Аппендикс [доклады вне напечатанных тезисов конференции «Маргиналии-2010»]
Марина Бобрик
(Берлин, Германия)
КТО ТАКИЕ АЛЕКСАНДРИТЫ?
(к проблеме происхождения Новгородской восковой книжки XI ВЕКА)
В обзоре “скрытых” текстов Новгородского кодекса (далее НК), представленном в 2003 г. съезду славистов, А.А. Зализняк [1. C. 207, 204, 206–208, 211] отметил наиболее характерные особенности содержания этих текстов, прежде всего дуалистический взгляд на мироустройство, особую роль армян, Фракии и Лаодикии. Как автор, так и писец НК, полагает А.А. Зализняк, были приверженцами еретического (с точки зрения господствующей церкви) религиозного направления, которое условно может быть обозначено как александритство (по имени упоминаемого в НК святого Александра). В отношении происхождения этого направления в докладе было высказано предположение, что оно “восходит к дуалистическим учениям, принесенным во Фракию армянами” и представляет собой какую-то разновидность богомильства или павликианства. Сделанное на основе литературы по богомильству (автор доклада ссылается на книги Д. Ангелова, Йор. Иванова и Д. Оболенского), это предположение нуждается в проверке. В докладе реконструированные к настоящему моменту “скрытые” тексты НК сопоставляются с данными источников по истории гетеродоксии эпохи создания НК. Цель такого сопоставления видится в том, чтобы попытаться нащупать какую-то историческую реальность за “скрытыми” текстами НК, вокруг которых сохраняется атмосфера недоверия и скепсиса.
Речь в докладе идет о трех пересекающихся явлениях, которые определяли картину “ересей” эпохи и обозначались в византийских и славянских источниках терминами павликиане, мессалиане и богомилы. Ни один из этих терминов не является самоназванием группы; не сохранилось прямых свидетельств – сочинений, авторами которых были бы сами носители неортодоксальных идеологий (если верно, что автор и писец “скрытых” текстов НК сами были “еретиками”, то ценность памятника в этом отношении окажется беспрецедентной); все источники, которыми мы располагаем, написаны их оппонентами – представителями господствующей церкви. Кроме того, сами тексты НК являются результатом исключительной по трудности реконструкции, в ходе которой, по признанию А.А. Зализняка, неизбежны ошибки. Все это создает известные методологические трудности. Тем не менее именно “скрытые” тексты способны пролить свет на происхождение памятника в целом, так как текст псалмов на воске пока не удается отнести ни к одной из известных редакций славянской Псалтыри и ни к одной из известных в Болгарии школ книжности [2. C. 11–19; 3].
Итоги проведенного исследования таковы. При нынешнем состоянии источников современные александритству гетеродоксальные явления предстают как религиозный континуум, в котором различные группы связаны друг с другом подобно диалектам одного языка. Общими для них оказываются не только территория (Фракия) и этнический состав (участие славян и армян), но и неприятие современной церковной практики, апостольский идеал, миссионерские задачи, дуализм (в той или иной его форме). Не случайно все они стоят в одном ряду и в формулах отречения для обращенных в православие еретиков, и в антиеретических сочинениях (в частности, у Евфимия Зигабена). Отграничить эти явления друг от друга бывает трудно.
Предпринятое сопоставление позволяет наметить место в этом континууме группы, породившей НК, – александритства. По целому ряду признаков оно оказывается схожим с тем родом монашеского нон-конформизма [4], который в ересиологической терминологии эпохи XI – XII вв. обозначался как богомильство. Как и известные до сих пор богомильские группы, александриты представляют собой, по-видимому, результат синтеза близких “еретических” традиций (прежде всего, павликианства и мессалианства) и поэтому разделяют с богомилами ряд восходящих к этим традициям черт. Так, с павликианством эту группу сближает именование общин-церквей по новозаветным образцам, значимость в этой связи Лаодикии, понимание механизма предания как цепочки учителей и учеников, апостольский статус ересиарха. Одно из соседних с александритами мест в спектре фракийских “ересей” могли занимать богомилы-фундагиагиты.
Возникающая картина сходств и расхождений позволяет увидеть александритство как некоторую новую комбинацию известных до сих пор элементов “ересей” эпохи и подтверждает предположение о родстве александритства с балканскими гетеродоксальными течениями. Обращение к источникам по истории этих течений позволило не только в более развернутом виде представить аналогии, отмеченные ранее А.А. Зализняком, но и обнаружить новые параллели, сам факт которых свидетельствует, как кажется, об исторической реальности александритства и не позволяет списать тексты НК на фантазию расшифровщика.
В заключение доклада заново ставится вопрос о назначении новгородской книги. С учетом всего, что известно об НК на сегодняшний день, этот памятник предстает не пособием для обучения грамоте [5. C. 17], не ученической тетрадью для упражнений в каллиграфии и не сборником joca monachorum [6. C. 203–205], но записной книжкой, которой, по мнению реставратора памятника, “лет 20–30 мог распоряжаться один из первых христианских наставников” новгородцев [7. C. 145].
Литература
1. Зализняк А.А. Проблемы изучения Новгородского кодекса XI века, найденного в 2000 г. // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. М., 2003.
2. Зализняк А.А., Янин В.Л. Новгородский кодекс первой четверти XI в. – древнейшая книга Руси // Вопросы языкознания. 2001. № 5.
3. Соболев А.Н. Новгородская Псалтырь XI века и ее антиграф // Вопросы языкознания. 2003. № 3.
4. Kusabu H. The Byzantine View of the Bogomils: A Heresiological Approach. (21st International Congress of Byzantine Studies, London, 2006) // http://www.wra1th.plus.com/byzcong/paper/I/I.8_Kusabu.pdf
5. Янин В.Л. Значение открытия берестяных грамот для изучения отечественной истории // Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. Материалы международной конференции. Великий Новгород, 24–27 сентября 2001 г. Москва, 2003.
