность окутываться еще большей тайной.

После этого нельзя так жить, решил Леву отправить в Москву.

23 Сентября. Свежо. Прозрачно — ясно. Кружась, слетают желтые листья в озеро. Показалась (/ нрзб.) сторона за озером.

Лева уехал в Москву.

24 Сентября. Семашко пишет, что нам нужно быть богатыми,— хорошее признание, кто богат, тот уж не злится.

Женщина — разделяющее, избирающее начало, сито индивидуальностей, начало войны, огненная печь сознания.

Женщина — разделяющее, избирающее начало жизни, источник разделения, войны.

Женщина — сито индивидуальностей.

Женщина — печь нашего сознания.

Эгоизм может быть и такого рода: вы слишком жизнерадостно себя чувствуете сравнительно со среднею нормой, отведенною человеку на земле, счастья, вы прекрасный, добрый, умный человек, но у вас нет достаточного внимания к несчастным и вы эгоист и непременно встретите в жизни обстоятельство, которое заставит вас страдать. Таким обстоятельством было для матери моей — Лидия, а для меня — Ефросинья. Так чаще всего и бывает, что обстоятельство это находится в самой близи, потому что близкому бедному видно все ваше богатство, он завидует, худеет от зависти и злится.

25 Сентября. Погода стоит не холодная, но ветреная, небо ^в тяжелых, быстро бегущих облаках, между которыми просвечивает солнцем залитое небо. Тетерева вдруг стали очень стро--ими. Видел гаршнепа.

Примета: если журавли и гуси полетели, то через месяц УДет зима. Узнают зиму и по зверям, лисенка убили — ноги ^е серые, белка вылиняла — старая, вовсе сивая. Лен постлан уже недели две, через две недели его будут

209

подымать, ставить в гужевки, потом садят на овин Принято мять лен ночью. Обтрепывают.

Сперва прядут волну и ткут сукно. Филипповским постом прядут (лен), Великим постом ткут. Ранней весною, когда еще снег не совсем вышел, белят.

Гадают на посев в масленицу: если хороший день в понед. то в понед., и т. д.

Посев конопли — в постный день, после посева топят баню и отдыхают, одеваются чисто — чистая конопля.

Во время сева ржи — крыш не кроют.

Сообщил все Георг. Север... Вязьмич.

26 Сентября. Земля холодная насквозь, сыростью прохватывает и дышит могила. Листья летят, как птицы, по ветру, иногда всмотришься — правда, не листья, а стая маленьких птичек мчится в теплые страны. Ласточки все еще здесь, не улетели и грачи.

Новый покойник: Ив. Серг. Кожухов. И ни малейшего движения в душе. Умирают люди, облетают листья — осень, глубокая осень!

Большевики додумались, наконец, до признания принципа личной собственности как основного начала, на чем они уже строят свою площадку коммуны фабричных рабочих, управляющих всеми этими личными интересами на общее благо. Понятие коммуны теперь уже лишается своего морально-социального значения и совпадает с понятием вообще государства. Форма государства, впрочем, иная, чем, напр., в древнем Египте, там оно имело форму пирамиды, а у нас форму усеченного конуса, причем тело конуса — собственники, а на верхнем малом кругу сечения — коммунисты. Пока эти части управляющие и управляемые соединяются чисто механически, силой захваченной власти, а потом, когда коммуна рабочих научится производить машины, то соединение будет посредством выгод: собственнику земледельцу будет выгодно отдавать часть своего имущества за продукты фабрик.

Но, может быть, дальше для общей выгоды признают принцип личного интереса в крупной промышленности (частью это признано уже и теперь: аренда предприятий), и на площадке останутся только управляющие общим благом коммунисты, или чиновники, которые ничего не производят, кроме декретов, подобно, напр., городовому на прежнем Невском: все, бывало, там движется, шумит, смеется, бесится, ругается, а городовой стоит и молчит, существуя исключительно для общего блага. Но городовой уйдет с поста и будет человеком, останется столб, возле которого он стоял — вот будущие коммунисты, вернее, будут, как столбы.

Характерно, что во всей советской прессе нет смеха, иронии, никто даже не подмигнет, не перекинется значительным взглядом. Словом, у нас не шутят!

210

Часто приходит в голову, что почему я не приемлю эту пасть, ведь я вполне допускаю, что она, такая и никакая пугая', сдвинет Русь со своей мертвой точки, я понимаю ее как Необходимость. Да, это все так, но все-таки я не приемлю.

28 Сентября. Жилы скручиваются от тоски, мысль вертится о конце своем, «ибо нельзя жить только для еды».

29 Сентября. Когда спросишь, будет ли когда-нибудь опять могучая Русь, все начинают плести такую же ахинею, как если спросить: верят ли в Бога и загробную жизнь. Живут в молчании, слово оскорбительно.

И ты, друг, живи в молчании, переноси. Помнишь время малодушия, когда цеплялся за советы врачей, чтобы только прожить еще немного, и потом сколько было вольно-хорошего.

Раньше писалось мне в предположении, что я живу среди народа с великим будущим, но теперь как писать... и не пишется.

1 Октября. Вчера небо просветлилось и голубое обнимало золотые осенние леса. И тихо, только синичка пищит, и кажется, от нее пахнет ароматом тлеющих листьев. В тишине пролетает, свистя крылом, над золотым лесом черный ворон,— Ворон! сколько ты жил, 100, или 200, или 300 лет? И как тебе это время прошло? Так ли, как мне теперь проходит время, иногда минута за год, а год кажется минутой, как в тюрьме. Видел основание Петербурга? Или жил тут около усадьбы, дожидался, когда упадет скотина в имении, и хозяйствовал над падалью вместе с волками, и все время так прошло, как мгновение.^.

Было бы чувство времени, если бы все вороны были одинаковы? Время — замена случая, а случаи бывают лишь в личном сознании. Если нет личности, нет и случая и времени нет. И так это рождается в индивидуальности,

Женатый Дон Кихот.

Большевики с идеалом, как с женой, живут.

2 Октября. Уговор и сила. (Договор.) Общество и государство — государство есть организованная сила:

Общество держится уговором, а государство держится силой.

3 Октября. Тепло. Ясно. Тихо. Бабье лето.

Известие: Ремизов убежал за границу.

^Робинзон подумывает начать долбить лодочку и плыть на ^ней через океан.

Слышал, что-в связи с весенним заговором расстреляли ^-летнюю,

Октября. Ефрос. Павл, дальше курника никуда не ходит, ее останавливает страх к человеку и его делу... Для того,

211

чтобы женщиной быть сколько-нибудь значительной в современных условиях, нужно иметь в себе кое-что мужское, вероятно, это и создало феминизм.

5 Октября. Вчера через Полом ходил в Б. Починок смотреть гончую собаку. Елочки хороши только молоденькие, старые ели, серые, мохнатые, со множеством суши на стволах, некрасивы! Зато сосны, чем старше, тем лучше, в такую погоду стоят, как свечи, в ветре важно раскачиваются, и хочется, глядя на эти мачты, плыть куда-то по океану, в сторону неизвестную... Вот ляда, на которой посеяли рожь между черными пнями. Странно, что на лядах всегда забывают срубить несколько деревьев, и так они всегда стоят на вырубке, как последние волосы на плешивой голове. Наша Россия теперь вся, как вырубка, от интеллигенции остались только черные пни да еще те немногие забытые на плеши волосики... Но озимь всходит, я ее чувствую, холодная, строгая озимь, зеленеющая, несмотря на зиму. (Коля Дедков поступил в Москву учиться и вырвался на неделю сюда, гонит самогон, чтобы заработать себе на зиму хлеба в Москву, может долго не есть, не спать, читать Достоевского во время отдыха на поле. Он стремится куда-то к высшему, в люди, холодный, расчетливый, практичный, крепкий, как озимь. Еще пример: Митрофанов выбился в лесничие, любит лес, и много других — все озимь.)

Кто-то, кто?

Хозяйственный мужик Дмитрий Павлов. Дмитрок смутной душой чувствует так, будто кто-то, кто? стоит на дороге хозяйства и портит всякий хозяйский замысел. Это ощущение знакомо и всякому культурному работнику, если я «партийный», то называю врага контрреволюцией, или беспартийный — большевиками, жидами и т. д.; ни то, ни другое, ни третье неверно, лицо врага остается нам неизвестным, Дмитрок более прав в своем неясном стремлении.

Еще про озимь:

Хорошо, но что, если это только на два-три урожая, и потом становится обло... и пустошью (картина пустоши с редким березняком и едва заметными следами борозд, разделяющих полосы).

Первое впечатление.

Почему неинтересно проходить второй раз по тому же
месту? Вчера, проходя по лесу, я увидел вырубку, на ней были
все черные пни и два-три дерева очень тонких. Меня что-то
остановило при взгляде на вырубку, и я подумал: «Как плеши
вая голова, два-три волосика осталось, так вот и Россия наша
без интеллигенции». Сегодня я проходил по этой вырубке и не
испытал никакого волнения, я только вспоминал уже готовую
мысль о плешивой голове и прошел дальше: чаша пуста, вино
выпито. Потому и неинтересно, что пережито, кончено, теперь
я живу по другому поводу: меня занимает озимая зелень межДУ
пнями, и я думаю о молодежи, стремящейся к учению. 1

212 ' I

Что значит существовать (по Бергсону).

Наиболее достоверное есть наше собственное существо! „ле Существовать — значит меняться во внутренних свои) состояниях, причем само состояние так же меняется, словом, \ психологическая жизнь непрерывна. Прерывность получается, потому что наше внимание схватывает лишь наиболее освещенные точки всего нашего состояния и так разделяет на отдельные состояния. Искусственно разделив, наше внимание так же искусственно их связывает, придумывая для этого неизменное Я. Таким образом, исключая реальное время (длительность), получается искусственное подражание внутренней жизни. На самом деле прошлое накапливается на прошлое, беспрерывно. Мозговой механизм создан, чтобы отстранять в бессознательное почти всю совокупность прошлого и вводить в сознание только то, что приводит к полезному труду. Мы мыслим незначительной частью нашего прошлого, пожелать, стремиться, действовать заставляет нас все наше прошлое. Из этого сохранения прошлого вытекает невозвратимость, каждый из нас есть род творческого акта, и никто не может предвидеть ту простую неделимую форму, которая выходит из этого творчества. Так, художник не может предсказать, чем будет его картина (тогда бы не нужно было создавать). Следовательно, существовать — значит изменяться, а изменяться — значит созревать, созревать же — значит бесконечно созидать самого себя.