6. Алексеев А. А. О новгородских вощеных дощечках начала XI в. // Русский язык в научном освещении. 2004. № 2.
7. Поветкин В.И. Восстановление древних текстов: От берестяных грамот к восковой новгородской Псалтыри // Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения. Материалы международной конференции. Великий Новгород, 24–27 сентября 2001 г. М., 2003.
Бобрик Марина Анатольевна
к.ф.н., научный сотрудник
ун-т имени А. и В. Гумбольдтов (Берлин)
* * *
М.В. Головизнин
(Москва)
«ЯЗЫЧЕСКИЙ» ДЕКОР ПРАВОСЛАВНЫХ ХРАМОВ «СИБИРСКОГО БАРОККО»
Украшение каменных стен узорами было изначально свойственно русской архитектуре, что нашло свое отражение в многочисленных исследованиях. Анализируя соотношение декора и архитектурных форм в исторической динамике, ученые до сих пор дискутируют о приоритетности того или иного из этих элементов архитектуры в различные культурные эпохи. Действительно, если архитектурные формы, становление которых происходит достаточно медленно, формируют традиции зодчества, которые остаются стабильными иногда на протяжении столетий, то архитектурный декор реагирует на изменения в сфере идеологии и культуры гораздо быстрее, чем композиция и тем более конструкция здания. Это последнее было особенно важно для русской архитектуры XVII – XVIII в.в., где декор, не будучи так строго, как форма, регламентированным церковным каноном, развивался, явно опережая развитие архитектурных форм. Период XVII – XVIII занимает особое место в русской истории. Получив более чем четырехкратное приращение территории на Восток и на Запад, страна как никогда ранее подверглась иноземным культурным влияниям во всех областях гуманитарной и технической сферы. Архитектура исключением не явилась. Вопрос о западноевропейских, польских, украинских заимствованиях в храмовом зодчестве Москвы, Новгорода, Вологды, Ярославля раскрывается как с помощью архитектурных аналогий, так и подтверждается источниками. Вместе с тем западные влияния были далеко не единственным адстратом, обусловившим новый облик каменного зодчества России «Нового времени». Факты свидетельствуют, что по мере продвижения русской культуры на Восток, в Предуралье и Сибирь, она впитывала в себя разноплановые традиционные элементы местных культур. В этом отношении каменное храмовое зодчество является, хотя и «немым», но достаточно надежным свидетелем прошлого. К сожалению, по настоящему храмовая архитектура российской «периферии» начинает изучаться как целостный феномен только в последнее время. Более того, затянувшееся на целое столетие господство стиля барокко в Сибири связывается с провинциальной инерцией и консерватизмом. История, однако, свидетельствует, что именно на культурной периферии часто происходят интереснейшие события, зарождаются новые культурные феномены в результате слияния и взаимодействия разнородных традиций. Русское «азиатское барокко», есть именно такой феномен. Нетрадиционный для православия декор стен уже достаточно заметен на архаичных по композиции храмах севера Пермской области, (ныне, Чердыньский р-н Пермского края). Так зубчатый орнамент, обрамляющий карниз и икону Троицкого храма в пос. Вильгорт, имеет аналогии в зооморфном или растительном орнаменте народов Коми. В середине XVIII века в Прибайкалье были возведены два храма – Спасо-Преображенский собор Посольского монастыря и Церковь Воздвижения Креста в Иркутске. Оба храма являются уникальными по декору стен. Посольский монастырь являлся не только миссионерским центром в регионе, но и укрепленным пунктом на путях торговли чаем, который привозился из Монголии и Китая. Священнослужители храма во время беседы с автором этих строк в 2008 году высказали свое убеждение в бурятско-монгольском происхождении декора стен, поскольку, по их мнению, обращенные в христианство буряты участвовали в строительстве собора. Стены обоих храмов покрыты экзотическим орнаментом в виде стреловидных многогранников и звездчатых картуш, объяснить которые с точки зрения христианской символики представляется затруднительным. Более того, некоторые детали орнамента стен Крестовской церкви и иркутского Знаменского монастыря аналогичны изображениям буддистской мандалы. Объяснение этому феномену можно найти в истории русско-бурятских и русско-монгольских отношений XVII - XVIII веков. Как явствует из документов, незнакомые ранее с догматикой буддизма русские казаки и служилые люди в описании веры монголов делали акцент на такие аналогии с христианством, как монашество, книжность, иконография, колокольный звон. С другой стороны, веротерпимые по природе буддисты допускали христиан на свои богослужения и даже пытались привить русским преставление о ламаизме как о монотеистической религии. По мнению сибирского искусствоведа и художника Д.А. Болдырева-Казарина, предложившего в начале прошлого века термин «сибирское барокко», именно черты «чисто азиатской экзотики» явились решающим основанием для выделения этого особого архитектурного стиля.
Головизнин Марк Васильевич
кандидат исторических наук
Институт глобализации и социальных движений
* * *
М.Н. Громов
(Москва)
МАРГИНАЛЬНЫЕ ГЛОССЫ НА ПАЛИМПСЕСТЕ КУЛЬТУРЫ
Тайна Русского Севера не выразима никакими вербальными средствами, даже самыми изощренными, ибо наши слова не раскрывают смысл сущего, но лишь указуют, намекают, направляют на него. Попробуйте выразить словами, что такое человек, культура, вселенная. Имеющиеся десятки дефиниций на сотнях языках народов мира лишь конвенциональным образом укажут на место этого слова среди других, принятых неким национально-этническим или профессиональным сообществом для взаимного общения. Однако обмен словами, выражениями, концепциями небесполезен, поскольку он уменьшает степень нашего незнания и обогащает сознание.