6 Октября. Летом слишком рано солнце встает, а чтобы насладиться предрассветным мраком, нужно ночь не спать. Зато осенью утро наше. Я не знаю, может быть, из-за этого наслаждения и живу я тут в глуши. Встаешь не по свету, а по предчувствию света, и потом у окна, пока желтеет холодная строгая заря, постепенно сам просыпаешься, сны проходят, как утренние облака перед солнцем... Вот сегодня таким сонным облаком предстал А. А. Стахович, кругом всё памятники обыкновенным людям.

— Необыкновенный человек у них бунтарь? — спросил я.

— Бунтарь,— сказал Стахович.

Я думал при этом, сколько у нашего высшего дворянства было чего-то детского, забавы много было в них, а в демократии новой все напряженно-серьезно.

Вчера с утра летели белые мухи. Сегодня мороз лежит на крышах, на дровах, на огороде. На досках-кладях к колодезю тоже лежало белое, и нога моя коснулась этого, и зима пахнула...

Почему чувство природы не проживается, как всё, и каждый ^Г°Д возвращается и переживается вновь?..

Биографическое.

Русский дикарь бросается на книжку и самую трудную для понимания: потребность интеллекта. Переворот: проклятие интеллекту, религия. А нужно бы просто взять самый интеллект ^П°Д контроль чувства жизни...

213

7 Октября. Был в городе за пайком. Решение Афанасьевых уехать. Первое письмо Левы. Дело о краже у меня кольца комиссаром по здравоохранению передано в Полит, бюро Семен Демьяныч очищает партию и хочет ехать в Москву «душу чистить», ненавидит примаз. интеллигенцию, верит в Луначарских, как в богов,— прозелит. «Советская смерть» Лебедева — наказание за измену: исключение из партии. Курсанов-второй, исключенный интеллигент, одичалый нераздавимый клоп. Поиски Уездлескома: бык рогатый. Посылка письма по почте, заклеивание отрубями.

8 Октября. Ночь на воскресенье с охотниками Зориным и Масленниковым, охотничьи рассказы. Дождь. Тихое памятное сырое утро — хорошо! а зайцы не вставали. Под дождем в Поломе, почти босой. Сострадательный Ефим Иванович увидел, проезжая в город, и привез мне калоши.

9 Октября. Второй зазимок, более прочный, в тени снег держался до полудня.

10 Октября. Мороз, ясно.

Вчера вечером получена из волости бумага, что если шкра-бы не явятся наутро к 10 часам (за 15 верст), то будут сурово наказаны. А у нас экзамены.

Надо вести дневники школьного учителя. В пятницу прихожу в отдел, сидит новый заведующий Ильенков, стоят Кур-санов, интеллигент, исключенный из партии, волостной заведующий отделом нар. образ., солдат с мутными глазами, говорят, что он недавно приехал из германского плена и был спартаковец. Курсанов говорит: «Арестовать их всех на пять дней». Спартаковец: «Да, нужно арестовать».— «Кого?» — спрашиваю. «Шкрабов».— «За что?» — «Не представили личные карточки в трехдневный срок».— «Кто же будет учить, если арестовать?» Курсанов: «Ничего, учительница посидит дней пять, освежится и опять заучит».— «Ну, если вы арестуете,— говорю,— то я постараюсь вас арестовать, всех, кто сидит в городе по народному образованию». Ильенков: «?!» — «Извольте,— говорю,— вот за что, вот ваши преступления: за весь год ни один представитель отдела не был ни в одной школе и т. д. ...»•

И вот опять бумага почти военная. Лютова хочет идти, я остаюсь для экзамена. Находится учительница Татьяна Михайловна Базина, но нет помещения, комнатки во всем огромном доме, все испорчено.

Искал в городе Уездлеском, никто не мог указать и нигде не было вывески, в одном доме двери были открыты, на внутренних дверях висела бумажка с надписью: «Двери за собой затворять» и под этой бумажкой было еще написано мелом: «Бык рогатый». Я подумал: «Наверно, это общественное учреждение,

214

потому что никто частный не потерпел бы надписи «Бык рога-тъШ»- Отворяю дверь, в комнате сидят шесть пожилых женщин на детских ученических партах и очень серьезно и быстро пи-_шут. «Это Уездлеском?» — «Нет!» — «А что это?» Ответа не последовало. «Что же это за учреждение?» — думал я, выходя я еще раз оглядываясь на странную надпись «Бык рогатый».

Лебедев, умирающий от чахотки человек, когда-то хороший оратор, теперь не может громко говорить. Он исключен из партии. Когда спросили Уткину: «За что исключен из партии Лебедев?» — она ответила: «Раз он говорить не может, то на что же он нужен партии».

Утираюсь грязным полотенцем с петушками и вспоминаю, что когда-то у сестры это было красивое полотенце, которое так висело, и она никогда им не утиралась.— Почему же теперь я не думаю, что это красивое полотенце, и не смотрю на петушков? Потому что я им утираюсь. Значит, в полезности исчезает искусство. Вещь, которой пользуешься, не может быть предметом искусства. Искусство и польза, как ветер и солнце.

Ветер веет, потому что солнце греет землю или оставляет ее холодную. Дело делается, и веет искусство, как благодать исходит от святости. Искусство — это милость, это что даром дается, прилагается.

Все ссорюсь с Е. П. и думаю: «Куда девалось то хорошее, что, бывало, я в ней любил?» Конечно, в Леве. Жизнь прожита, и жизнь сохранилась в Леве. Значит, ребенок есть сохраненная жизнь. Семья есть организация для сохранения жизни. А индивидуум — конец.

— Вы нападаете на обывателя — почему? Обыватель обыкновенно человек семейный, семья — организация для сохранения жизни. Значит, обыватель по существу своему должен охранять жизнь от разрушения, и вы, нападая на обывателя, нападаете на существо жизни.

Хозяйство сердца моего расхищается и скудеет, деревенеет Душа. Капитал сердца нашего — любовь к людям, но не люди являются источниками нашей любви, она исходит из природы всего мира, и туда надо направить внимание желающему увеличить свой капитал. Богом называют это высшее солнце вселенной, связью с этим Существом живет человечество.

Ученики, окончившие 5-классную школу, экзаменовались ?° П-ю ступень, многие не знали, что в России главная река Волга, не знали крещения Руси, никто не назвал главный город Франции и Англии, никто не мог сказать, при каком царе Учреждена Государственная Дума,— одичание! А когда ответили, что Русь была крещена в Иордане, что народы, насе-Дявцще Российскую Империю, назывались русские и жиды, ^т° среди этих русских мальчиков я почувствовал вдруг то

215

жуткое одиночество, которое охватывает не'в пустыне,— в пустыне Бог! а в большом городе, где-нибудь в Питере на Не-веком в первое время литературной карьеры, когда выходищ_ь из ужасной газетной редакции, наполненной политическими спекулянтами, с отвергнутым рассказом — выходишь с физической точкой тоски у сердца... Боже! как я не знал, просто не догадывался, что это черное пламя начинающейся тоски можно бы залить водкой, сын алкоголика, и я не знал, как пользоваться алкоголем! Вот бы тогда как радостно шел бы я через Невский — трын-трава! а тут иду через Невский, инстинкт самосохранения несет меня, как парус, через лавину экипажей, людей, вот когда я знал одиночество.

Но и теперь мелькнуло это самое страшное чувство, когда я очутился среди учеников, не знающих Волги и Днепра...

Утешение

По поводу срама, испытанного Левой от приема Семашки. Остается утешение такое: можно испытывать (1 нрзб.) унижение, срам, но не унижаться и не срамиться, если только сохраняется при этом Я высшее, которое дает полный отчет о событии срама с малым «я» житейского опыта и решает по этой открытой книге, что в другой раз так поступать нельзя.

Лебедев — он той же природы, что и Семашко, умный, добрый, хороший человек, а в грязное дело они замешиваются только потому, что, рассуждая книжно, принципиально, они пропускают то малое живое, природное, без чего жизнь не в жизнь. Их ругают изменниками, подлецами, потому что обыватели не могут понять их рассудочной природы. И вот нужна чахотка, измена жене, исключение из партии, ужасающая бедность, смерть — тогда они начинают, как Лебедев, понимать, что они пропустили, жизнь пропустили в рассуждениях.

14 Октября. Покров.

На хуторе у мельника Гаврилы Васильевича: пир, завод в бане.

Звезда утренняя и чувство острой влюбленности в мир. Тихо. Чуть брезжит. В лесу пахнет осенним листом. В желтом свете деревьев при восходящем солнце и бодрые озими.

Рассказ Степаныча про медведя. В такую ночь ночевали в лесу мужики. Бежит медведь, и за ним гонятся два волка. Медведь забрался на стог сена и ну швырять лапами сено в волков, перешвырял весь стог, потом шарк на пруд по скользкому льду и уселся посередке. Волк разбежится, чтобы хватить и увильнуть, да на скользком не рассчитает и прямо на медведя, тот раз! лапой, и волк лежит, другой так, а волков уж и Д^ва' и четыре! и другой лежит. Потом медведь убежал и волки убежали, только на льду осталось два.

15 Октября. Ветер бушевал всю ночь. Утро теплое, дождь

216

я-ет. Второе Левино письмо и тоска отчего-то. Лева такой практический, умный, дельный, всем сначала очень нравится, но ^не кажется, что все это он разыгрывает и ученье свое разыгрывает, не соединяясь натурой ни с чем. Может быть, он мал еще или я в нем вижу себя и ошибаюсь.

Тоска моя всегда соединялась с чувством смерти, которая в случае чего в моих руках. Теперь я отвергаю это сознательно: нельзя; раньше в порыве страсти к жизни еще можно было это допустить, но теперь невозможно и просто невыгодно, кроме инстинктивного чувства неправоты этого действия, есть еще и чисто рассудочные невыгоды, потому что судьба Я — неизвестна... а почему неизвестна? Если я что-нибудь люблю, кроме себя, то «я» мое непременно будет в любимом...

16 Октября. Вас. Фед., помещик, завед. Совхозом, разыскал своего сына-коммуниста в помещении Ревтрибунала, в квартире председателя латыша Кронберга, известного своими беспощадными расстрелами. Обстановка: чисто, паркет, хорошая мебель, судебные дела, револьверы, винтовки по углам, в пепельнице окурки от хороших папирос... Встретились холодно и вышли.

Сын:

— Хорошо, что вышли, а то при очистке партии я должен был отречься от своих родных.

— Но как ты среди этих кровопийцев?

— Кто кровопиец, Кронберг? — это чистая душа. Отец, оставим разговор о политике, я твои убеждения знаю, ты знаешь или не знаешь — все равно ты их не примешь...