Но более всего обогащает непосредственное знакомство с подлинными памятниками культуры в местах их исконного бытования. Никакие пересказы, снимки, иллюстрации не могут его заменить. Поэтому пребывание в таком уникальном древнерусском городе как Каргополь, особенно для тех, кто увидит его впервые, оставит неизгладимые и самые ценные впечатления, которые лишь отчасти можно будет выразить в словах. Эти впечатления закрепятся на уровне визуальных образов, личного эмпирического опыта, размышлений об увиденном. Соединенные вместе вербальное и невербальное постижение бытия составит более целостную картину увиденного, услышанного и прочувствованного.
Архангельский край является северо-восточной окраиной европейской части современной России, сама же Россия геополитически предстает как периферия южных, западных и восточных цивилизаций. Некогда этот край входил в подвластные Великому Новгороду обширные территории от Балтийского до Белого моря, платившие ему, хозяину Русского Севера, дань. Жившие в лесах, по берегам рек и озер финно-угорские племена, некогда ассимилировавшие немногочисленных местных аборигенов, были сами ассимилированы славянами. Они оставили на палимпсесте культуры свои письмена, которые стирало время, но которые при желании и соответствующей квалификации можно еще прочесть.
Те пласты явно видимой материальной культуры, которые изучают археологи, и те пласты неявно проступающей духовной культуры, которые исследуют специалисты по исторической лингвистике, этнологии, искусствознанию и другим научным направлениям, создали в последнее время то, что называется комплексным источниковедением или интеграцией источников. Совместные междисциплинарные исследования позволяют выработать более аутентичную модель интерпретации прошлого, нежели разрозненные узкопрофилированные наработки. Они же помогают выстроить ретроспективную панораму цивилизационного развития целой страны и отдельного региона на основе достоверных документальных данных.
Мы, как находящиеся на самой поверхности многовекового и многотысячелетнего культурного слоя, должны ощущать его великую глубину, сложную структуру и многокомпонентность, беречь и изучать в меру своих возможностей, дополняя его своими маргиналиями. Пребывание в тихих провинциальных городах, где прошлое явственнее свидетельствует о себе, дает больше стимулов для его постижения, чем напряженное существование в современных пульсирующих мегаполисах и центрах активной экономической и политической деятельности.
В старинных городах России, равно как других стран, лучше воспринимаются образы сохранившихся памятников архитектуры и искусства, нежели в больших городах нашего времени, где жесткая урбанистическая застройка их притесняет, а порою и уничтожает. Архитектура не только радует нас эстетически, но и является ценнейшим историческим источником, имеющим наиболее активное воздействие своим экстерьером и интерьером. Особую ценность имеет церковное зодчество, поскольку оно выражает в концепции храма воплощенную пластическими средствами модель сакрализированного космоса, а в расположенном внутри многоярусном иконостасе – всю историю человечества от сотворения мира до грядущего Страшного суда. Немецкий искусствовед Конрад Онаш назвал его «рисованной суммой теологии Восточной Церкви», творением столь же ценным и гениальным, как вербальная «Сумма теологии» святого Фомы Аквината.
Резюмируя, можно сказать, что обращение к памятникам России обогащает не только нашу отечественную культуру, но и мировую, частью которой она является.
Громов Михаил Николаевич
доктор философских наук, профессор
зав.сектором истории русской философии ИФРАН
* * *
Ольга Меерсон
(Вашингтон, США)
Смыслообразующие маргиналии в псалмах в контексте жанра сценических ремарок
В начале некоторых псалмов, особенно мессиански-сотериологических по смыслу, есть технические указания, как их исполнять: "начальнику хора (на струнных)", "начальнику хора, псалом Давиду" и проч. Эти технические ремарки помечены в нумерации псалмов собственным, отдельным номером стиха, однако в церковном чтении и пении они никогда не произносятся, а потому мало кто замечает некоторые невязки в их тексте между, например, русским и церковнославянским вариантами (и тот, и другой вторичны по отношению к греческому тексту Семидесяти и еврейскому, даже в масоретской интерпретации). То, что по-русски передается как "начальнику хора", по-славянски звучит "в конец". Как такое возможно? Доклад отвечает на этот вопрос (это связано с предположительной огласовкой масоретскими толкователями и Семьюдесятью Толковниками еврейского слова л-м-н-ц-х, как ламенацеах (масорет), в случае с "начальником хора" или "победителем", т.к. эти слова – полные омонимы, и как ламинцах (Септуагинта) – в случае с толкованием этого слова как "в конец", то есть "в область вечности"), а также ставит эти зачала псалмов в контекст других жанров, литургических или театральных пометок и технических примечаний, например, технически невыполнимых, но герменевтически нагруженных смыслом сценических ремарок у Чехова или у Платонова или собственных пушкинских примечаний к "Евгению Онегину". Сюда же относится и ремарка, создающая контекст слов пушкинского Лжедмитрия "Довольно: щадите русскую кровь". Когда он их произносит, Пушкин называет его "Дмитрий", а не "Самозванец" и не "Лжедмитрий". Это наименование значительно, т.к. щадя русскую кровь, Самозванец тем самым приобретает некоторую легитимность. Однако при любой постановке и почти любой читке пьесы это наименование проходит мимо ушей слушателей и зрителей. Зачем нужны неисполняемые или даже неисполнимые ремарки в текстах пьес или песен (например, псалмов Давида)? Докладчица предполагает, что этот жанр – как заметки на полях (то есть маргиналии в первоначальном смысле слова): они тоже часто радикально меняют смысл сказанного в самом тексте – самим фактом комментирования этого текста.