Помолчали.

Отец:

— А у вас чисто, верно, хорошая прислуга. Сын:

— У нас прислуг нет.

— Кто же эта женщина, мне дверь открывала?

— Это жена Кронберга.

— А...

— Что же ты в такой легенькой накидочке?

— Нельзя, неловко, пальто мое, ты знаешь, с бобровым воротником, променять хочу.

— Ну, где же мы еще встретимся...

Похоже на встречу Веры Алекс. Хрущевой в Оптине с дочерью, которая убежала и постриглась в монастыре. С отчаянья ^Мать, ^светская дама, постриглась тоже... Она отказалась от личной жизни, как бы убила себя, тут же приходится еще Уоивать других и физически убивать.

Продолжение этих дум в доме Станкевича у Афанасьевых ^в понедельник 17 Октября.

Грязь Дорогобужская, среди пошлых домиков — церковь там молятся.

—••возможно и такое положение, что сын будет участником

217

расстрела отца и среди кровопийцев будет верить в «ц_и_ стейшую» душу. Инквизиция была и в христианстве.

...грязь какая в городе, какая грязь! кажется, и деревья и домики, серые лачуги, все в грязи, на людей смотреть тошно' и там где-то, за мутной рекой, стоит церковь и в ней,— так это страшно думать,— молятся, занимаются только тем, что молятся эти самые люди! молятся Богу, трудятся все вместе чтобы оторваться от грязи.

А мы разговаривали вечером с доктором о всеобщей теперь болезни Furor cucharicum (бешенство кухарок), что все, решительно все женщины теперь ворчат. Мы вывели это как социальную болезнь, следствие устремления духа только на материальное. Это раздробление, размельчание материи в чертовой ступе.

25 Октября. Каждый день мелкий дождь. Тепло. Озими поправляются. По серым голым сучьям в лесу свистит зимний ветер. Все серо, только горсточками рассыпано последнее золото берез. Ворон каркает, сорока беспокоится, синица жалобно пищит.

Ум на то дан человеку, чтобы он у м е л, ум — способность учиться, изобретать, торговать и обходиться с людьми.

26 Октября. Говорится «излюбленная идея», как будто идею можно любить.

28 Октября.— 6 Р. Ветер. Снег идет.

Ключевский говорит, что вместе с расширением территории в России все более и более стеснялась свобода наиболее трудящейся части населения. Следствием этого являлись народные волнения, и если бы их не было, то не оставалось бы никаких надежд на будущность русского государства.

Значит, состояние смуты у нас органически необходимо, а настоящее время есть высшее напряжение смуты. Периодический голод и смута — вот что неизбежно вытекало из русской истории.

Газетные известия: Карл прилетел из Швейцарии и сел на свой престол в Венгрии. По свидетельству самого Троцкого, в Европе наступает период реакции, и надежда на мировую революцию откладывается на неопределенное время.

Мое главное обвинение вождям российской революции: будучи частью разрушительной, они выдают себя за целое творческое начало жизни (самозванство).

Чувствую, однако, что философия моя как-то краешком и очень неудачно прицепляется к моему личному раздражению-словами не опровергнешь зла, хорошо слово при деле, но р^а3 • дела нет, то всегда будет только стон и вопль.

29 Октября. По поводу болезни Елены Сергеевны Лютовой-Она работница не за страх, а за совесть. Всякий, кто работает за

218

совесть, создает себе свободу, во всяком обществе (кроме нашего) таким работником дорожат. Может быть, этими-то рабо-_тниками и создается та «прибавочная ценность», о которой говорится у Маркса. Все настоящие творцы культуры работают за совесть, потому они особенно почитаются. Стало быть, условие производительности труда — совесть. Во всяком труде, кроме барского, есть моральные его условия, и лозунг нашей республики «Кто не работает, тот не ест» является наиболее бессовестным, потому что в основу труда ставят не совесть, а страх остаться голодным.

В Дорогобужский Отнароб.

Вследствие того что работа моя по этнографической командировке в настоящее время требует много времени, равно как потому, что я взял на себя труд редактирования научно-литер. трудов Батищевской Опыт, станц., куда я должен теперь отлучиться, я складываю с себя обязанности преподавания словесности, взятые мною на себя в прошлом году по случаю недо- 4; статка такового в Алексинской школе II-й ступени. В настоящее время школа может быть удовлетворена преподавай, слов. тов. Лютовой, которой я рекомендую выдавать назначенный мне бронированный паек, как не имеющей своего хозяйства.

Эстетический индивидуализм видит пошлость всей середины человеческой жизни и только ценит ту часть человечества, которая соприкасается с природой. Эти два конца: Я и Природа — для эстета несоединимы, потому так часто в повестях выводится пошлость героя на лоне природы («Казаки» Толстого). Наши попы возятся всегда с серединой, в этом среднем из обывателей они находят точку применения своей религиозной идиллии. Замечательно, что попы почти всегда лишены всяких признаков эстетических чувств, красота для них существует не в личном творчестве, а как данное, объектив: им личное творчество и непонятно, и враждебно, как попытка быть по-своему.

Есть чувство сострадания, которое, кажется, одно может примирить эстета с жизнью, в конце концов, страдают все, и каждый человек может быть предметом сострадания. Это сострадание и является выходом из порочного круга эстетизма (так выходят Шопенгауэр, Ничше, Мережковский и др.): оно приводит к религии, жалко цветов, убиваемых морозом, детей ^г°лодных, крестьян, рабочих, невинных существ, погибающих в сетях политиков, жалко! и отсюда религия. Жалость к людям озволяет сочувствовать и их радостям, которые ведь и бывают ^т°лько на одну минуту.

30 Октября. В ночь под воскресенье налетела глубокая _и Р⁰¹пая пороша. До света капало, а потом подморозило ^ с ветром стало очень холодно. Зайцы, чуя мороз, вероятно, _а ° первой пороше, старые и молодые, вставали, много ходили

Закивали довольно далеко.

219

"мл

31 Октября. Сильный мороз (—6), ночью засыпало следы
напрасно ходил. '

1 Ноября. Все растаяло, и слякоть невообразимая. Живу с глазу на глаз с чертом.

2 Ноября. Бездна грязи и мрака. Черт неотлучен. А впереди еще Ноябрь-старость. Черти, верно, готовят новые подарки к старости.

Горькая мысль: прежде она мне ставила утром самовар, а я лежал и дожидался чаю в постели, теперь я ставлю, а она , лежит и дожидается. И это я принял бы охотно, если бы она была моей прислугой, но я искренно ставил ее женой. Видно, тут действует «природа вещей», а как обидно, если свое лучшее видишь в природе вещей.

Отмена крепостного права не спасла Россию, в сущности, даже нет черты, за которой можно бы считать начало новой формы русской истории.

7 Ноября. Октябрьская революция, в пятницу явился Лева из Москвы: начало возрождения, едем в Америку!

8 ночь под воскресенье растаял зазимок, пролежавший два дня при —6 Р. Примета:¹ если зайцы встали и много ходили, то это не зима и снег скоро стает, если же ляжет, то зима. (Быть может, длинные и короткие следы объясняются морозом и теплом, в мороз — длинные, в тепло — короткие.)

Снился сон: богатый дом, парки, сады. В доме родители Ее живут, т. е. весь строй жизни их такой, как если бы один был стороной одной прямоугольника и другой — другой стороной, чуть одна сторона шевельнется, сейчас же и другая шевельнется на столько же, и такова вся их жизнь и всех в доме, словом, какой-то фиксированный дом, категорический императив в геометрических линиях, хотя все выражается больше в обиходе жизни, в расстановке тарелочек на столе и т. д. Я ухаживаю за ней, но почти безнадежно, потому что не имею «категория, императива» и в то же время не в состоянии ему что-либо противопоставить, робею перед ним. Другой претендент, напротив, имеет успех, потому что он простак, он как-то умеет просто с ней говорить и шутить и жить, скрывая где-то глубоко в душе все возможности категорического императива.

Лева сказал:

— Ты, папа, очень наивен, тебя может обмануть кажДЫ⁰ мальчик, если ему захочется, но эта черточка в тебе мне очень нравится.

Сборы в Москву: очки, ножницы, пер. ножик, два каранД^а' 220

ша прол. чернильница, ручка, перья, бумага, нож свиной, щетка,'портянки.

19 Ноября. Непокрытая снегом злая колючая земля, дороги непроезжие. Во вторник выпал зазимок (третий), но дорога не исправилась.

Идеи — это вывески на магазинах скопленных чувств.

у большинства людей их идеи — только вывески на пустых магазинах.

(После рассказа о пустых Московских магазинах с вывесками и витринами.)

Как слепые не видят света, глухие не слышат музыки, так слепы и глухи бесчисленные люди к высшему закону бытия: их доля — мышиная беготня в вечном страхе перед чем-то, чего они не понимают, они живут, как рабы под кнутом. Но кто же Совершенный из людей, управляющий жизнью? Нет его! И свобода есть лишь сознание необходимости идти по пути высшего закона. И свободны невинные дети...

20 Ноября. Читал фельетон Ленина о новой экономической политике — длинная, бесконечная речь! Читаешь, будто едешь по этой теперь мерзлой, колючей земле на серой кляче в телеге, и, кажется, конца нет, пока вытянет кляча и доедешь до города,— так бездарен его стиль, так убога, низменна эта мещанская мысль, видящая избавление человечества в зависимости только от материальных (внешних) отношений.

21 Ноября. Михайлов день. Морозно. Ярко светит утренний остаток луны. На востоке белеет — восходит звезда утренняя. Неподвижно смотрю на нее — сколько раз я смотрел так на нее и все вижу разное, да, по-разному каждый раз приходит и зима, и весна, и лето, и осень, и звезды и луна восходят всегда по-разному, а когда будет все одинаково, то все и кончится. Пробую молиться по-детски: читаю «Отче» и «Богородица» — хорошо! Только все-таки лучше молиться по-своему, без слов, неясными туманами, как во сне: Боже, не угаси искорку души моей, зажженную Тобою во мне...

Новый лозунг Ленина «государственный капитализм» совершенно в духе всего учения Маркса: государство, как фабрика, и гражданин homo faber.

24 Ноября. Письмо даме, возмущенной социализмом (В. Ьеклемишевой).

Если Вы хотите серьезно бороться с социализмом, то Вам вужно бороться с капитализмом и понять социализм как продолжение процесса механизирования жизни, внесенного в историю апиталом. А первая причина всякой механики есть математи-^а> и выходит, что бороться надо с математикой как с ис-Г^°чительной деятельностью человеческого духа, с рационали-^м°м или интеллектуализмом.