Меерсон Ольга Анатольевна
профессор Джорджтаунского университета в городе Вашингтон
* * *
С.С. Рягузов
(Каргополь)
Особенности проповеднической деятельности северного духовенства в начале XX века
Чтение проповедей являлось одной из основных форм обязательной внебогослужебной деятельности православного духовенства. В проповеднической деятельности таились большие возможности для воздействия духовенства на все слои российского общества. В православии долгое время проповеди не отводилось особого внимания, но с середины XIX в. она начала носить уже регулярный характер. Тексты образцовых проповедей стали публиковаться. Появление на Севере в конце XIX в. епархиальной печати[1] расширило возможности проповеднической деятельности. Иногда проповеди духовенства или их фрагменты печатались в светской губернской печати[2]. Роль проповеди возросла в начале XX в., когда Российская империя вошла в полосу системного кризиса. Нарастающий отход православных от веры и церкви заставлял духовенство искать пути повышения эффективности своей проповеднической деятельности. Однако по поводу качества последней высказывалось много справедливой критики. Одно из главных замечаний заключалось в том, что далеко не все священники владели живым словом[3]. К тому же приходские священники нередко не желали заниматься этим видом деятельности[4].
За проповедями духовенства была установлена строгая цензура. В епархиях эту функцию осуществляли специальные проповеднические комитеты, миссионеры и благочинные. Было установлено правило: священников, прослуживших пять лет и не читавших общеобязательных проповедей, не представлять ни к какой награде[5]. Священникам такой излишний контроль не нравился. События 1905 г. дали клирикам возможность открыто выразить своё неприятие цензурного гнёта[6]. В 1906 г. вологодское духовенство на своём объединённом собрании признало желательным предоставить чтение проповедей добровольному желанию самих пастырей. Было принято решение образовать «Общество проповедников»[7]. Собрание духовенства в Петрозаводске от 28 октября 1910 г. также высказалось за создание проповеднического кружка[8].
По своей тематике проповеди можно разделить на четыре основные направления: религиозно-догматические, нравственно-мировоззренческие, миссионерские и социально-политические. Преобладало, естественно, первое направление. Большое место в проповедях занимала нравственно-мировоззренческая тематика. Северное духовенство видело главный недуг современности прежде всего в упадке нравственных начал. Требования быть законопослушными и смиренными, имели и социально-политическую подоплёку, устраивая власть. Миссионерские проповеди читались в основном миссионерами во время встреч со старообрядцами и сектантами. Их политическая, контрпропагандистская направленность очевидна. Приходские священники к данному виду проповеднической деятельности были не готовы и старались её избегать. С начала XX в. приобрели актуальность миссионерские проповеди уже среди православной паствы.
Социально-политическая направленность проповедей возросла в годы революции 1905-1907 гг. К этому направлению следует отнести прежде всего промонархические проповеди. Данная тематика проповедей формировала у православного населения подданнический тип политической культуры. Революционные события 1905-1907 гг. вызвали политизацию проповедей духовенства. Впервые зазвучали голоса о необходимости вмешательства духовенства в политическую жизнь[9]. В проповедях появилась антиреволюционная тема. Духовенство в своих выступлениях, посвящённых событиям наступившего «освободительного» движения, высказывало свою позицию по отношению к нему с евангельских позиций[10]. В декабре 1905 г. архангельская светская власть сочла необходимым опубликовать цикл проповедей священника К. Воробьёва. Священник призывал православных к смирению, терпению, прощению врагам[11]. В своих проповедях представители северного духовенства убедительно и аргументированно критиковали социалистическое учение[12]. В своей проповеди 5 октября 1911 г. в Благовещенском соборе города Каргополя викарий Варнава указывал прихожанам на то, что социалистическое учение является чужеродным, так как занесено было на русскую почву из Европы[13]. По мнению северного духовенства, быть одновременно социалистом и верующим нельзя, это всё равно, что служить одновременно и Богу, и сатане.
Проповедническая деятельность не у всех получалась одинаково успешной. Блистали в этой сфере прежде всего наиболее образованные представители церковной элиты и интеллигенции. Талантливыми проповедниками были выдающиеся церковно-общественные деятели начала XX в. – вологодский епископ Никон и ректор олонецкий духовной семинарии архимандрит Фаддей. Активную работу в этом направлении проводили преподаватели северных духовных учебных заведений, миссионеры, кафедральные протоиереи. Духовенство призывало к умиротворению разбушевавшихся страстей, напоминая, что следует прежде всего изменять себя, а не внешний мир. Такая позиция и в наше сложное время является актуальной. Деятельность духовенства по формированию политической культуры у православного населения Севера имела положительное значение.
При анализе проповеднической деятельности северного духовенства начала XX в. видно полное сходство процессов, идущих в обществе и в церкви. Активизация проповеднической деятельности, её политизация связаны с началом и ходом Первой русской революции. С её спадом содержание проповедей поправело. Архиереи начали требовать от священников пользоваться текстами проповедей, опубликованных в промонархических и антисемитских «Троицких листах»[14]. Очень сложным представляется вопрос о влиянии проповедей на паству. Часть приходского духовенства, и прежде всего сельского, не совсем разбиралась в сложных политических проблемах наступившего времени[15]. Во время потрясений 1917 г. духовенство почувствовало все отрицательные последствия своего неумения владеть живым словом[16]. Перегруженные обязанностями и поглощённые первоочередной заботой о куске хлеба приходские сельские священники с этой задачей не справлялись.
Проповедническая внебогослужебная деятельность православного духовенства не сумела достичь своей главной цели – стабилизировать политическую ситуацию в стране накануне грозных событий. Бюрократизация проповеднической работы заставляла клириков относиться к ней формально. Само духовенство в сложных условиях всеобъемлющего кризиса оказалось не на высоте положения. Долго готовившаяся долгожданная приходская реформа, имевшая как одну из целей восстановление единства духовенства и прихожан, провалилась. Накануне событий 1917 г. духовенство оказалось в растерянности и роль «пастырей» в образовавшемся вакууме заняли другие «проповедники».