•'*? I

221

С некоторого времени человечество стало на путь моллюсков выпускающих из себя сок для раковины,— таким соком была дд^ человечества его односторонняя интеллектуальная деятельность которая привела к механизации жизни, создавая для нее броню, как у моллюсков раковина. Говорят, что был момент страшной опасности для животного — оцепенеть, как растение, весь животный мир мог закрыться от жизни вселенной раковинами и оцепенеть. Такой же опасностью для жизни представляется мне капитализм и его продолжение социализм, создающее из homo — homo faber, т. е. существо, делающее орудия производства.

Перед животным миром, который начал было уже закрываться раковинами, стояла альтернатива: или закрыться, или вступить со всею жизнью в борьбу. Животный мир в лице человека избрал последнее и объявил всему живому борьбу, он стал изготовлять орудия войны, орудия производства и отделился от всего мира живых существ своим интеллектом, т. е. способностью делать орудия, подчиняющие себе весь живой мир. Дух человечества разделился на две половины: одна половина человечества (консервативная) до сих пор протестует против войны миру и скорее готова уйти в раковину моллюска, чем воевать, другая половина (прогрессивная) неудержимо стремится подчинить себе все живое, растворить в механике живую индивидуальность и превратить мир в громадную фабрику.

Вся трагедия происходит, однако, на земле, т. е. на маленькой песчинке вселенной, и со стороны, где-нибудь далеко за пределами солнечной системы, дело представляется совершенно иначе. Мне думается, что там не видно такой противоположности между деятельностью моллюска, укрывающегося раковиной, и деятельностью человеческого интеллекта, создающего железную броню на весь человеческий мир.

Социалисты как высшие представители homo faber'a отличаются от моллюсков тем, что создают не индивидуальную, как те, раковину, а общую или коллективную. Человечество вновь станет перед страшной опасностью оцепенения, как стоял когда-то весь животный мир. Но дело, повторяю, происходит опять-таки на земле. Создавая коллективную раковину, homo faber сам уходит в свою постройку, и со стороны видно, что этот homo faber вовсе не есть homo, скорее, тот сок, выделяемый моллюском, который уходит на раковину. Сам моллюск остается сидеть внутри ее: консервативная и прогрессивная партии делают, в сущности, одно и то же дело громадного оцепенения мира жизни под раковиной.

Чем же это кончится?

Победой войны или мира?

Скорее всего, кончится так, как раньше кончалось: растения, бывшие когда-то со всем живым миром одним существом, оцепенели и остановились, отделившись от всего живого мира, как отделится когда-нибудь и homo faber в своем механическом оцепенении. Только его приберут к рукам, и существа высокосвободные будут употреблять его только на пользу, оставив себе в удел одно только бесполезное.

222

5 Декабря. Собираемся переезжать. Нет более неинтересных людей, как собирающиеся, потому что они думают только о мелочах.

р. В. Иванову.— Не верю я в Ваши «крепкие» и «сильные» поэтические вещи, о которых Вы так восторженно пишете — нет! Скажите, какая птица поет на лету? всякой птице, чтобы запеть, нужен сучок, так и поэту непременно нужен сучок или вообще что-нибудь твердое; а теперь все жидкое, все переходит и расплывается.

Левые эсеры — это (/ нрзб.) народники.

Скоробогатов палит свинью и конфузится меня: думает, что я очень ему завидую.

— Салом мясо! — приветствую я богатого.

— Спасибо! — отвечает.

— Не завидую вам.

— А что?

— Да много вы труда положили на выкормку, целый год кормили, и всего вышла одна свинья, а я и не трудился, а вокруг меня все свиньи.

Действующие лица: Я. Тут немножко философии, извольте. Я случайный человек, как бы странник среди этих оседлых, местных людей, мне кажется (эта теория мне очень помогает), что это Я находится и в каждом из оседлых, только в постоянных заботах о существовании они забывают это Я и подменяют его другим, противоположным существом, которое мне представляется, как He-Я. И если бы эти «не-я» говорили бы от лица своего истинного Я, то, вероятно, и Я говорил бы Мы... Главное, что нас разъединяет, это отношение к полезному: они все живут пользой и куют себе из пользы свое другое, всем видимое «я». Напротив, Я живу только бесполезным, хотя это тщательно скрываю от всех, потому что если это узнают все, то меня будут считать за сумасшедшего. Положим, и все имеют это бесполезное Я, в острые моменты жизни оно показывается, это страшное Для пользы Я, начинается борьба с ним не на живот, а на смерть, и обыкновенно побеждает Я полезное настолько сильно, что то •И совсем забывается, исчезает из круга зрения, и такие люди ровно ничего не видят, польза им заслоняет совершенно жизнь, ^и так они умные люди и ничего не видящие. Это они говорят, что с человеком, чтобы узнать его, нужно съесть пуд соли, Узнать —- это значит у них понять, можно ли с ним делать акое-нибудь полезное дело, но увидеть они не могут, вот очему они так часто обманываются, съели много пудов и вдруг Манулись,— произошло это потому, что польза позволяет идеть человека всегда только с одной стороны.

Конечно, и Я соприкасаюсь с миром полезностей, иначе ^{Не м}°г бы существовать материально, но Я это сознаю, а они

223

не сознают и даже презирают и ненавидят свое бесполезное (духовное) Я.

В этом рассказе Я изображаю, показываюсь в образе хранителя Музея усадебного быта, помещенного в пяти уцелевших от разгрома комнатах большого Алексинского дома.

8 Декабря. Снегу мало, ехать трудно, и мы все собираемся, время проходит праздно.

Кириков решился строить избу, потому что считает, что свободу в этих условиях можно добыть себе только земледельческим трудом. Для устройства ему надо сойтись со всеми местными заправилами, так что против них ему теперь нельзя и пикнуть, он пропал как общественный деятель.

9 Декабря. Снежок все подсыпает. Мягко и ветрено.

Продолжаю думать о Я — итак, Я не есть постоянное и присущее духу вечно, Я — это изменчивый момент соединения духа с телом; это жизнь духа в теле сопровождается явлением Я, как химический процесс сопровождается явлением света. После смерти тело выпадает из сферы духа и рассыпается и Я исчезает (в Духе).

Мы потому выделяем духовное Я из общего чувства «я» (эмпирического), что думает о таком Я, которое вполне осознало дух, слилось с ним так, что как бы предает себя Духу. Но и это состояние есть лишь (высшее?) выражение чувства жизни, т. е. соприкосновения духа с телом. В чистом духе нет вовсе Я и нет Мы... словом... вопрос лишь остается в том, остается или нет какой-либо след в Духе после исчезновения Я, словом, раскроется ли тайна... (Она может раскрыться усилием Я при жизни...) Нет, нет! Это в жизни и жизнью решается, и ничего не дождемся в разду-мьи, ничего... Творческим порывом жизни Я сливается с Духом.

Вероятно, Я (чувство части) происходит от материи, стремящейся рассыпаться, а духовная сила собирает Я в Мы: в духе нет Я и с телом Я умирает. Поэтому при жизни следует отказаться от Я.

11 Декабря. Второй день зима: мороз 18 °, глубокий хрустящий белый сне^ засыпанные ели и утром на восходе живые дымы, столбом восходящие к небу.

Шевелятся воспоминания о сочельнике и Рождестве, о таинственной могучей русской зиме, и встает вопрос: «Ну почему же \ я, проживший жизнь среди таких великих событий, в какой-то , бессильной дреме пропускаю время, пропускаю уходящее в не- ' известное свое Я?»

Литературно объясняется это так: вести мемуары может °лько не литератор, а человек наивного реализма, который, писывая события, не помнит себя. Писать же художественные ^еЩи не дает сутолока мелочей.

Глядишь в свою жизнь и поражаешься: какой я невосприимчивый мальчик и юноша, как это чувство природы, составившее

225

Пришвин

мне известность в литературе, эта поездка в Сибирь — ничего, ровно ничего не оставили во мне. И так было до 28 лет, до встречи в Париже, тогда вдруг как бы открываются ворота жизни. Думаешь об этом, и вот приходит в голову, что и сейчас, может быть есть огромная неизвестная мне область жизни, полная тайн...

В моей жизни были следующие острые моменты: 1) Бегство в Америку, 2) Марксизм, 3) Встреча в Париже и 4) Занятие литературой с путешествиями по России.

Если исключить первое как детство, то остальные все моменты связаны между собою и, в сущности, есть одно переживание.

— Мысль о смерти — второстепенная мысль, она почти не играет никакой роли в массе живущих людей и свойственна, как постоянное настроение, отдельным, исключительным людям,— эти люди обыкновенно односторонне развиты, духовно, в ущерб своей природе. Мы воспитались на идеалах трагедии, между тем трагедия свойственна опять-таки отдельным людям и законы ее вовсе не касаются жизни большинства людей, которые все смертны, но не придают этому факту особенного (трагического) значения, Самой лучшей иллюстрацией сказанному является соотношение исторической церкви к идеям Христа: по мере того, как церковь приближалась к жизни масс, она все более и более удалялась от Христовой трагедии. Возьмите в примеры современное искусство, литературу: как мало пишется и как мало читается о трагическом и, напротив, все читают и все пишут просто о жизни. Еще пример наша (и всякая) революция, как даже такое редкое явление, в сущности своей проходило не как трагическое, а просто как жизненное явление, исполненное забот о пропитании (мысли доктора N).

Как физическое страдание чувствуется только до известного • предела, после которого теряется сознание, так и в наших общественных муках давно уже мы перешли предел самосознания и находимся во власти обыденного процесса, мы теперь больше не можем оценивать свое состояние. Сегодня ночью я представил себе лучший момент своей жизни и ту женщину, I с которой я делил эти дни. Она теперь в Англии. «Что, если,— ^подумал я,— написать ей письмо о себе теперешнем». Какая ! бездна падения представилась мне: это я живу теперь в холод-^ной комнате обгрызанной усадьбы, жмусь от холода, вечно ^цумаю, как прокормиться на сегодня и завтра и т. д.

А в общем ничего нового, ведь я же всегда чувствовал неестественное положение нас, свободных людей, среди моря рабов, и жизнерадостность, о которой я писал, была явно трагического происхождения: это была радость человека со считанными днями жизни. И я не замечаю в себе теперь того, что испытывают все эсеры,— разочарования в простом нароД^е (мужике), я никогда их не оценивал с человеческой точки зрения и восторгался ими, лишь когда находил в них продолжение природы...

226