Рягузов Сергей Сергеевич
кандидат исторических наук
преподаватель истории и обществознания
ГОУ СПО «Каргопольский педагогический колледж
* * *
Санами Такахаси
(Япония)
"Туризм в прошлое, или "преодоление религиозных пережитков": Атеизм и верующие во Владимирском крае, 1960-1980-хх гг."
Многими авторами в значительном количестве исследований отмечались потери и разрушения религиозной традиций, произошедшие за советский период, однако, в связи с современным религиозным положением в постсоветской России, можно утверждать, что отношение общества к религии в послевоенные годы изучено еще не достаточно. Особенно мало проанализированы образы церкви, верующих и священников, бытовавшие в обществе и реальное распространение атеистической пропаганды.
В послевоенные годы атеистическая пропаганда играла центральную роль в распространении материалистического мировоззрения, и, в отличие от 1920-30-х годов, явные репрессии в отношении церкви, духовенства и верующих больше не практиковались. Атеистическая пропаганда проводилась почти всеми средствами массовой информации, политическими и общественными институтами. Таким образом, атеизм должен был проникать до самого глухого местечка Советского союза.
Одновременно, большинство населения теряло интерес к религии и атеизму, т.к. начало считать эту сферу «профессиональной», которой занимаются специальные пропагандисты, агитаторы, учителя, доктора философских наук и другие просветители.
Проанализировав различные формы научного атеизма, Д.Э. Повелл (D.E. Powell) указывал, что ответственные структуры не имели общей позиции по проблеме отмирания религии. Существовало кардинальное несогласие по следующим основным вопросам: (1) Нужно ли партии активно заниматься преодолением религиозного мировоззрения и практик? (2) Какими преимущественно мерами (убеждение или принуждение) следовало вести атеистическую работу? (3) На какие религиозные личности и группы нужно было обращать свое внимание официальной власти? (4) Какое именно содержание должна была передавать атеистическая пропаганда?[17] Опираясь на опубликованные материалы, Повеллу удалось выявить некоторые разногласия по отмеченным позициям. Мы полагаем, что обращение к архивным материалам и современным воспоминаниям участников тех событий более конкретно показывают деятельность атеистов и верующих в тот период.
В данной работе мы рассматриваем разные уровни пропаганды научного атеизма на примере Владимирской области. Во Владимирской области сохраняется огромное количество православных церквей, поскольку Владимир является древней столицей Владимиро-Суздальского княжества. Религиозность верующих Русской Православной церкви Владимирской области имела серьезное значение для общественной жизни. Новая советская власть в этих условиях надеялась превратить типичный русский город и его население в идеальный советский город и народ путем атеистической пропаганды. Анализ следующих особенностях поясняет реальную фазу атеистической пропаганды во Владимирской области: (1) Владимиро-Суздальский музей-заповедник — один из первых туристических центров в СССР; (2) богатые памятники древнерусской истории и культуры; (3) подавляющее превосходство верующих Православной церкви среди населения[18].
Такахаси Санами (Sanami TAKAHASHI) – кандидат ист. наук
аспирантка Университета Хоккайдо
* * *
Д.В. Тормосов, Н.И. Тормосова
(Каргополь)
Водораздельный ландшафт как историко-географическая составляющая территории Каргополья
Период XI-XIV вв. в истории Русского Севера принято называть периодом «заселения и славянской колонизации северных окраин древнерусского государства». Письменных источников данного времени существует крайне мало. Археолог Н.А. Макаров рассматривает этот период, прежде всего, как устойчивый процесс взаимодействия различных этнических групп (финно-угорской, скандинавской и славянской) на обширной северной территории. Этот процесс мог существовать в то время только на историко-географическом каркасе с системой расселения постоянного характера и сетью транспортных магистралей того времени – водных путей. Важную роль здесь играл участок “Большого водораздела” через который проходит географическая граница Балтийского кристаллического щита и Русской платформы. Три основных Российских водораздела сходятся здесь в одной уникальной географической точке, условно называемой Атлека[19]. Земли, расположенные на этом участке – регионы Белозерье, Каргополье, Восточное Обонежье – можно назвать водораздельными регионами Русского Севера.
Водораздельные регионы имели в Древнерусское время особое значение. Пересечь водоразделы, несмотря на многочисленность “близкосходящихся” истоков рек и ручьев, можно было только в нескольких географически удобных для этого местах. Неслучайно, основных “волоков” транзитного характера с постоянными поселениями на Русском Севере было всего несколько. Из достоверно используемых в Древнерусское время, это волоки: Славенский, Ухтомский, Бадожский, Кенский, Емецкий, Мошинский (Схема 1). Именно здесь собрано большинство археологических находок, историко-этнографических материалов, раскрывающих особенности данной территории и ее различие с другими большей насыщенностью средневековыми древностями. Характеризуя данную картину, Макаров отмечает: «Эти различия, очевидно, указывают на разницу в самом характере заселенности севера и юга Поморья в XI-XII вв., отражая не только большую плотность населения на юге, но и его стабильность». К северу и северо-востоку от условной линии Кенский волок – Емецкий волок – Мошинский волок была другая картина: «…характер освоения этих территорий имел особые формы – они использовались главным образом, для временных сезонных промыслов, не предполагавших стабильного заселения» [Макаров].
Территория Каргополья – моренная равнина, вытянулась вдоль берегов Верхнего течения р. Онеги, озер Лаче и Воже. Она лежит на высоте, несколько превышающей 100 м. над уровнем моря. Гранитно-моренные водораздельные гряды в Каргополье образуют круг, кайму своеобразного “блюдца”. Находящиеся по окружности волоковые микрорегионы – “водно-транспортные двери” исторической территории Каргополья, являются важнейшими узлами формирования сети поселений раннего периода. В центре “блюдца” расположена “Каргопольская сушь” – огромное карстовое известняковое плато с богатыми ресурсами для развития земледелия, несмотря на отсутствие значительных водоемов. Замкнутый крупными водоразделами регион оказался своеобразным центром пересечения водных путей транзитного характера на Русском Севере до появления сети сухопутных дорог. Это сыграло свою роль в формировании статуса Каргополя как территориально-географического, административного, торгового и социокультурного центра всей этой территории.
С волоковых микрорегионов начала формироваться ранняя земледельческая сеть поселений Каргополья. В непосредственной близости от волоков на берегах крупных водоемов ранее, чем в других местах, сформировались важнейшие поселенческие узлы территории – сеть водораздельных приозерных поселений и погостов. Можно сделать предположение, что до появления сухопутных дорог они играли роль ранних центров организации пространства и постепенного формирования земледельческой системы расселения всего исторического региона по водным путям от транзитных волоков. Уже к XV в. водные пути и транзитные волоки не имели былого значения, постепенно уступая место сухопутным дорогам. Но сеть поселений на водораздельных территориях уже полностью сформировалась, в отличие от поселений Каргопольской суши (XVII в).
В ходе изучения традиционной системы сельских поселений Каргополья возникла потребность обозначить водораздельные территории, а также раскрыть понятие “водораздельный район” как территории, имеющей историко-географическую общность составляющих. Все это соответствует общей цели культурно-ландшафтного районирования, проблема которого возникла в ходе исследований. «В основе культурно-ландшафтного районирования лежит выявление наиболее устойчивых пространственно локализованных компонентов культурного ландшафта, определяющих его самые существенные черты» [Веденин].
Выделим в Каргополье водораздельные районы, охватывающие пространство крупных водоразделов с волоками транзитного характера. Три волока – Кенский, Емецкий и Мошинский являются достоверно существовавшими в Древнерусский исторический период. На четвертом, Ухотском? археологические исследования пока не проводились. Водораздельные районы Каргополья:
1. Кенозерский, Каргопольский озерный край – Кенозерье (Кенский волок) от р. Водла до р. Кена.
2. Пабережский, Средняя Онега – район кряжа Ветряной пояс и Бирючевских порогов (Емецкий волок) от р. Онеги до р. Емца.
3. Мошинский, южный район бассейна реки Моши (Мошинский волок) от р. Моша до р. Пуя.
4. Ухотский, юго-западный район бассейна озера Лаче (Ухотский волок) от р. Сойда до р. Ухта.
Ниже будет обрисована модель пространственной структуры водораздельного района на примере Кенозерья.
Главным естественным структурообразующим элементом Кенозерского водораздельного района является Беломоро-Балтийский водораздел. Вторым важным элементом является древний “водно-волоковой путь” – водный транспортный коридор, водораздельный и речно-озерный участок в створе «водного пути». Его состав: Онежское озеро – р. Водла – река Черева – Кенский волок – оз. Волоцкое – р. Волошева – р. Поча – оз. Кенозеро – р. Кена – р. Онега от устья Кены. Третьим элементом является крупный водоем, ближайший к транзитному волоку – озеро Кенозеро со значительным ресурсом земли для сельскохозяйственного использования. Менее значимыми элементами являются многочисленные верховья небольших рек и ручьев, малые озера в створе водораздела и другие озера с ресурсами сельхозугодий вне линии “водного пути”.
Главным искусственным структурообразующим элементом водораздельного района является историческое место Кенского волока с участками двух древних селищ на его концах. Вторым важным элементом являются сформировавшаяся главная дорога транзитного характера, изменившая или частично изменившая в ходе истории транспортное значение «водного пути» - Пудожский тракт линии Каргополь – Лядины – Лекшмозеро – Колодозеро – Пудож. Определенную роль как структурообразующие элементы ландшафта водораздельного района сыграли исторические места «волочков» местного значения по всей линии Беломоро-Балтийского водораздела Кенозерского района, что способствовало созданию «малой сети водных транспортных магистралей» в ходе исторического развития на «участках преодоления» водораздела.
Характерные составляющие водораздельного района – волости-сообщества и сакральные центры-пустыни.
– Кенозерская волость-сообщество на водном пути. Сеть многочисленных поселений на берегах озера Кенозеро в створе водного пути.
– Соседние волости-сообщества. Лекшмозерская, Порженская, Почозерская.
– Сакральные центры-п’устыни. Выделены как характерная историческая и культурная составляющая водораздельных районов. Факт нахождения сакральных центров-пустыней вблизи крупных водоразделов присутствует во всех упомянутых ранее водораздельных районах, что говорит о возможности изучения как особенности процесса сакрализации мест вблизи крупных водоразделов.
Другие упомянутые районы имеют схожую пространственную структуру и индивидуальные особенности, сформировавшие в ходе исторического развития особый “ландшафтный портрет” водораздельного района. Это, прежде всего – ярко выраженные компоненты локальной традиции в культурном наследии, сохранившиеся элементы реликтового культурного ландшафта. В Кенозерье, в отличие от других водораздельных районов, в настоящее время все это имеет наилучшую сохранность.
Схема 1
Тормосов Денис Владимирович, г. Каргополь
Тормосова Наталья Ильбрусовна, заведующая отделом
научно-экспозиционной работы Каргопольского государственного историко-архитектурного и художественного музея
Литература
Веденин Ю.А. Введение в проблему культурно-ландшафтного районирования // Культурный ландшафт как объект наследия. – М.-СПб., 2004. – С. 335.
Макаров Н.А., Колонизация северных окраин Древней Руси в XI-XIII веках. – М., 1997. – С. 47.
* * *
В.И. Щипин
(Москва)
Духовная связь окраины и центра: переписка крестьянина И.С. Карпова и симфонического дирижера С.З. Трубачева
В начале 90-х гг. прошлого века заметным событием стала публикация в журнале «Новый мир» воспоминаний крестьянина Ивана Степановича Карпова «По волнам житейского моря», которые двадцать лет хранились в Древлехранилище Пушкинского Дома в Петербурге и только в новой России ставшие достоянием гласности. В этих воспоминаниях Иван Степанович рассказал о своей жизни, полной драматических, а нередко и трагических событий.
И.С.Карпов родился 21 февраля 1888 года и прожил долгую жизнь, умерев 1 апреля 1986 года в возрасте 98 лет. Родился Иван Степанович в обычной крестьянской семье в деревне Звягинской Ляховской волости Сольвычегодского уезда Вологодской губернии.
Религиозная мать с ранних лет воспитывала сына в православии, в глубоком уважении к церкви. Когда ему исполнилось 14 лет, она по ранее данному обету отдала мальчика на год в Соловецкий монастырь, где тот стал певчим. Соловки определили всю дальнейшую жизнь юноши. Он был назначен псаломщиком одной из сельских церквей на Северной Двине, а после революции рукоположен в дьякона.
Именно тогда началось «хождение по мукам» Ивана Степановича. Лишенный избирательных прав, как служитель культа, он не мог дать своим детям полноценного образования. По той же причине ему оказывали в медицинской помощи, облагали непосильным налогом, не принимали в колхоз. В 1937 году как «враг народа» он попал в лагеря, где провел более полутора лет. Жизнь впроголодь, отправка детей нищенствовать, чтобы хоть как-то прокормиться, потеря двух сыновей на фронтах Великой Отечественной войны — через все прошел Иван Степанович, но сохранил светлую веру в Бога и веру в человека, доброту и справедливость.
Карпов был разносторонним человеком: он до самозабвения увлекался духовной музыкой, игрой на фисгармонии, пчеловодством и садоводством, резьбой по дереву . Резная шкатулка его работы экспонировалась в павильоне СССР на всемирной выставке в Японии в 1970 г.
Недавно удалось обнаружить переписку И.С. Карпова с симфоническим дирижером и церковным композитором Сергеем Зосимовичем Трубачевым, заведующим кафедрой оркестрового дирижирования Государстенного музыкально-педагогического института имени Гнесиных. Переписка Карпова и Трубачева велась в течение 17 лет и составила более 300 писем! Все они бережно хранятся у детей Сергея Зосимовича: сына — игумена Троице-Сергиевой лавры Андроника (Трубачева) и дочерей — Марии Сергеевны Трубачевой (научного сотрудника Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени академика И.Э. Грабаря), а также Ольги Сергеевны Никитиной (преподавателя фортепиано Школы искусств). Переписка была интенсивной: только в 1970 году Карпов написал 26 писем, Трубачев — 18. То есть Карпов писал по одному письму каждые две недели.
И.С.Карпов за фисгармонией
Сергей Зосимович Трубачев происходил из рода потомственных священнослужителей. Он родился 26 марта 1919 года в семье протоиерея Зосимы Васильевича Трубачева, расстрелянного в феврале 1938 года в Бутове и канонизированного Русской православной церковью в 2000 году.
В 1936 году Сергей Трубачев поступил в Музыкальное училище им. Гнесиных, но учеба была прервана призывом в армию и войной. Всю Великую Отечественную Сергей воевал в артиллерии, участвовал в освобождении Смоленска, Витебска, Минска, штурме Кенигсберга. Был награжден орденами и медалями.
В 1950 году с отличием окончил теоретический факультет ГМПИ им. Гнесиных, а в 1954 году, тоже с отличием, – оперно-симфоническое отделение Московской государственной консерватории.
Дирижерская деятельность С.3. Трубачева началась в Сергиевом Посаде. Он стал руководителем хора при местном оптико-механическом заводе. По окончании Консерватории – работа в Карелии. Сергей Зосимович был главным дирижером симфонического оркестра Карельского радио и телевидения, создал Петрозаводскую хоровую капеллу. В 1957 году был удостоен звания Заслуженного деятеля искусств КАССР.
С 1961 года С.3. Трубачев преподавал на кафедре оркестрового дирижирования в Институте им. Гнесиных, в 1967 году был назначен заведующим кафедрой. В 1973 году С.З. Трубачеву присвоено ученое звание доцента, в 1978-м он – и. о. профессора.
С 1980 года, когда С. 3. Трубачев, выйдя на пенсию, безвыездно поселился в Сергиевом Посаде, начался расцвет не только его духовной жизни, но и творчества. Здесь он установил самые тесные творческие связи с хорами Троице-Сергиевой Лавры и Московской Духовной Академии.
С.З. Трубачевым созданы многочисленные церковно-певческие произведения, сделаны гармонизации монастырских и древнерусских распевов, которые органически вошли в ткань богослужения. Творчество Сергея Зосимовича, наряду с произведениями признанных мастеров церковной музыки, заняло заслуженное место в репертуаре хоров Троице-Сергиевой Лавры, хоров Московской Духовной Академии и ее Регентской школы, Санкт-Петербургского подворья Валаамского монастыря, Свято-Данилова и Новоспасского монастырей Москвы.
С.З. Трубачев принимал большое участие в подготовке к изданию многих сочинений священника Павла Флоренского, своего тестя. Он посвятил его памяти несколько статей, написанных на основе изучения архивов отца Павла.
За два месяца до своей кончины, которая произошла 25 октября 1995 года, С.З. Трубачев был рукоположен в дьякона.
С.З. Трубачев
Знакомство И.С. Карпова и С.З. Трубачева произошло почти случайно во время поездки Сергея Зосимовича на Северную Двину, родину его отца, летом 1969 года. Тогда же и завязалась эта удивительная переписка.
Письма Карпова интересны сами по себе, но когда тут же можно прочитать ответы на них Трубачева, читатель становится свидетелем интереснейшего диалога двух собеседников, увлеченно обсуждающих вопросы и проблемы духовной и оперной музыки, книги классиков и современников, вопросы Трубачева об особенностях исполнения церковных песнопений в Соловецком монастыре и обстоятельные ответы Карпова об особенностях соловецкого распева, исполнения по крюкам и многое-многое другое. О письмах Ивана Степановича Сергей Зосимович писал: «Письмо Ваше и удивило меня, и обрадовало. Удивило ясностью мысли, свежестью памяти, своеобразием слога и твердостью почерка».
Именно С.З. Трубачев подтолкнул Карпова к написанию воспоминаний. В одном из писем он процитировал строки из книги Шаляпина о своей жизни: «Много горького и светлого в жизни человека, но искреннее воскресение — песня, истинное вознесение — песнопение». Иван Степанович нашел эту книгу в сельской библиотеке и, прочитав, тут же в письме от 14 июля 1970 года ответил: «Я питаю мысль описать всю свою жизнь, с детства несчастную, до невероятности трагическую, но по малограмотности сомневаюсь, чтобы удовлетворительно что-нибудь получилось. Придется описывать невероятно печальные факты и жизнь деревни 80 лет назад. И получилась бы непревзойденная история, охватывающая жизнь и события в течение 80 годов».
Трубачев высказал свои соображения на этот счет в письме от 18 июля1970 года: «В последнем письме Вы говорите о желании написать воспоминания о своей жизни. Если только найдутся у Вас силы ..., непременно возьмитесь за этот труд. ... Очень интересно видеть, как постепенно возникает и развивается личность. Интересны и факты окружающей нас жизни — из живых впечатлений создается неповторимо живая картина действительности, хотя бы и в очень ограниченном отрезке места и времени. ... Описать всю Вашу жизнь за 80 лет — труд непосильный. Пишите частями. Пишите только о том, чему лично Вы были свидетель и очевидец. Как интересно будет прочитать Ваши воспоминания да и не только мне... Убежден, что запись воспоминаний увлечет Вас, ведь в них — живая жизнь, о которой Вам есть, что сказать, но сказать надо правдиво и просто, так, как Вы думаете и переживаете. ». Так в 1970 году и родилась идея воспоминаний Карпова «По волнам житейского моря».
Огромное место в переписке занимает обсуждение музыки, как церковной так и светской. 7 ноября 1969 года Иван Степанович писал: «Музыка и пение — это моя страсть». Он играл на фисгармонии:«Хотя я не достиг совершенства, ... но, заучивая, пробегая десятки раз одно песнопение, играю для себя удовлетворительно». В репертуаре старика, жившего в маленькой деревне на Северной Двине, в убогом домике, были произведения Бортнянского, Ломакина, Веделя, Архангельского, Турчанинова, Соколова, Дегтярева и других известных композиторов. Только партитур концертов Дм.Бортнянского в его собрании насчитывалось 35! Сергей Зосимович направлял Карпову бандероли с граммофонными записями опер «Иван Сусанин», «Сказание о невидимом граде Китеже», «Борис Годунов», «Демон» и др. Особо оценил Иван Степанович подарок Трубачева — запись «Реквиема» Моцарта. В письме от 14 мая 1970 года он писал: «Мое восприятие выше и сладостнее музыки «Реквиема» Моцарта уже вместить не может». Сергей Зосимович отвечал: «Согласен с Вами, что в музыке самое прекрасное — это «Реквием» Моцарта». И.С. Карпов не оставался в долгу, он переписывал для С.З. Трубачева партитуры имевшихся у него музыкальных произведений. Тот писал в ответ: «От Вас ... на память у меня ... есть ноты, едва ли кому-либо из Ваших близких захотелось бы их иметь, а для меня хоровые партитуры — большая ценность».
Тяга к знаниям и чтение были второй страстью Карпова. С детства чтение стало неотъемлемой частью жизни Ивана Степановича. В Коряжме под Котласом удалось найти письмо пятнадцатилетнего Ивана своему другу, односельчанину и однофамильцу Афанасию Карпову, направленное из Соловецкого монастыря 15 декабря 1903 года. В нем он, в частности, пишет: «Если даст Бог, приеду, так выпишем «Сельский вестник», «Крестьянское хозяйство», «Русское чтение». Старайтесь и других увлекать и уговаривать выписывать газеты».
В переписке Карпова и Трубачева обсуждаются произведения Пушкина, оба с осуждением относятся к позиции Льва Толстого по отношению к религии. Иван Степанович сообщает, что в его личной библиотеке есть книга Джона Мильтона «Потерянный и возвращенный рай» с иллюстрациями Густава Доре, которую он с удовольствием перечитывает. Узнав, что Сергей Зосимович не читал книгу архимандрита Павла (Леднева) «Беседы со старообрядцами» И.С. Карпов заботливо переплел свой экземпляр и отправил в Москву.
Корреспонденты не обходили стороной и бытовую сторону свей жизни. Иван Степанович подробно рассказывал о своих заботах по уходу за пчелами, садом и огородом, в суровую зиму 1985-86 гг. рассказывал о двухметровых заносах вокруг дома, о том, как соседям приходится чуть ли не ежедневно откапывать их маленький домик от снега.
Для И.С. Карпова эта переписка стала духовно-нравственной отдушиной, своеобразным дневником, катализатором мысли и неким черновиком, подготовительным материалом для его воспоминаний. И тот, и другой, увидевшись только один раз в жизни, уже не мыслили себя без этих писем.
Переписка И.С. Карпова и С.З. Трубачева является ярким примером неразрывной духовной связи окраины и центра, продолжающей поддерживать культурное единство России. Несомненно взаимовлияние, взаимодействие и взаимообогащение двух глубоко религиозных людей, совершенно разных по воспитанию, образованию, образу жизни, возрасту, которых объединила общая страсть — любовь к духовной и классической музыке.
«Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии. Но нет, тогда б не мог
И мир существовать...»
Щипин Владимир Игоревич
полковник запаса, историк, внештатный сотрудник
ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом)
* * *
* *
*